Страна Лимония
Шрифт:
– Нет, товарищ старший полковник, не сплю. Где дожимать-то будете?
– Чебуречную "Пушкин" в центре знаешь? К одиннадцати подходи. Мы в углу сядем, где кот на цепи, а вы сядь к стойке поближе. Только не пялься на нас, боком сядь. Книгу, что ли, возьми какую, прикинешься, что читать умеешь. А, Серёгин?
– Чебуречная на Пушкинской завтра в одиннадцать. Понял, товарищ старший полковник.
– Давай, Серёгин, пока. Кстати, как вы там, со своей ссыкухой малолетней разобрался уже? Привел уже к порядку семейные-то обстоятельства?
– Почти привел.
– Старайся. Отбой, Серёгин. Не заработайся там, с документами-то. Руки-то чередуй.
– Спокойной ночи, товарищ старший полковник.
Звезда, что побольше,
Глава 7.
По Вогрэсовскому мосту шли анархисты.
Когда-то, при социализме, по мосту ходили трамваи, возили рабочих на электростанцию. При Медвепуте мост обветшал, трамвайные пути разобрали и оставили лишь проезд машин, а при большевиках прикрыли и автомобильную дорогу тоже, заодно с электростанцией. Поэтому граждане ходили через мост пешком. Конечно, и этого не разрешалось, мост был аварийным, и лимоновцы каждый год гадали, устоит ли он в половодье. Но мост пока держался. Оба конца его были перекрыты дощатыми заборами, но, вы же понимаете, нашему человеку забор – не помеха. Наш человек отломает доску и пройдет. В том его и сила.
Русский человек, как уже говорилось раньше, анархист по натуре.
Русские люди, в составе Санди, Ходжи Мурата, Чечена Итцы, Цыгана и Крысы шли на акцию. В честь праздничка. Ведь нет для настоящего анархиста ничего лучше, чем испортить кому-нибудь праздник.
– А что за праздник-то такой? – спросил у друзей Серёга.
Оказалось, День Триумфа – один из главных нацбольских праздников, отмечается несколько раз в году, по тридцать первым числам каждого подходящего месяца. Главнее этого праздника только сам День Нацбола, бывший Первомай. А есть еще День Рождения Лимонова, День Памяти Лимонова, День Бойца МЧС, День Солидарности и Новый Год.
Ну, Новый Год-то Серёга знал.
Праздники отличались от прочих дней только тем, что народ в эти дни не работал. А если и работал, то ему за это не платили. Праздник ведь. Поэтому, в стране Лимонии праздники и любили, и не очень. Считалось, что если тебе в праздник выпало работать, то просто не повезло. Сегодня не повезло, в следующий раз повезет. Кто-нибудь другой отработает, по жребию, а ты пойдешь законно выпивать или на огороде горбатиться.
Значит, утро было праздничное, светило солнышко, народу на улице, почитай, никого и не было, так как лавки и магазины в праздник тоже не работали, и раньше одиннадцати на улицу не было никакого смысла и носу казать, было тепло, и воздух крепко пах псиной. Потому, что химзавод ночью выпустил в воздух какую-то дрянь, как объяснила Крыса – пёрнул к праздничку.
Анархисты шли легко груженые: Ходжа нес электрический мегафон на ремне, Серёге доверили тащить пластиковую канистру с бензином, а Санди вышагивал, поглаживая в кармане секретное анархистское чудо-оружие – упаковку польских презервативов. С бензином по центральным улицам ходить не стоило, могли остановить и потребовать лицензию, поэтому к месту акции наши акционеры пробирались огородами и частным сектором – маленькими улочками мимо небольших, вполне сельского вида домиков. Этакий кусочек настоящей жизни среди плоского бетона жизни городской. Первой встреченной по дороге курице Серёга обрадовался, как родной. Да, в этих переулках – принадлежащих Вере Фигнер, Некрасову, Толстому, еще каким-то неизвестным богатеям – бродили курицы, погавкивали собаки, зрели яблоки в садах. Все было как от веку положено.
Крыса все время отставала, так как не пропускала ни одного гаража или трансформаторной будки, чтобы не накарябать на ней мелом что-нибудь анархистское, про смерть нацболам или про свободу народу.
