Страна призраков
Шрифт:
– Так, – ответила Холлис, опуская сандвич.
– Зачем?
– Я журналистка, пишу о локативном искусстве. А Бобби, кажется, в самой гуще событий. Не успел исчезнуть – видишь, как все взбесились, забегали.
– Ты была в той группе, – объявила Сара. – Я помню... Там еще гитарист из Англии...
– «Кёфью», – подсказала Холлис.
– А теперь что же – пишешь?
– Понемножку. Вообще-то я в Лос-Анджелесе провела всего несколько недель, изучала вопрос. Потом Альберто Корралес свел меня с Бобби. А тот пропал.
– Ну, «пропал» – слишком драматично сказано, – возразила девушка, – особенно если знать моего братца. Отец называл это: «смылся». Как думаешь, Бобби захочет с тобой увидеться?
Холлис подумала.
– Нет. Он расстроился, когда Корралес меня привел к нему в студию в Лос-Анджелесе. По-моему, он будет против новой встречи.
– Ну, твои песни ему всегда нравились, – заметила Сара.
– Альберто мне тоже так говорил, – ответила журналистка. – Просто Бобби не жалует гостей.
– Тогда... – Девушка запнулась, перевела глаза с Холлис на Одиль, потом обратно. – Тогда я скажу, где он.
– А ты знаешь?
– Восточный район, бывшая обивочная фабрика. Когда Бобби в отлучке, там кое-кто живет, и я до сих пор иногда ее вижу: значит, место еще его. Сильно удивлюсь, если он приехал и не окажется там. Это за Кларк-драйв...
– Кларк?
– Я лучше дам адрес, – решила Сара.
Холлис достала ручку.
63
Выживание, уклонение, сопротивление, побег
Старик дочитал выпуск «Нью-Йорк таймс» и аккуратно сложил газету. Троица ехала в открытом джипе. Сквозь тусклую серую краску, нанесенную на багажник при помощи кисти, красными точками проступала ржавчина. Тито впервые видел перед собой Тихий океан. Доставив их сюда с континента, пилот поспешил улететь, но перед этим долго прощался со стариком наедине, и под конец они обменялись крепким рукопожатием.
На глазах у Тито самолетик «Сессна» превратился в маленькую точку на небе и скрылся из вида.
– Помню, как мы проверяли цэрэушную памятку ведения допросов, – промолвил старик. – Ее прислали в неофициальном порядке, хотели знать наше мнение. В первой главе излагались доводы, почему при добывании сведений нельзя применять пытки. Причем этические вопросы вообще не учитывались, речь шла лишь о качестве и полноте получаемого продукта, о нерасточительном отношении к потенциальным возможностям. – С этими словами он снял очки в стальной оправе. – Если ведущий допросы избегает любых проявлений враждебности, вы начинаете утрачивать чувство того, кто вы на самом деле. У жертвы наступает кризис личности, и тогда ей исподволь начинают внушать, кем она теперь может стать.
– А ты кого-нибудь сам допрашивал? – осведомился Гаррет, у ног которого стоял черный чемодан «Пеликан».
– Это дело интимное, – ответил старик. – Чрезвычайно личное. – Он вытянул перед собой ладонь, словно держа ее над невидимым пламенем. – Одна простая зажигалка заставит человека выболтать все, что, по его мнению, вы хотите узнать. – Рука опустилась. – И навсегда отобьет у него любое доверие к вам. К тому же мало что поможет жертве настолько же эффективно укрепиться в сознании собственных целей. – Старик постучал по сложенной газете. – Когда я впервые увидел, что они творят, то сразу понял: методики SERE [166] вывернули наизнанку. Фактически мы использовали техники, разработанные корейцами специально для подготовки заключенных к показательным судам, – добавил он и умолк.
166
SERE (англ. survival, evasion, resistance and escape) – военная программа США, обучающая методикам выживания, уклонения, сопротивления и побегам. Была разработана для обучения служащих ВВС во время войны с Кореей. Позднее, во время Вьетнамской войны, программу обучения расширили для служащих сухопутных войск и военно-морского флота.
