Страна Мудрецов
Шрифт:
Получил то, чего хотел. Лидка тоже живет неплохо.
Смотрится в зеркало сколько хочет, воспитывает королеву Дылду в своем духе, варит варенье, командует нами в нашем доме и недовольна лишь тем, что в Мудросельске грязные улицы… Мне пришлось хуже всех. Хотел пожить в свое удовольствие, а приходится каждый день выполнять разные обязанности, чего-то устраивать и что-то придумывать. Где же она, свобода? Прав, наверное. Главный мудрец, что от всех потребностей надо отказаться решительно и навсегда. Иначе свобода будет только видимостью, а в действительности ты будешь самым жалким рабом своих желаний.
Я налил себе еще чаю, пил его и кусал крендель.
– А где же десятый пункт государственных дел? – спросил я.
– Сидит перед тобой, – сказал Степан Кузьмич.
Я поднял глаза от кружки – и в изумлении закашлялся. Передо мной сидел житель в целой рубашке и с чистой шеей. Он улыбался. Лицо жителя было мне знакомо. Где же я его видел?..
– Зовут его Шнырь, – продолжил Степан Кузьмич, поправив подушку. – Увлекается подноготной жизнью. Так сказать, частный сыск.
Страна Мурлындия открылась мне с новой, неожиданной стороны.
– Какой, какой жизнью? – спросил я.
– Подноготной, – сказал Шнырь веселым голосом. И вообще он показался мне очень жизнерадостным. – Такой жизнью, которую стараются от чужих глаз упрятать подальше. На улице ее не увидишь, надо каждому чуть не под ноготь забираться.
– Зачем это надо? – спросил я.
– В Мурлындии все можно, – объяснял мне Шнырь. – Не исключено, что иной шкодливый житель задумает, например, королю Муру булавку в кресло засунуть. Для того чтобы разузнавать такие нехорошие намерения, я и существую в Мурлындии.
– Его еще никто не видел, даже король, – сказал Степан Кузьмич.
– Вспомнил! – закричал я. – Видел его король! Когда ехали вдоль канавы, король на вас упал с лошади. Точно?
– Точно, – признался Шнырь. – Кто же мог предположить, что Митька его кобыле под нос ежа сунет? В каждом деле бывают промашки, в моем тоже… Должен вам сообщить: Петька до того напился воды через нос, что лежит животом кверху, единого слова сказать не может. Жители потешаются и очень довольны. Можете поставить на Петьке крест – он уже не вашего поля ягода. И остерегайтесь Петьки. С точки зрения своей дремучей глупости жители считают его исключительно мудрым. Он рассказал жителям, что вы его вчера дураком назвали, и те ропщут.
– А больше ничего предосудительного не случилось в Мурлындии? – спросил Степан Кузьмич.
– Все спокойно, как в глубинах моря, – заверил Шнырь. – Жители развлекаются и никаких планов не вынашивают. Доктор Клизман новый стишок сочинил.
– Он стихи сочиняет? – удивился я.
– Еще как! По этой причине и в Мурлындии оказался. На втором курсе фельдшерского училища сочинил стишок, товарищи похвалили из вежливости, а доктор возомнил о себе, училище бросил и стал еще сочинять. Стихи получались такие, что лошади шарахались. Его даже в Союз писателей не приняли… Уговаривали, чтобы бросил сочинять, потом стали гнать из городов. Как услышат первый стишок, так и выводят с дворником за пределы городской черты, чтобы не портил эстетические вкусы граждан. Бродил доктор из города в город и попал, наконец, в Мурлындию. Здесь все можно.
– А вы не помните, какое
– Попробую вспомнить… – задумался Шнырь. – Ага, вот такое:
Шиворот-навыворот, выворот-нашиворот, поворот на заворот, заворот кишок.
У меня красивый рот, у тебя – шире ворот.
Сделай рот наоборот, скушай артишок!
– Совсем спятил доктор! – отплюнулся Степан Кузьмин.
– Непонятное стихотворение, – сказал я по возможности вежливо. – Это, наверное, абстракционизм называется?
– Это бездарность называется, – сказал Щнырь. – «Измы» здесь ни при чем… Ну, прощайте!
Он пропал совершенно внезапно. Только хлопнула створка окна. Степан Кузьмич снял с шей золотую медаль и протянул мне:
– Иди к королю, доложи, что принял дела. Наденет он на тебя медаль, и станешь ты Главным комендантом. И Петьки не бойся!
Король Мур играл сам с собой в шахматы.
– Странное дело, – сказал он. – Когда я сам с собой играю, то каждый раз выигрываю. А с тобой – никак. Ну, с чем пожаловал?
– Принял государственные дела, – сказал я.
– Погоди, погоди, любезный! – замахал руками король Мур. – Нельзя же так попросту. Пойду переоденусь в церемониальное шитье!
Вскоре он вернулся, принаряженный в прадедушкину мантию с меховым воротником. Король взял из моих рук медаль и уселся в кресло. Он сказал:
– Докладывай по всей форме.
Я доложил:
– Дела государственные Мурлындии, страны мудрецов, в количестве десяти пунктов принял!
Король Мур величаво поднялся с кресла и повесил мне на грудь комендантскую медаль. Поздравив меня, он сказал «уф!», скинул тяжелую мантию и предложил мне партию в шахматы.
Я поддавался как мог, но проиграть так и не удалось. После восьмой партии король расстроился, смешал фигуры и сказал, что на сегодня хватит. Я попрощался, поправил медаль на шее и ушел.
Около ограды дворца нервными шагами ходила Лидка. Я спросил, втайне радуясь, что она за меня волнуется:
– Зачем ты меня караулишь?
– Я не караулю, – сказала Лидка. – Я переживаю, а ты ничего не чувствуешь, носорог толстокожий! Что это у тебя за штучка на шее? Дай лучше я буду носить?
– Нельзя, Лидочка. Это комендантская медаль. Кто ее носит, тот считается самым мудрым человеком во всей Мурлындии. Даже бить его никто не имеет права!
– Значит, ты уже самый настоящий Главный комендант? – восхитилась неразумная Лидка. – Ой, как здорово! Знаешь, Миша, я начала было жалеть, что убежала в Мурлындию. Домой захотелось. А теперь не жалею. Очень у нас все интересно получается!
Я нахмурился, выслушав эти легкомысленные речи.
– Тебе интересно, а у меня забот полные карманы. Десять пунктов государственных дел. Понимаешь?
– Понимаю! – радостно сказала Лидка.
Ничего она не понимала…
Дома я снял с шеи медаль. Мы ее рассмотрели, потом Лидка унесла ценную вещь на свою половину, чтобы не потерялась. Мы седели у костра, попивали чай с вареньем, и я рассказывал Лидке про десять пунктов государственных дел.
Вдруг мы услышали крики, и показалась толпа жителей. Впереди шел Петька. Жители держали в руках дубины, и выражение лиц у них было самое угрожающее. Петька размазывал по щекам слезы и кричал: