Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)

фон Гёте Иоганн Вольфганг

Гомункул [150]

(внутри колбы, обращаясь к Вагнеру)

А, папенька! Я зажил не шутя. Прижми нежней к груди свое дитя! Но – бережно, чтоб не разбилась склянка. Вот неизбежная вещей изнанка: Природному вселенная тесна, Искусственному ж замкнутость нужна.

(Обращаясь к Мефистофелю.)

150

Гомункул – человекоподобное существо, якобы искусственно создаваемое в лаборатории алхимика. Слово это буквально означает: человечек.

Возможность создания такого существа утверждалась алхимиками в ряде трактатов, из которых Гёте были хорошо известны трактаты Преториуса и Феофраста Парацельса. // Образ Гомункула – один из наиболее туманных и трудно поддающихся истолкованию образов второй части «Фауста». В беседе с Эккерманом Гёте говорит о Гомункуле: «Вы заметите, что Мефистофель оказывается в невыгодном положении по сравнению с Гомункулом, который не уступает ему в ясности взглядов, но далеко превосходит его стремлением к красоте и плодотворной деятельности». Однако это замечание не касается существа измышленного поэтом аллегорического образа. // Что Гёте, создавая образ Гомункула, имел в виду также и абстрактность, нежизненность немецкого идеализма (Канта, Фихте и Шеллинга), не подлежит сомнению. Роль Гомункула, по мысли Гёте, должна исполняться чревовещателем. // Гомункул, как мы полагаем, не мелькнувшая на мгновение маска из «Сна в Вальпургиеву ночь», равно как и не носитель какой-либо космической силы из «Классической Вальпургиевой ночи». У него своя судьба, почти трагическая, во всяком случае увенчанная нежданной гибелью. В его судьбе – прямой антитезе фаустовской судьбы – и надо, как думается, искать разгадку этого образа. Если Фауст, обусловленный и ограниченный своей собственной телесной и социально-исторической природой, томится по безусловному, по бытию, не связанному законами пространства и времени, то Гомункул – порождение абстрактной мысли, все постигающий, для которого нет ни оков, ни граней, – томится по плоти, по обусловленности, по жизни, по конкретности. // Гомункул знает то, что еще неясно Фаусту в данной фазе его развития. Ему открыто, что и чисто умственное, чисто духовное начало, как раз в силу своей «абсолютности», то есть необусловленности, несвязанности с законами жизни, способно лишь на ущербное бытие, далекое от искомого Фаустом совершенства. Гибель Гомункула звучит как предупреждение Фаусту в час, когда тот мнит себя у цели своих стремлений к «абсолютному», к вечной красоте, воплощенной в образе Елены.

А, кум-хитрец! Ты в нужную минуту Сюда явился к моему дебюту, Меня с тобой счастливый случай свел: Пока я есть, я должен делать что-то, И руки чешутся начать работу. Ты б дельное занятье мне нашел.

Вагнер

Одно лишь слово. Дай мне ключ к проблеме. Теснят меня вопросами все время. Вот в чем я, например, не разберусь: Душа и тело слиты нераздельно, Так отчего же тесный их союз Не оградил их от вражды смертельной?

Мефистофель

Нет! Слушай, лучше назови причину, Зачем не ладит с женщиной мужчина? Ты этого вовек не объяснишь. Но вот работа для тебя, малыш.

Гомункул

Какая?

Мефистофель

(указывая на боковую дверь)

Вот где докажи делами, Какой талант тебе особый дан.

Вагнер

(все время глядя на колбу)

Нет, право, ты прелестный мальчуган!

Отворяется боковая дверь, за которою виден лежащий Фауст.

Гомункул

(удивленно)

Значительно!

Колба выскальзывает из рук Вагнера и, летая над Фаустом, освещает его.

Он бредит чудесами. Рой женщин раздевается в тени Густых деревьев у лесного пруда. Красавицы на редкость все они, Одна же краше всех, и это чудо, Из

героинь или богинь, ногой Болтает ясность влаги ледяной. Вода ее прохладой обнимает, Живое пламя стана остывает. Однако чьи бушующие крылья Зеркальность водной глади возмутили? Бегут в испуге девушки. Одна Царица плеском не устрашена И видит с женским удовлетвореньем, Царь-лебедь нежно льнет к ее коленям. Он робок, но становится смелей И все настойчивее жмется к ней. Как вдруг туман окутывает дымом Прелестный берег и навес ветвей Над происшествием непостижимым.

Мефистофель

Откуда взял ты это, фантазер? Так мал еще и так уже остер! Не вижу ничего.

Гомункул

Ты – северянин, И ты родился в средние века. Твой мир попов и рыцарей – туманен, Его окутывают облака. Как хочешь ты свободен быть и зорок, Когда тебе привычный сумрак дорог?

(Осматриваясь.)

Ужасно в вашем каменном мешке. В загоне ум, и чувство в тупике. Проснется спящий, и в одно мгновенье С тоски умрет у вас по пробужденье. Лес, лебеди, красавиц нагота — Вот сон его, и вот его мечта. Как примирится он с таким жилищем? Уживчив я, но лучшего поищем. Умчим его.

Мефистофель

Хорошее решенье.

Гомункул

Пошли приказом воина в сраженье, А девушку в веселый хоровод. И дело вмиг у них на лад пойдет. Так и у нас. Я дело приурочу К классической Вальпургиевой ночи. Она сегодня. Вот и найден путь Похитить спящего и окунуть Его в родной стихии средоточье.

Мефистофель

Я слышу в первый раз об этом всем.

Гомункул

Вполне понятно. Что за удивленье? Вам ведом романтический фантом. Но чтоб считаться истинною тенью, Ей надо быть классической притом.

Мефистофель

Куда же предстоит нам перелет? Меня к собратьям древним не влечет.

Гомункул

Северо-запад – край обетованный Твоих всех порываний, Сатана. У нас на этот раз иные планы, Юго-восток – вот наша сторона. Там по равнине, обтекая скалы, Течет средь рощ извилистый Пеней, А выше – горы и следы камней Старинного и нового Фарсала.

Мефистофель

Оставь! Ни слова о веках борьбы! Противны мне тираны и рабы. Чуть жизнь переиначат по-другому, Как снова начинают спор знакомый! И никому не видно, что людей Морочит тайно демон Асмодей. [151] Как будто бредят все освобожденьем, А вечный спор их, говоря точней, — Порабощенья спор с порабощеньем.

Гомункул

151

Асмодей – демон, разрушитель браков.