Первую остановку сделали в парке Дурова, позади круглого
По дорожке парка, разъезженной трактором, шла какая-то женщина, несла сумку и через шею на ремне лоток. С домашним мороженым, – как объяснила Серёге Крыса, выходя из кустов и застегивая штаны. Крыса свистнула и махнула призывно рукой, женщина нехотя подошла. На малую толику Краснобаевских денег купили два больших, завернутых в промокшую газету куска – все, что у тетки оставалось. Мороженое оказалось хорошей штукой – молочное, пронизанное ледяными кристалликами, оно холодило горло, и от него сладко ныли зубы. Серёге понравилось. Сегодняшний денежный курс тоже оказался хорошим, праздничным. По словам мороженщицы – всего лишь три рубля за рубль.
Ждали Ёжика-в-тумане и Елисея, они должны были появиться с минуты на минуту и привести необходимое для акции транспортное средство – трофейный китайский электро-мотороллер. Пока же Санди объяснял план мероприятия.
В честь очередного Дня Триумфа и в преддверии Дня Первоклассника городское Управление Досуга открывало сегодня на площади перед Трибуналом городок детских аттракционов – всякие там качели-карусели, паровозики, надувные горки и прочую веселую белиберду. Открывало серьезно, с речами, речевками, оркестром и детским патриотическим хором. Причем, заявлен был даже приезд оператора телехроники. Вот в эту-то хронику и метил попасть Санди.
Для этого он собирался показательно сжечь карусель. Как самое крупное сооружение на площади. Как самое знаковое сооружение. Как символ режима. Карусель, оказывается, тоже была национально-патриотической, пропагандистской.
– Я, Ходжа и Чечен проникаем на крышу Трибунала и наполняем презики бензином. Ёжик и Крыса готовят колёса и прикрывают отход. Елисей и Цыган зажигают и кидают факел. Нет, сначала мы кидаем с крыши презики. Все смотрят наверх, мобилы смотрят наверх, телехроника смотрит наверх, и тут Цыган кидает факел. Нет, сначала я говорю приговор режиму. У кого мегафон? Дай сюда. Я приговариваю режим, Елисей кидает факел. Цыган тоже кидает, если Елисей не докинет. Где они, кстати? Факелы где?! Где эти факаные факелы?! Кто готовил?! Я вас, с-сука, товарищи, официально спрашиваю! Сейчас самих на факелы постругаю, вашу мать! Сказано вчера было – факелы, так должны обосраться, но факелы достать!
Все разбрелись по кустам, мастерить факелы из сучьев и всякого бумажно-тряпичного мусора. Санди остался успокаивать нервы мороженым.
Со стороны пустыря, из-за забора появился Ёжик-в-тумане, привел за рога облезлый мотороллер. На крыльях и переднем щитке из-под аляповатой хохломы проглядывали плохо закрашенные иероглифы.
– Переднее спускает немного, – объяснил Ёжик, пиная стершееся почти в хлам колесо. – Ниппель не держит. Но я подкачал. А так – машина зверь. Батарея только почти сдохла. Но потянет отлично, если с разгону.
– А где Елисей? – спросил Санди.
– Зассал, – зло ответил Ёжик и сплюнул.
Санди выругался – вся диспозиция рушилась из-за одного предателя. Зассавший Елисей должен был рулить и кидать, теперь рулить придется Чечену, Цыган полезет на крышу, Крыса и Ёжик будут толкать мотороллер для разгона и поджигать факелы, а кидать будет Цыган. Или нет, он же на крыше. Тогда кидать будет Крыса, а Цыган потащит на крышу канистру.
Серёга замялся, а Крыса вылезла вперед и заявила, что Цыган на крышу не ходок, потому что боится высоты и только всё испортит. Санди опять принялся бесполезно ругаться, и Крыса, почувствовав его слабину, мигом распределила все по-своему. Она сама будет рулить, Цыган будет кидать, Ёжик толкать, а все остальные – марш на крышу, потому что оркестр уже играет. И действительно, из за деревьев уже неслись трубные звуки и буханье барабана.