Страхи мудреца. Книга 2
Шрифт:
Я как раз заканчивал возиться с подковой, когда краем глаза увидел движение. Из-за фургона выглядывала Крин. Видимо, я разбудил ее звоном молотка по наковальне.
— О господи! — она ошеломленно зажала рот и сделала пару шагов в мою сторону. — Ты их убил.
— Да, — коротко ответил я. Мой голос звучал как мертвый.
Крин окинула взглядом мое тело и уставилась на порванную, окровавленную рубаху.
— Ты… — голос у нее пресекся, она сглотнула. — Ты в порядке?
Я молча кивнул. Когда я наконец набрался
Я осмотрел подкову, потом мокрым кожаным ремнем туго привязал ее к концу длинной и прямой ветки. Снял с костра котелок с кашей и сунул подкову в угли.
Крин, похоже, отчасти оправилась от шока и медленно подошла поближе, рассматривая ряд трупов по ту сторону костра. Я ничего с ними делать не стал, только выложил рядком. Зрелище было неаппетитное. Тела были в крови, зияли раны. Крин смотрела так, будто боялась, что они вот-вот снова встанут.
— Что ты делаешь? — спросила она наконец.
В ответ я вынул раскалившуюся подкову из углей костра и поднес к ближайшему трупу. То был Тим. Я прижал раскаленное железо к тыльной стороне оставшейся кисти. Кожа зашипела, задымилась, прилипла к металлу. Секунду спустя я отвел подкову, оставив на бледной коже черный ожог. Разорванный круг. Я отошел к костру и снова принялся калить подкову.
Крин застыла как вкопанная, слишком ошеломленная, чтобы как-то реагировать. Хотя, наверно, в такой ситуации и нельзя нормально реагировать. Но она не завизжала и не пустилась бежать, как я ожидал, только посмотрела на разорванный круг и снова спросила:
— Что ты делаешь?
Когда я наконец заговорил, мой голос казался чужим мне самому.
— Все эдема руэ — одна семья, — объяснил я. — Единый круг. Неважно, что некоторые из нас не знакомы друг с другом, все равно мы все семья, все мы близкие. Иначе нам нельзя, мы ведь чужие везде, куда ни приходим. Мы рассеяны по свету, люди нас ненавидят.
У нас есть свои законы. Правила, по которым мы живем. Когда один из нас делает нечто непростительное и непоправимое, если он подвергает опасности честь эдема руэ, его убивают и клеймят разорванным кругом, чтобы показать, что он больше не один из нас. Это бывает редко. Редко возникает нужда.
Я вынул железо из огня и подошел к следующему трупу. Отто. Я прижал подкову к его запястью, вслушиваясь в шипение.
— Это были не эдема руэ. Но они притворялись нами. Они делали такое, чего ни один эдема бы не сделал, и я забочусь о том, чтобы мир знал: они не из нашей семьи. Руэ не делают того, что творили эти люди.
— А как же фургоны? — возразила она. — Как же инструменты?
— Это были не эдема
Крин посмотрела на трупы, потом снова на меня.
— Так ты их убил за то, что они притворялись эдема руэ?
— За то, что они притворялись руэ? Нет.
Я снова положил железо в костер.
— Вот за то, что перебили труппу руэ и украли их фургоны, — да. За то, что они сделали с вами, — да.
— Но если это не руэ… — Крин взглянула на ярко раскрашенные фургоны. — То кто?
— Самому любопытно, — сказал я. Я снова вытащил из огня разорванный круг, подошел к Аллегу и вдавил железо в его кисть.
Фальшивый актер дернулся, взвыл и очнулся.
— Он не мертвый! — взвизгнула Крин.
Я уже успел осмотреть его рану.
— Мертвый, мертвый, — холодно сказал я. — Просто пока еще шевелится.
Я обернулся и посмотрел ему в глаза.
— Ну, Аллег? Как же вам удалось раздобыть два фургона эдема руэ?
— Эдемский ублюдок! — выругался он невнятно, но вызывающе.
— Так и есть, — ответил я. — А вот вы — не руэ. Так как же вы узнали знаки и обычаи моей семьи?
— Как ты догадался? — спросил он. — Мы же знали нужные слова и как руки пожимать. И про воду и вино, и про песни перед ужином. Откуда ты узнал?
— Так вы думали, будто сумеете одурачить меня? — сказал я, чувствуя, как гнев свернулся во мне тугой пружиной. — Это же моя семья! Неужто бы я не догадался? Руэ не делают того, что сделали вы! Руэ не воруют, не похищают девушек.
Аллег тряхнул головой и насмешливо осклабился.
— Как же, все знают, что вы это делаете!
Я взорвался.
— Все думают, будто они это знают! Все путают слухи с правдой! Руэ такого не делают!
Я яростно взмахнул руками.
— Люди верят в это только из-за таких, как вы!
Мой гнев разгорался все жарче, я обнаружил, что ору.
— А теперь ты расскажешь мне то, что я хочу знать, или Боженька расплачется, услышав, что я с тобой сделал!
Аллег побледнел, ему пришлось сглотнуть, прежде чем он сумел заговорить:
— Там были старик с женой и еще пара актеров. Я полгода путешествовал с ними охранником. И наконец они приняли меня к себе…
Он выдохся и слегка охнул, пытаясь перевести дух.
Он сказал достаточно.
— Значит, ты их убил.
Аллег яростно затряс головой.
— Нет… на нас напали в дороге.
Он слабым жестом указал на остальные трупы.
— Нас застали врасплох. Прочих актеров перебили, а меня… я просто потерял сознание.
Я окинул взглядом ряд трупов и снова почувствовал вспышку ярости, хотя уже и так все знал. Никак иначе эти люди два фургона эдема руэ со всеми знаками раздобыть не могли.