Страна Рождества
Шрифт:
Бингу потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что он не расслышал последнего из сказанного Чарли Мэнксом. Его слова потерялись в шуршании шин по асфальту. Теперь они съехали с шоссе, скользя под елями, через прохладные, пропахшие хвоей тени. Когда Бинг глянул на розовое небо, солнце уже зашло за горизонт, пока он не обращал него внимания — и наступил закат, а вскоре он увидел луну, белую, как лимонный лед, выплывающую из-за леса в ясно растекающуюся пустоту.
— Как вы сказали? — спросил Бинг, заставляя себя сесть немного прямее, и быстро заморгал. Он не чувствовал опасности, что может ненароком задремать. Кока-кола
— На свете полно жестоких, глупых людей, Бинг, — сказал Чарли. — А знаешь, что самое страшное? У некоторых из них есть дети. Некоторые из них напиваются и бьют своих малышей. Бьют их и обзывают. Такие люди не годятся для детей — вот как я это вижу! Можно было бы выстроить их в ряд и пустить пулю в каждого из них, это меня вполне устроило бы. Пулю в мозг каждому… или гвоздь.
Бингу показалось, будто у него переворачиваются все внутренности.
Он чувствовал себя неустойчиво, настолько неустойчиво, что вынужден был ПОЛОЖИТЬ руку на приборную панель, чтобы не опрокинуться.
— Я не помню, как сделал это, — солгал Бинг тихим и лишь слегка подрагивающим голосом. — Это было давно. — Потом добавил: — Все бы отдал, чтобы этого не было.
— Зачем? У твоего отца все равно бы появилась, пусть другая, причина убить тебя. В бумагах по делу сказано, что, прежде чем ты в него выстрелил, он так сильно тебя ударил, что проломил тебе череп. Сказано, что ты был весь в синяках много дней подряд! Надеюсь, тебе не надо объяснять разницу между убийством и самозащитой!
— Маму я тоже поранил, — прошептал Бинг. — На кухне. Но ведь она мне ничего не сделала.
Казалось, мистера Мэнкса не впечатлило это обстоятельство.
— Где она была, когда твой отец задавал тебе трепку? Как я понимаю, она не пыталась героически прикрыть тебя своим телом! Как получилось, что она ни разу не позвонила в полицию? Не могла найти номер в телефонной книге? — Мэнкс испустил усталый вздох. — Жаль, Бинг, что некому было за тебя вступиться. Адский огонь не достаточно горяч для мужчин — или женщин! — которые причиняют боль своим детям. Но меня на самом деле больше волнует не наказание, а профилактика! Было бы куда лучше, если бы этого с тобой просто никогда не случилось! Если бы твой дом был безопасным. Если бы каждый день, Бинг, был для тебя Рождеством, а не Адом, думаю, на этом мы оба, может быть, остановились и… согласились!
Бинг смотрел на него со смешанным удовольствием. Он чувствовал себя так, словно не спал несколько дней, и поминутно боролся, чтобы не погрузиться в кожаное сиденье и не ускользнуть в бессознательное состояние.
— Кажется, я вот-вот усну, — сказал Бинг.
— Это правильно, Бинг, — сказал Чарли. — Дорога в Страну Рождества вымощена снами!
Откуда-то сверху приплывали белые цветы, пощелкивая по ветровому стеклу. Бинг смотрел на них со смутным удовольствием. Ему было тепло, хорошо и мирно, и он любил Чарли Мэнкса. Адский огонь не достаточно горяч для мужчин — или женщин! — которые причиняют боль своим детям.Прекрасные слова: в них звенела моральная определенность. Чарли Мэнкс знал, что к чему.
— Бубу-бу-бу-бу, — сказал Чарли Мэнкс.
Бинг кивнул — в этом утверждении звенела моральная
— Снег идет!
— Ха! — сказал Чарли Мэнкс. — Этоне снег. Дай глазам отдых, Бинг Партридж. Дай глазам отдых, и ты кое-что увидишь.
Бинг Партридж сделал, как ему было сказано.
Глаза у него закрылись ненадолго — всего лишь на мгновение. Но это мгновение, казалось, длилось и длилось, растягиваясь в мирную вечность, спокойную спящую темноту, единственным звуком в которой было шуршание шин по дороге. Бинг выдохнул. Бинг вдохнул. Бинг открыл глаза, а затем резко выпрямился, глядя через лобовое стекло, за которым простиралась
День растаял, и фары «Призрака» буравили морозную тьму. В их сиянии проносились белые пятнышки, мягко ударявшиеся о ветровое стекло.
— А вот этоуже снег! — крикнул из-за руля Чарли Мэнкс.
Бинг перешел от дремоты к полному бодрствованию в один миг, словно у него в сознании имелся выключатель, которым кто-то щелкнул. Казалось, если бы вся кровь у него разом прихлынула к сердцу, он не был бы потрясен сильнее, даже если бы проснулся с гранатой без чеки на коленях.
Половину неба окутывали облака. А другую половину обильно усыпали сахарные звезды, среди которых висела луна, та самая луна, с крючковатым носом и широким улыбающимся ртом. Она взирала на дорогу внизу, желтой прорезью смотрели глаза, чуть видимые из-под опущенных век.
Вдоль дороги выстроились причудливые хвойные деревья. Бингу пришлось посмотреть на них дважды, прежде чем он понял, что это вовсе не сосны, а деревья, составленные из круглых леденцов.
— Страна Рождества, — прошептал Бинг.
— Нет, — сказал Чарли Мэнкс. — Туда еще далеко. Двадцать часов езды — самое меньшее. Но она там. На западе. А раз в год, Бинг, я туда кого-нибудь увожу.
— Меня? — дрожащим голосом спросил Бинг.
— Нет, Бинг, — мягко сказал Чарли. — Не в этомгоду. В Стране Рождества приветствуются все дети, но взрослые — другой случай. Прежде всего надо доказать свою ценность. Доказать свою любовь к детям, а также преданность делу их защиты и служения на благо Страны Рождества.
Они проехали мимо снеговика, который поднял ветку-руку и помахал им. Бинг машинально поднял руку, чтобы помахать в ответ.
— Как? — спросил он шепотом.
— Ты должен спасти со мной десятерыхдетей, Бинг. Ты должен спасти их от монстров.
— От монстров? От каких монстров?
— От их родителей, — торжественно сказал Мэнкс.
Бинг отодвинул лицо от ледяного стекла пассажирского окна и посмотрел на Чарли Мэнкса. Когда минуту назад он закрыл глаза, небо еще освещалось солнцем, а на мистере Мэнксе была белая рубашка и подтяжки. Теперь, однако, на нем был сюртук с длинными фалдами и темная кепка с черным кожаным околышем. На которой был двойной ряд латунных пуговиц, и он казался чем-то вроде шинели, которую мог бы носить офицер иностранного государства, скажем, лейтенант королевской гвардии. Взглянув на себя, Бинг увидел, что на нем тоже новая одежда: отцовская белоснежная парадная морская форма, начищенные до блеска черные ботинки.