Тито слушал, как плещут у берега океанские волны.
Ему сказали, что это – еще Америка.
Укрытый брезентом и ветками джип ожидал троицу возле обветренной бетонной платформы, некогда, по словам Гаррета, принадлежавшей метеостанции. Позади автомобиля стояли механические щетки. Перед посадкой самолета кто-то чисто подмел бетон.
Гаррет предупредил о лодке, которой предстояло приплыть и доставить их к канадскому берегу. Тито прикинул, какого же она будет размера. Ему представлялся паром «Секл Лайн» [167] , плавучие айсберги... Солнце вовсю пригревало, с океана дул теплый и ласковый бриз. Казалось, мужчины замерли на самом краю мира. Совсем недавно за бортом «Сессны» расстилались пустынные, почти безлюдные просторы. Маленькие американские города сверкали в ночи подобно драгоценным камешкам, рассыпанным по полу в огромном и темном зале. Глядя на них из круглого иллюминатора, Тито воображал спящих людей, которым, возможно, смутно мерещился гул самолетных моторов.
167
Фирма «Секл Лайн» катает туристов на пароме к статуе Свободы и к другим нью-йоркским достопримечательностям.
Гаррет подошел к нему, предложил яблоко и грубо сделанный ножик для разрезания – из тех, что еще встречаются на Кубе. Желтая краска на рукояти давно облупилась. Тито раскрыл тускло-черное лезвие с клеймом «ДУК-ДУК» [168] – как выяснилось, очень и очень острое, – и разрезал яблоко на четыре части. Потом вытер нож с обеих сторон о штанину джинсов, вернул его Гаррету и протянул спутникам сочные дольки. Мужчины взяли себе по одной.
Старик посмотрел на свои допотопные золотые часы, а потом устремился взором куда-то за океан.
168
Складной нож типа дук-дук (дак-дак) носит имя меланезийского духа возмездия, узнаваем по характерному изгибу обуха, орнаменту, имеет очень простую конструкцию (без специального фиксатора).
64
Глокование
– Купи-ка немного дури, – произнес Браун таким тоном, словно заранее репетировал фразу, и протянул пассажиру несколько сложенных иностранных купюр.
Сияющие хрустящие бумажки были покрыты металлическими голограммами и чуть ли не встроенными микросхемами.
Милгрим перевел глаза на своего спутника, сидящего за рулем «форда-таурус».
– Не понял?
– Дурь, – пояснил Браун. – Наркоту.
– Наркоту?
– Найди мне торговца. Только не первого встречного, а серьезную личность.
Милгрим посмотрел за окно на улицу, где стояла машина. Пятиэтажное кирпичное здание времен короля Эдуарда VII лоснилось от налета несчастий, порожденных крэком, а может, и героином. Здесь, в этой части города, коэффициент затраханности заметно подскакивал.
– А что тебе нужно?
– Колеса, – сказал Браун.
– Колеса, значит, – повторил Милгрим.
– У тебя на руках три сотенных и бумажник без документов. Если заметут, помни: ты меня не знаешь. Как приехал, по какому паспорту и все такое прочее – забудь. Можешь им назвать свое настоящее имя. Рано или поздно я тебя вытащу, а надумаешь меня кинуть – сгниешь в камере. Попробуй дилера привести на стоянку, будешь совсем молодец.
– Я здесь в первый раз, – засомневался Милгрим. – Вдруг мы не на той улице?
– Издеваешься? Разуй глаза.
– Вижу, – ответил Милгрим. – Спрошу кого-нибудь из местных, что у них тут на этой неделе. В смысле, сегодня. Здесь у них такие дела делаются, или полиция согнала торговцев квартала на три к югу. Мало ли что.
– Ну, давай смотри, – напутствовал Браун. – Ты похож на торчка, тебе поверят.
– Но я ведь чужой. Могут принять за осведомителя.
– Пошел, – отмахнулся Браун.