Страна собак

Annotation

Эта повесть написана на основе реальных событий, благодаря непреднамеренному наблюдению за жизнью нескольких поколений собак. Когда я только начинал писать, я думал, что это будет легкая вещь, я даже хотел сгладить острые углы и неприглядные стороны действительности, но потом само повествование заставило написать жесткую правду о жизни этих наших "меньших братьев". Что-то я записывал сразу после происходящих событий, что-то вспоминал потом. Лишь кое-что здесь вымысел, в том числе, мысли и "ментальные беседы" животных (тут уж я домысливал за них). Имена всех людей изменены, но клички собак - настоящие.

Ломака Виктор Петрович

Ломака Виктор Петрович

Страна собак.

***

–

– Дик, чтоб ты сдох от простатита!
– сказал вышедший из домика охранник Виталька, хозяин обоссаной иномарки. Он обошел невозмутимо сидящего пса и посмотрел на мокрую решетку радиатора. Ему очень захотелось дать Дику хорошего пинка, но внушительные размеры собаки несколько ограничивали его в способах мести.

– Ну, и зачем ты это делаешь, рыжая твоя морда?

Дик, стиснув голосовые связки своей неприспособленной к речи гортани, лишь тихо пискнул в ответ. Он уже давно и безуспешно, с помощью жестов и показательных примеров, пытался объяснить этому недалекому двуногому существу, что его железная будка на колесах находится под надежной охраной, и что теперь ни одна собака и близко не подойдет к ней, не говоря уже о котах; ему нужно было только время от времени обновлять метки своего индивидуального ароматического кода. Но коротко мыслящий человек ничего не хотел понимать, а только грубил и злился.

– Я обещал в прошлый раз носом тебя туда ткнуть, свинья ты эдакая?
– снова спросил он пса. На этот раз Дик промолчал, но вопрос был риторическим, и охранник продолжил:

– Обещал! Ну вот и получи!

Он осторожно взял пса за загривок и стал тыкать его черным влажным носом в помеченную решетку. Впрочем, для Дика нюхать свою мочу было не самым страшным наказанием на свете: носа он не воротил, а лишь смиренно поджимал уши, безропотно терпя на загривке кормящую его руку.

– Достал ты уже, достал..., - не то причитал, не то заботливо увещевал пса Виталик.

"А уж как ты меня достал!
– думал пес эквивалентную человеческому пониманию мысль.
– Ладно, пусть себе побесится! Этот хоть поорет, попсихует, зато пожрать даст. А вот его сменщик Аркаша, жлобяра лысый, хоть бы когда-нибудь чего кинул. Нет, Виталик, хоть и неумный, но - Человек! И он совсем не такой злой, каким часто хочет казаться. Я это знаю точно. Иногда он подходит ко мне, обнимает за шею, тискает мою голову под мышкой и нежно говорит нехорошие слова, которыми обычно люди ругаются друг на друга и на собак. Правда, делает он это осторожно, чтобы не дай бог не испачкать себе руки (чистюля хренов!). Но все равно, это так трогательно и приятно, что хочется тут же пойти и еще разок надуть ему на тачку".

Виталик, закончив назидательную, но явно бессмысленную выволочку, пошел в дом - заканчивать запись о сдаче дежурства. Напоследок он отвесил Дику легкий, символический пинок под зад.

"А вот этого можно было и не делать!", - подумал незлобивый, но в меру добродушный пес.

***

Да, Дик был умница! Его родили на "центральных складах" давно, когда Виталик тут еще не работал. Мать Дика - восточно-европейская овчарка Найда - охраняла эту базу в паре с другой породистой сукой Джесси. Они работали по контракту от одной солидной охранной фирмы: в те времена дела у хозяев "центральных складов" шли еще хорошо, поэтому они не экономили на охране. Днем собаки сидели в вольере, а после 6 часов вечера их до утра выпускали. Территория была довольно обширная, но работа скучная (за все время службы на охраняемую территорию лишь однажды проник придурастый песик Кузя, который, когда увидел рядом с собой огромных овчарок, тут же обделался от страха. Потом он, под всеобщий смех с обеих сторон ворот, долго пытался вылезти обратно, в процессе чего еще раз опозорился). И даже высококалорийная жратва, выписываемая для них по высшей собачей сетке, не сильно радовала. Это дворняге, рыскающей весь день в поисках куска пищи, такая жизнь могла показаться комфортным собачим раем (да и то - лишь первое время!), но когда тебе дали прекрасное образование, привили навыки и манеры, а потом сунули охранять несчастные три гектара вонючей, зассанной земли, обнесенной бетонным забором и колючей проволокой, то это было больше похоже не на работу, а на издевку судьбы. Однако рабов никто не спрашивает, где и кем они хотят работать, и хотят ли вообще. Подразумевается, что если тебя сразу после появления на свет божий не утопили в ведре, то ты до самой смерти кому-то сильно обязан. И уж точно нет твоей собачей вины в том, что тебе не хватает, порой, смекалки и чисто физических возможностей для того, чтобы наложить на себя лапы от такой жизни. Иногда Найда завидовала тем самым свободным дворнягам, которые часто совали свои подранные, грязные носы под ворота базы и беспричинно облаивали огромных, но неопасных хозяек территории. Не гавкал на них один лишь пронырливый, смышленый кабыздох по кличке Ханурик. Он был, наверное, раза в полтора мельче Найды, но держался с достоинством, по меньшей мере, сенбернара. Впрочем, и у него в роду, как выяснила потом Найда из последующего общения, тоже была парочка серьезных сюрпризов (хотя, почти наверняка Ханурик врал, комплексуя перед породистой Найдой): один - такса, прапрадедушка по линии матери, а второй - шотдандская овчарка, прабабушка по линии отца. Но доподлинно известно только то, что папаша его был известный разбойник и вор, гроза близлежащих окраин, что подтверждала и природная смекалка Ханурика: при помощи банальных подкопов, он несколько раз проникал на местный мясокомбинат, выбираясь оттуда целым и сытым до тошноты; один раз он даже принес в зубах огромный свиной окорок, который потом ели всем собачим кагалом (по очереди, согласно установленным привилегиям, естественно: иерархия в священном деле жратвы у собак - первое дело!). А уж продовольственные пикапчики, останавливающиеся для разгрузки у круглосуточного магазина, Ханурик бомбил не раз. За это он пользовался заслуженным уважением всего местного сброда, а все гулящие суки предусмотрительно увивались за ним даже тогда, когда до начала течки у них оставалась еще целая неделя.

