Стою за правду и за армию

Скобелев Михаил Дмитриевич

– Дукмасов, – обратился ко мне Куропаткин, – потрудитесь остаться здесь и командуйте пока батареей. Я распоряжусь, чтобы прислали другого офицера.

«Вот тебе и раз! – подумал я. – Это выходит, во всех родах оружия приходится служить!» Пехотную службу я еще знал, но с артиллерийской, а тем более с этими скорострелками, я был знаком очень мало.

– Послушайте, братцы, – обратился я к солдатам-артиллеристам, когда Куропаткин ушел дальше, – вы меня поучите, как действовать из ваших орудий… Я ведь казак! Коня, пику, ружье и шашку хорошо знаю, а с этими трещотками никогда не имел дела.

– Да вы, ваше благородие, – отвечал, улыбаясь, бравый фейерверкер [202] ,–

не извольте беспокоиться! Только прикажите нам, когда стрелять, а мы все это сами хорошо знаем…

– Ну ладно, слушайте же команду!

Вылазка неприятельская действительно состоялась, хотя и очень нерешительная. Ночью турки вышли из своих траншей. Встреченные огнем наших солдат, они остановились и открыли беспорядочную, учащенную стрельбу – явный признак колебания, трусости. Вся линия наших траншей тоже осветилась огоньками, которые то в одиночку, то разом целыми сотнями вспыхивали в том или другом месте расположения наших войск. Мои скорострелки тоже затрещали, выбрасывая из своих тоненьких горлышек целые тысячи смертоносных кусочков свинца. Неприятель и не пытался даже более наступать. Он быстро отступил в свои траншеи и открыл оттуда частую пальбу, продолжавшуюся около часа.

202

Фейерверкер – воинское звание и должность в артиллерийских армейских частях.

На следующий день я сдал батарею какому-то прибывшему артиллерийскому офицеру и, вместе с другими лицами свиты Скобелева, направился в деревню Брестовец, чтобы проведать любимого контуженого начальника.

Скобелев помещался в довольно просторной болгарской хате и лежал на постели, когда мы вошли к нему. Он был бледен и видимо болен, хотя и совершенно спокоен. Несмотря на несомненные физические страдания, он старался казаться веселым, любезным и все время шутил с нами.

– Это все, господа, виноват черный полушубок! – говорил он, улыбаясь. – Не надень я его – наверное, ничего бы этого не было… Но, во всяком случае, все это пустяки! Скоро я снова явлюсь к вам в траншеи.

Его Высочество, узнав о контузии Скобелева, лично приехал навестить славного героя Зеленых гор. В то время, когда Главнокомандующий со своей свитой подъезжал к Брестовцу, турки открыли по этой группе всадников учащенный огонь. Николай Николаевич [203] совершенно спокойно и не торопясь сошел с коня и вошел в комнату Скобелева, у которого и оставался довольно долго. Пули между тем так и свистали возле того места, где стояла свита в ожидании выхода из избы Главнокомандующего. Несколько раз докладывали Его Высочеству об опасности положения, но он все продолжал свою беседу со Скобелевым.

203

То есть Великий князь Николай Николаевич Старший (1831–1891).

– Ведь скандал, господа, – волновались некоторые из лиц свиты, – если Главнокомандующего убьют вдруг! Мы отвечать будем за это перед Государем и историей!

Наконец Николай Николаевич любезно распростился со Скобелевым, пожелав ему скорее поправляться, и, усевшись на коня, благополучно вернулся, провожаемый турецкими пулями, в Богот.

В свите Главнокомандующего приезжал навещать Скобелева также отец его – почтенный, всеми уважаемый генерал-лейтенант

Дмитрий Иванович Скобелев 1-й. Со своей обычной добродушной улыбкой Михаил Дмитриевич рассказывал нам после, как он, воспользовавшись «размягчением родительского сердца», взял слово с «папаши», что последний непременно пришлет для всей его дивизии 10 000 полушубков.

– Ты запиши за мной, – сказал я ему. – А потом я тебе возвращу эти деньги… Конечно, и не подумаю! У него денег тьма-тьмущая, на что ему столько? Впрочем, он и не будет в претензии, если я не отдам ему их! У него только трудно выпросить! Вот, значит, господа, контузия не прошла без пользы!

Мы все, конечно, от души хохотали, слушая этот откровенный рассказ Скобелева о его остроумной и полезной хитрости. Действительно, через некоторое время полушубки были получены и розданы солдатам, к их великому удовольствию.

Жизнь на позициях, в траншеях продолжалась своим обычным чередом, несмотря на болезнь Скобелева, обязанность которого исполнял старший в чине после него генерал Гренквист. Он же вместе с тем был и комендантом воздвигнутого за траншеями редута, куда ежедневно назначались дежурить ординарцы Скобелева. Несмотря на свою контузию, Михаил Дмитриевич продолжал фактически распоряжаться делами: впереди деревни Брестовец он приказал поставить девятифунтовую батарею, позади, у ручья, расположить перевязочный пункт. Деревню занимал Углицкий полк, командир которого, полковник Панютин, устроил в деревне же офицерскую столовую, где можно было достать все необходимое по сравнительно очень дешевым ценам. Все продукты выписывались из Бухареста. Нельзя не помянуть за это добрым словом энергичного и заботливого Панютина, благодаря которому мы сохранили в наших карманах немало денег, перешедших бы, в противном случае, в руки алчных маркитантов.

Между тем здоровье Скобелева, благодаря его крепкой натуре, быстро поправлялось, и через неделю он уже снова сидел на своем боевом коне и объезжал позиции. Солдаты радостно приветствовали любимого полководца, к которому они так привыкли, который одним своим присутствием так ободрял их, который делил с ними в траншеях и горе, и радость, и все боевые невзгоды…

Популярность «белого генерала» с каждым днем все более и более увеличивалась не только в народе (как гласили газеты), но и среди войск действующей армии, особенно же окружавших Плевну. Солдаты часто, преимущественно по вечерам, когда фантазия особенно разыгрывается, рассказывали про него разные небылицы: что он заколдованный, что от него отскакивают пули и проч. Я не раз слышал это собственными ушами. Словом, вера в него росла с каждым днем.

В то время как весь блокирующей плевненский отряд безмолвствовал, у нас на Зеленых горах кипела беспрерывная жизнь, как должно понимать ее в боевом смысле. Контузия же Скобелева, как и всякое несчастье, еще более расположила к нему общественное мнение. И действительно, Скобелев не щадил себя и находился всегда в наиболее опасных и, следовательно, важных местах.-

– Что ж, братцы, слышал я часто рассуждения солдатиков, – ежели таперича он, сам янарал наш, идет прямо под пули, так нашему брату, простому мужику, и подавно жалеть себя нечего!..

На Зеленые горы к нам нередко приезжали офицеры с других позиций, а также румыны и из главной квартиры. Все живо интересовались ходом дела на нашем участке и, главное, личностью самого начальника. Приехал, между прочим, какой-то немецкий принц (не помню его имени) и убедительно просил Скобелева показать ему расположение укреплений на Зеленых горах. Скобелев изъявил на это полное согласие и подозвал меня.

– Вот этот принц, – сказал он мне тихо, – просит показать ему наши траншеи и редут. Поезжайте с ним и покажите ему хорошенько все… Я уверен, вы это сделаете так, что у них не явится более охоты осматривать…