Страх и его слуга
Шрифт:
— Я думаю, мы должны оказать сопротивление, — сказал Шметау.
— Кому мы должны оказывать сопротивление? — заносчиво спросил барон.
— Вампирам! — выкрикнул Шметау.
— И я за это, — присоединился фон Хаусбург.
— И я, — сказала я. — Но как?
— Сербы знают. Они постоянно имеют дело с вампирами. Сейчас я приведу своего слугу, он серб, он нам расскажет.
Фон Хаусбург отправился за своим слугой. Должно быть, он не сразу нашел Новака, и мы некоторое время оставались в неизвестности. Все молчали, я предполагаю, что всем нам было нечего сказать.
Когда
Что он сказал? Да вы же знаете, что он сказал. Сказал все то, что после и происходило. Нужно найти могилу вампира, днем. Для этого нужен вороной, как ночь, конь, без единого пятнышка. Потом выкопать вампира, окропить его святой водой и проткнуть ему сердце колом из боярышника. При этом необходимо следить, чтобы у него изо рта не вылетел мотылек. Если следовать этим правилам, вампира мы уничтожим.
Но знаете, в тот момент я как-то не верила в то, что наши враги это вампиры. Я надеялась, что за смерть Радецкого отвечает какая-то другая сила, сила этого мира. Поэтому я рада была услышать, что мы постараемся откопать этого якобы вампира. Если мы найдем в могиле не сохранившееся тело, а только кости, это станет доказательством того, что вампиров нет и что Радецкого убили хитроумные враги Вены или моего мужа.
Мы все без рассуждений согласились, что поступим так, как и должно.
Не знаю, почему именно тогда фон Хаусбург подошел ко мне и шепнул:
— Граф Шметау только говорит. Правда? Он никогда ничего не делает, только болтает, не так ли?
— У меня тоже сложилось такое впечатление, — ответила я ему искренне.
— Это меня беспокоит.
— Почему?!
— Я больше всего боюсь людей, которые ничего не делают, а просто болтают. Те, которые молчат, обычно ничего и не думают, а вот те, что думают, рассуждают и ничего не делают, те, когда начнут действовать, способны на все. Как вы считаете, до каких безумств и глупостей могут дойти люди, которые часами и днями ничего не делают, а только думают? Остерегайтесь графа Шметау, дорогая герцогиня. Я ваш друг, и хотел бы вам помочь. Во всем, что вам нужно.
Мне не понравилось, как он выговорил это «что вам нужно», но я ничего не сказала.
После всего, что было, я никак не мог заснуть. Хотелось курить. Я вышел наружу не таясь, мне было все безразлично. Ведь всё, должно быть, уже произошло. По какой-то причине я не хотел оставаться вблизи хижины и отошел в сторону, но, на всякий случай, в направлении, противоположном мельнице.
Я прошел, может быть, несколько десятков шагов, если не ошибаюсь, в сторону города и остановился на лужайке. Небо было облачным,
Я набил и раскурил трубку. Затянувшись всего несколько раз, услышал вдруг шорохи и потрескивание веток под чьими-то шагами. Так как я стоял на лужайке, незнакомец меня наверняка уже увидел, и прятаться не имело смысла. Поэтому я решил сделать вид, что ничего не заметил. Стоял и курил, с виду хладнокровный, как покойник, на самом деле — полыхающий, как костер.
Неожиданно звуки прекратились. Значит, этот кто-то остановился и примеряется. Выжидает.
Ждал и я. Ну зачем я только вышел покурить? Потом снова послышались шорохи. И снова прекратились.
— Эй! — шепотом произнес незнакомец.
— Эй! — дружелюбно ответил я.
— Хозяин, это я, Новак.
Вот болван! Как же он меня напугал!
— Что тебе нужно?
— Ничего, я вышел покурить и пройтись. Не могу заснуть.
Он подошел ко мне и продолжил приглушенным голосом:
— Я еле узнал вас. Думал, что это вампир.
— Сейчас покажу тебе вампира! — замахнулся я на него.
— Не надо, хозяин. Вот, смотрите, у меня для вас кое-что есть.
— Что?
— Немного гашиша. Обменял у гайдуков на вирджинский табак.
— Вот как? Откуда у них гашиш?
— От гайдуков из Турции.
— Ладно, давай сюда.
Мы отошли в сторону и уселись на брошенное старое колесо под большим дубом. Закурили гашиш. Курили долго, молча. Небо продолжало месить тесто, никудышная лепешка для меня, любителя поговорить, десятистопными строфами прокричать. И пропахать борозду по своду неба, прочерченную рукой собеседников, которых не соединить.
— Голуби, — сказал Новак, которого уже повело.
А я — все никак. Какие голуби? Святой дух? Здесь?
— Голуби, вон, я видел, — повторил мой слуга, окутанный дымом.
— Да какие такие голуби?
— Скандаруны. Вот какие. Скан-да-руны.
— Скан-да-руны, — повторил я по слогам, но не метрически. Метра пока нет, все еще аршины.
— В Искандеруне скандарун. Скандарун в Искандеруне.
— Как? Как это так легко шиворот навыворот.
— Рёва-корова.
Я залепил ему пощечину:
— Давай.
— Нет. Я мал да удал.
— Удал да не дал. Сосредоточься в среду, хотя сегодня утро, пятница. Может, и четверг. Что такое скандарун?
— Голубь.
— Ага. Ясно, голубь… А не был ли и ты переодетым, а? На маскараде? А?
— На маскараде все переодеты. Вот.
— Дело слуги — прислуживать. А не переодеваться.
— Ладно. Сейчас, только посплю чуток.
На небе ничего. Облака, везде. Луна там, где есть, а Утреннюю звезду я сам ухвачу. Те, двое, знают. Знают, а я не знаю. И их нет, чтобы спеть мне. Тихо, прекрасно, на ухо, на дубе.
— Просыпайся! Просыпайся! Ну же!
Тяжеленная, обкуренная скотина. Сейчас я его ногами помассирую. Это полезно для здоровья, даже лучше, чем японский массаж шиацу среди цветущих вишен у подножья Фудзиямы и так далее.