В общем, Найде Ханурик сразу понравился. Можно сказать, между ними в первую же встречу проскочила химическая искра обаяния и нежности, причем, ветерок сначала подул в сторону Найды, а потом уж обратно. Что ж поделать, если у собак, в отличие от людей, стрелы любви часто посылает ветер, а вовсе не пузатый мальчонка без штанов. Впрочем, как знать - может и у людей не все так сложно устроено?!

Итак, Ханурик стал оказывать Найде знаки внимания, пару раз даже пытался подсунуть под ворота свою добычу с мясокомбината, но быстро понял, что ее этим не прельстишь: Найда не то что бы была очень сытая, но брать еду у незнакомого дворняги для нее было явно не комильфо. К тому же, как она подозревала, подношение это было наверняка где-то украдено, а это не вязалось с ее благовоспитанностью и профессиональными принципами охранника.

Как-то раз Ханурик демонстративно подрался прямо перед их воротами. Он долго задирал долговязого, лопоухого Дружка - своего старого товарища, подъедавшегося на рыбной базе, и тот, наконец, повелся на провокацию (а может, просто решил подыграть товарищу - кто ж их, собак, знает!). Повиснув мешком на шее противника, Ханурик искоса наблюдал за щелью в воротах (откуда настороженно торчали носы овчарок), а бедный Дружок все бегал по кругу, таская за собой коротконогого задиру, который только сильнее сжимал свои маленькие, но сильные челюсти. Скорее всего, Дружок смог бы надрать задницу своему неожиданно офигевшему товарищу, но какой же идиот решится обижать кормильца? (и Ханурик это тоже прекрасно понимал!). Наконец, Дружок издал сигнально-отступной вопль, который как бы говорил: "Уймись, Ромео хренов, я сдаюсь!". Ханурик тут же разжал челюсти и, гаркнув пару раз вслед уносившему ноги Дружку, гордо поворотился к объекту своего вожделения.

Найда тихо смеялась, деликатно отвернувшись от ворот! (Вы думаете, что собакам чужд смех? Вы заблуждаетесь!). Она сразу же раскусила весь разыгранный перед ней спектакль, ибо дурой отнюдь не была, в отличие от своей напарницы Джесси, которая злобно рычала на победно усевшегося неподалеку от ворот Ханурика. Вообще, Джесси сразу его невзлюбила: она страдала врожденным снобизмом, нередко встречавшимся у породистых собак. Она же, кстати, часто выговаривала Найде за ее либерализм к этим грязным и тупым бездельникам, которые не могут честно заработать даже на хлебную корку, разве что украсть, или, на худой конец, выпросить у двуногих хозяев жизни.

Так или иначе, но Найда оценила поступок Ханурика, и уже на другой день они снюхались (то есть, снюхались в прямом, обонятельном смысле, а не в смысле пошлой человеческой метафоры, имеющей в виду бесцеремонное, низкопошибное знакомство). Найда как-то дождалась, когда Джесси ушла осматривать дальний край периметра, высунула из-под ворот свой гордый, породистый нос и тихонько пискнула. Ханурик был тут как тут! Он знал, конечно же, он знал, что "эта гордая сучка" рано или поздно падет под чарами такого подарка судьбы, поэтому в последние дни только и делал, что ошивался невдалеке от ее ворот. Он даже потерял немного в весе, что сделало его только привлекательнее и романтичнее: когда он в беге переходил на галоп, его ребра грациозно сотрясались, как у скаковой лошади. Кстати, Дружок с тех пор дразнил его не иначе как "Ромео" (в эквиваленте собачьего миропонимания и образа мышления: Шекспира они, разумеется, и не нюхали).