Страхи мудреца. Книга 1
Шрифт:
— Ой, фу! — Фела вручила мне книгу. — Ладно, держи.
Я бросился к столу и с хрустом раскрыл том.
— Там наверняка страницы вырваны или еще что-нибудь, — вполголоса сказал Симмон Вилу. — Не может быть, чтобы все закончилось так просто. Непременно окажется еще какая-нибудь палка в колесе, я знаю.
Я прекратил листать страницы, протер глаза и, сощурившись, снова уставился на строчки.
— Я так и знал! — сказал Сим, откинувшись назад вместе со стулом и прикрывая ладонями усталые глаза. — Дайте я угадаю.
Фела шагнула ко мне и заглянула через плечо.
— Ох, нет! — скорбно воскликнула она. — А я так обрадовалась, что даже не посмотрела…
Она обвела нас взглядом.
— Кто-нибудь из вас понимает на древневинтийском?
— Я понимаю всю эту тарабарщину, что у вас зовется «атуранским», — кисло ответил Вилем. — Так что я себя считаю достаточно многоязычным.
— Так, чуть-чуть, — сказал я. — Может, пару десятков слов знаю…
— Ну, я понимаю, — сказал Сим.
— Что, правда? — во мне снова пробудилась надежда. — Когда это ты успел его выучить?
Сим подвинулся ко мне вместе со стулом и заглянул в книгу.
— Я ходил на лекции по древневинтийской поэзии, когда первую четверть был э'лиром. И потом еще три четверти занимался ею у ректора.
— А я вот никогда не интересовался поэзией, — сказал я.
— Ну и зря, — с отсутствующим видом сказал Сим, переворачивая страницы. — Древневинтийская поэзия — мощная штука. Она похожа на раскаты грома.
— А какой там размер? — спросил я, поневоле заинтригованный.
— В размерах я не разбираюсь, — рассеянно ответил Симмон, водя пальцем по строчкам, — но звучит это примерно так:
Искали мы «Скривани», Суртово слово, Затерянное в дебрях, теряя надежду, Но вот обрела его бравая книжница, Рыская в хранении; разрумянясь восторженно, Принеслась, запыхавшись, пылая радостью, Свежестью спелой красы несказанной.— В таком вот духе, — отрешенно сказал Симмон, не отрывая взгляда от страницы.
Я увидел, как Фела обернулась и уставилась на Симмона так удивленно, словно никак не ожидала увидеть его здесь.
Или нет: как будто до сих пор он просто занимал место в пространстве рядом с ней, словно какой-нибудь предмет мебели. А тут, посмотрев на него, она восприняла его таким, какой он есть. Его рыжеватые волосы, линию подбородка, широкие плечи под рубашкой. Она не просто посмотрела на него — она его по-настоящему увидела.
И вот что я вам скажу. Все эти жуткие, изматывающие поиски в архивах — все это стоило пережить ради того единственного мгновения. Стоило проливать кровь, пережить страх смерти ради того, чтобы увидеть, как она влюбилась в него. Хотя бы чуть-чуть.
— А кто вам читал древневинтийскую поэзию? — спросил Вил. Фела моргнула и снова заглянула в книгу.
— Кукла, — сказал Сим. — Я его тогда первый раз и увидел.
— Кукла! — У Вила был такой вид, словно он вот-вот примется рвать на себе волосы. — Убей меня бог, что ж мы к нему-то не обратились? Если уж существует перевод этой книги на атуранский, он должен знать, где ее искать!
— Да я уж и сам сто раз об этом думал, — сказал Симмон. — Но он что-то плоховат последнее время. Толку от него будет мало.
— А потом, Кукла знает, что она в списке запрещенных книг, — добавила Фела. — Вряд ли он бы вам отдал нечто подобное.
— Слушайте, я так понимаю, этого Куклу знают все, кроме меня? — спросил я.
— Ну, хранисты знают, — ответил Вил.
— По-моему, большую часть я разобрать сумею, — сказал Симмон, оборачиваясь ко мне. — А чертеж тебе понятен? Потому что для меня это темный лес.
— Ну, вот это руны, — показал я. — Это все ясно как день. Это — металлургические обозначения.
Я пригляделся внимательней.
— А остальное… Даже и не знаю. Может, сокращения? Ладно, авось разберемся по ходу дела.
Я улыбнулся и обернулся к Феле.
— Поздравляю! Ты действительно лучший хранист на свете.
У меня ушло два дня на то, чтобы с помощью Симмона расшифровать чертежи из «Скривани». Точнее, один день ушел на то, чтобы их расшифровать, а еще один — на то, чтобы все проверить и перепроверить.
Поняв, что к чему, я затеял с Амброзом странную игру в кошки-мышки. Потому что во время работы над сигалдри грэма мне нужна была полная сосредоточенность. А это означало — убрать защиту от атак. Поэтому работать над грэмом я мог лишь тогда, когда был уверен, что Амброз занят чем-то другим.
Грэм был чрезвычайно тонкой работой: мелкая гравировка без права на ошибку. И то, что я был вынужден работать урывками, дела отнюдь не упрощало. Полчаса, пока Амброз пьет кофе с дамой в уличном кафе. Сорок минут, пока он сидит на лекции по логике символов. Целых полтора часа, пока он дежурит в архивах…
А когда я не мог работать над грэмом, я трудился над своим официальным проектом. В определенном смысле мне повезло, что Килвин поручил мне изготовить что-нибудь достойное ре'лара. Это давало мне возможность сколько угодно торчать в артной, не вызывая ничьих подозрений.