Страна грез
Шрифт:
— Я думала только об отце, — произнесла Сейдж.
— Почему?
— Думала, что он как-нибудь узнает, что спасет меня.
— Родители не боги.
— Я знаю, — согласилась Сейдж. — Но я все равно так думала.
— Иногда родители ни хрена не могут сделать. Иногда они вредят больше, чем помогают.
— А иногда нет, — проговорила Сейдж.
Дэвид снова замолчал. Сейдж смотрела на его руки. Кровь сочилась сквозь повязку на левой руке. Сейдж никак не могла оторвать взгляд от его татуировок на правом предплечье. Они были очень красивыми, словно произведения
Сейдж провела большую часть своей жизни в небольшом городке и считала татуировки пугающими и вульгарными. Когда она видела девушку с татуировкой на плече или на лодыжке, даже если там были бабочка или роза, Сейдж думала о девушке с неприязнью. Но почему-то изображения на коже Дэвида вызывали у нее слезы. Сейдж совершенно не находила этому объяснений.
— Что ты делал там, — спросила она во второй раз, — в том развалившемся амбаре?
— Укладывался спать, — ответил Дэвид.
— Ты там живешь?
— Нет.
— Ты собирался переночевать там?
— Да. Для собак плохо все время сидеть взаперти в машине, — произнес он. — Это напоминает им о заточении на ферме.
Сейдж подняла голову. Она заметила, что две собаки поели и теперь лакали воду из мисок. Петал снова взяла свою игрушку и пошла вдоль по дороге, подыскивая подходящее местечко, чтобы облегчиться. Она не пошла далеко, но по пути постоянно оглядывалась на Дэвида. Облака совсем закрыли луну, и стало почти темно.
— Снег пойдет, — произнес Дэвид, посмотрев на небо.
— Еще только октябрь, — возразила Сейдж. — Или ноябрь. — И какое сегодня число? Она уже неделю в пути.
— Четвертое ноября, — проговорил Дэвид. — Очень часто зима начинается именно в эти дни.
— Дома, в Коннектикуте, совсем не так.
— Я думал, ты сказала, что твой дом в Вайоминге.
— И там и там, — ответила Сейдж. — Мама живет на востоке, отец на западе. — Сейдж поборола зевок. Было уже поздно, а она уже давно не спала нормально.
— Ты едешь к отцу?
Сейдж кивнула. Два ее котенка перестали пить. Они начали мурлыкать и тыкаться мордочками в носики детских бутылок. Сейдж вспомнила, как у нее была кукла-ребенок, когда она была еще маленькая, и она точно так же играла с бутылочкой своей куклы.
— Не могу дождаться, когда увижу его.
— Это хорошо, — произнес Дэвид. — А почему ты ушла из того дома, где живет твоя мать?
— Я не знаю. — Сейдж почувствовала, как ребенок внутри нее зашевелился, но ей было неловко признаться Дэвиду, что она беременна. Сейдж подумала о Бене. Она попыталась представить, как он кормит котят из бутылочки, но не сумела. Все, что она смогла увидеть, это то, как Бен идет по школьному коридору с рюкзаком и болтает с друзьями на футбольном поле.
— Это твоя машина? — спросила Сейдж.
— Это была машина моего дяди. У нее полный привод, она может проехать по грязи, по снегу, по любому бездорожью.
— Твой дядя тебе ее подарил?
— Он подарил ее моей матери, — ответил
Сейдж кивком головы показала свое согласие и зевнула. Они осмотрелись вокруг, но поблизости в полях не было ни одного строения, ничего, кроме сухих срезанных стеблей кукурузы. Два котенка заснули у нее на коленях, но остальные четверо резвились на поле. В сизом лунном свете три собаки обнюхивали окрестности, а Петал держала в зубах игрушку.
— Ты не боишься, что звери разбегутся? — спросила Сейдж. — И ты не сможешь их вернуть?
— Нет, — ответил Дэвид. — Они не разбегутся.
Сейдж смотрела, как он медленно поднялся и потянулся, навстречу небу. Дэвид был худым, с тонкой и длинной талией. Когда его рубашка вылезла из штанов, Сейдж заметила его ребра, выступающие наружу. Живот Дэвида тоже покрывали татуировки. Сейдж заметила темные фигуры, но не смогла разобрать, что это. Их вид как-то встревожил ее, но она поймала себя на том, что очень хочет рассмотреть татуировки поближе.
Дэвид открыл дверь машины и снова также протяжно свистнул. Этот звук напомнил Сейдж крик совы, охотящейся в лугах на Пампкин-Лэйн, и она ощутила внезапный приступ тоски по дому. Животные пришли, бросив все свои дела, и погрузились в машину, будто боялись, что она может уехать без них.
Сейдж попыталась встать, но ноги затекли. Ребенок внутри, казалось, потяжелел, и она наклонилась назад, а потом вперед, пытаясь раскачаться. Сейдж почувствовала на себе взгляд Дэвида, а потом услышала, как его ботинки заскрипели по песку, когда он обходил машину. Дэвид протянул ей руку, и, взявшись за нее, Сейдж поднялась.
— Спасибо.
— Не за что.
Когда они вместе забрались в машину, Сейдж просто на всякий случай сосчитала животных. Дэвид даже не оглянулся, они все были здесь. Сердце Сейдж гулко стучало. Рука Дэвида оказалась грубой и сухой, как дубленая кожа, и она вдруг неожиданно для себя вспомнила руки своего отца. Они были точно такие же, все в шрамах и мозолях от работы на ранчо: от поводьев, от лопаты и грабель, от лассо и колючей проволоки, от земли и камней. Руки мужчин с Запада были крепкими. Когда Сейдж была маленькой, она держалась за нежную, гладкую руку матери. Однажды Сейдж спросила у матери, почему руки мужчин грубые, а руки женщин нежные и гладкие.
— Ты сама узнаешь, когда повзрослеешь, — ответила тогда мать. — Может быть, ты удивишься, но некоторые девочки не хуже мальчиков могут быть ковбоями. И у девочек тоже могут быть грубые руки; нельзя узнать наверняка.
— Нельзя узнать наверняка, — произнесла Сейдж вслух.
— Что? — спросил Дэвид.
— О, ничего, — ответила Сейдж.
Дэвид кивнул и медленно тронулся по пустынной дороге в темноту. Луна скрылась, и с неба полетели первые снежинки. Неужели на горизонте показались горы? Или просто они направлялись навстречу низким кучевым облакам? Сейдж уютнее устроилась на сиденье, осматривая окрестности в поисках какого-нибудь строения, где они смогут переночевать.