Стою за правду и за армию
Шрифт:
– Ваше превосходительство! Полковник ранен, просят убедительно помощи. Никак невозможно держаться…
Генерал сильно нахмурился.
– Дукмасов! – обратился он вдруг ко мне, – поезжайте сейчас туда и узнайте подробно, что там делается!
– Слушаю, ваше превосходительство! – отвечал я и ударил плетью коня.
С величайшим трудом добрался до этого батальона. Я ехал прямо, кратчайшим, хотя зато самым опасным путем. Пули сотнями свистали возле меня, впивались в землю, визжали под самым ухом, но меня не цепляли. А тут еще эти постоянные обрывы, пропасти, эти ужасные подъемы и спуски. Предполагая, вероятно, во мне какого-нибудь начальника, турки направили в меня самый убийственный огонь…
– Что ж, вы сами видите, что у нас делается: с трех сторон мы окружены неприятелем, солдаты еле держатся, я ранен… Словом, то же, что я докладывал раньше! Пожалуйста, сообщите обо всем генералу и попросите его прислать хоть несколько рот!
Я повернул коня назад и, провожаемый таким же свинцовым дождем, благополучно добрался до Скобелева.
– Ну что, как там? – нетерпеливо обратился он ко мне.
– Плохо, ваше превосходительство, – отвечал я. – Ласковский легко ранен, солдаты сильно напуганы и видимо деморализованы. Батальон потерял много людей, несколько офицеров убито и ранено. Ободренные турки дерзко наседают с фронта и флангов!
– Черт знает что такое! – проговорил сердито, сквозь зубы, Михаил Дмитриевич. – Что, есть у нас хоть какое-нибудь подкрепление? – обратился он к стоявшему тут же Куропаткину.
– Ничего нет! – отвечал последний. – Собравшаяся рота двинута на левый фланг против показавшихся там турок… Теперь собирается рота казанцев, но не готова еще. Ужасно медленно и тяжело: поодиночке ведь спускаются!..
– Ну, в таком случае, – обратился Скобелев решительно ко мне, – ведите меня к авангарду!
Я поехал вперед. За мною следовали Скобелев, Куропаткин, Баранок и десять человек казаков. Проехав некоторое расстояние, мы очутились на довольно открытой местности и попали под сильный неприятельский огонь. Такая цель, как дюжина всадников, была, конечно, довольно заманчива… Один из казаков сразу же был подстрелен, нам грозила та же участь…
– Ваше превосходительство, нам лучше здесь спешиться, – обратился я к генералу, опасаясь за его жизнь.
– Что вы глупости говорите, поезжайте вперед скорей! – отвечал с раздражением генерал.
Наконец мы доехали до левого фланга позиции батальона. Солдаты лежали на гребне горы, за кустами и складками земли, и изредка стреляли в неприятеля. Они посмотрели на нас как-то испуганно, безучастно.
– Здорово, братцы! – крикнул Скобелев.
К удивлению, солдаты не отвечали на это приветствие любимого полководца… Учащенный свист неприятельских пуль над нашими головами был только ответом на эти слова. Скобелев несколько смутился, хотя не показал виду и, только сильнее пришпорив коня, въехал быстро в самую середину расположения батальона.
– Здорово, братцы! – крикнул генерал еще раз своим звучным, громким голосом, и вся воинственная фигура его на коне представляла собой в эту минуту какую-то особенную, торжественную позу.
– Здравия желаем, ваше превосходительство! – ответило несколько десятков голосов, но ответило как-то вяло, нерешительно, точно боясь этим криком своим навлечь на себя новое наступление врага.
– Охотники, ко мне! – крикнул снова Скобелев.
Человек 20 солдат (кажется, из 3-й роты) встали с земли и медленно подошли к генералу, переглядываясь между собой. А турки в это время особенно участили свой огонь по нашей группе.
– Дукмасов, – обратился снова генерал ко мне. – Возьмите вот этих людей – и отбросьте во что бы то ни стало левый фланг неприятеля… Я вас прошу это сделать непременно.
Турки, как мною упомянуто было, охватили расположение нашего батальона с трех сторон (в виде подковы) и
Получив категорическое приказание от генерала, я слез с коня и со своей маленькой командой охотников двинулся в горы, решив незаметно подкрасться к левому флангу неприятеля и в то же время обойти его.
– Смотрите, молодцы, дружнее напирайте на басурман, да метче стреляйте! Хоть вас и 20 человек только, но я буду называть вас ротой… Мне не в первый раз эту сволочь выгонять… Главное, храбрее! – ободрял я по дороге своих солдатиков, которые видимо уже подбодрились и даже с шуточками и остротами пробирались, сильно нагнувшись, через густой кустарник. Подкравшись незаметно на близкое расстояние к левому флангу неприятеля, загнутому вперед, мы открыли внезапно сильный и частый огонь и двинулись вперед с таким ужасным криком «ура», что турки, не видя вследствие кустов наших сил и предполагая, что против них здесь действует более или менее значительная часть, стремглав бросились удирать вниз, в долину. «Ура, ура!..» – орали мы и, как угорелые, гнались вдогонку за ошеломленным врагом… Воспользовавшись тем эффектом, который произвел мой неожиданный обход, и распаленный успехом, я решился ударить во фланг расположения всего неприятельского отряда, хотя этого мне и не было приказано. Не давая им опомниться и поддерживая на бегу частый огонь, мы с криком «ура» начали быстро теснить врага по всему фронту, двигаясь, таким образом, впереди и параллельно расположения нашего батальона.
Неожиданность, кусты (скрывавшие силы моей слабой команды), бегство левого фланга неприятеля и, наконец, наша дерзость помогли нам и здесь. Я с радостью увидел, как красные фески одна за другою вскакивали с земли и из-за кустов и быстро катились вниз, в долину… А за этими одиночными трусами повалили уже целые кучки, десятки, сотни… Все это стремглав, перегоняя друг друга, в самом хаотическом беспорядке и, очевидно, в паническом страхе от нашего внезапного появления и флангового огня, бежало, летало и катилось вниз, в долину Тунджи, провожаемое дружными залпами моих обрадованных молодцов… Победа была за нами: турки поспешно оставили все свои позиции и в беспорядке бежали вниз к деревне Иметли. Я ни на шаг не отставал от них, не давал им опомниться и по пятам бежал за мелькавшими впереди фесками. Несколько человек по дороге мы докололи штыками. У одного легкораненого, который хотел выстрелить в меня из-за куста, я вырвал ружье и его же собственный штык всадил ему наполовину в живот… Тот ужасный, глубоко страдальческий взгляд, который он бросил на меня, расставаясь с жизнью и конвульсивно хватаясь руками за окровавленный штык, долго потом чудился мне и не давал по ночам покоя. Я бросил ружье и с шашкой в руках побежал дальше… И здесь мой клинок впервые отведал мусульманской крови!
Спустившись вниз за бежавшим неприятелем, мы (т. е. охотники) временно заняли деревню Иметли, но затем отошли несколько назад и расположились на возвышенности в углубленной дороге, к северу от деревни, провожая залпами отступавшего врага.
К юго-востоку от того места, где расположился я с охотниками, и в расстоянии около полуверсты находился небольшой лесок, где, вероятно, поместилось турецкое начальство и откуда постоянно скакали к войскам гонцы. Не успели мы сделать несколько залпов, как увидели выехавшего из этого леска всадника (оказавшегося потом офицером), скакавшего на красивом гнедом коне по направлению к деревне Иметли, к отступавшему неприятелю. Так как путь его лежал мимо нас, то мне сильно захотелось не допустить его до места назначения.