Страна вина
Шрифт:
3. Теперь о Юй Ичи. [111]Этот персонаж вызывает большой интерес, хоть ты и отводишь его описанию не так много места. Образы карликов можно найти в произведениях и китайской, и зарубежной литературы, но таких, которые можно назвать классическими, немного. Надеюсь, ты сумеешь раскрыть свой талант и обессмертить этого карлика. Он, случайно, не заказывал тебе свое жизнеописание? Уверен, что оно могло бы получиться очень интересным. Выходец из интеллигентной семьи, начитанный, знаток поэзии, эрудированный карлик несколько десятилетий терпит невыносимые унижения, но в один прекрасный день вдруг происходит его стремительное возвышение. Он обретает деньги, славу, положение и клянется «оприходовать всех красавиц Цзюго». Какая мотивация кроется за такими дерзкими и пафосными речами? Какого рода изменения происходят при этом в его психике? Каково его душевное состояние после этого? Все это может стать основой первоклассных литературных произведений. Почему бы тебе не дерзнуть?
4. Начало рассказа — уж извини за прямоту — пустая болтовня, читается легко, но фактически не несет никакого смысла, и если его исключить, текст станет компактнее.
5. Отцом двух девушек-лилипуток в рассказе у тебя выступает руководитель общенационального уровня. Если это откровенное прославление, то, конечно, чем выше его положение, тем лучше. Но в твоем рассказе часто проскальзывает пренебрежительное отношение к важным персонам,
Чувствую, получилось у меня много сумбурного и противоречивого, ибо писал всё подряд, что в голову взбредет. Так что прочитаешь и отложи в сторонку, не надо принимать всё всерьез. Если чего и следует бояться в этом мире, так это двух этих слов — «принимать всерьез». Принимающий всё всерьез обречен на неудачу.
Твою «Ослиную улицу» пошлю, пожалуй, тоже в «Гражданскую литературу». Если там не возьмут, буду думать, куда еще предложить.
У меня уже написано несколько глав романа «Страна вина» (рабочее название). Поначалу считал, что писать про вино у меня получится, потому что пару раз случалось напиваться. Однако, начав работу, столкнулся с немалыми трудностями: слишком много сюжетных линий. В отношении человека к вину проявляются чуть ли не все противоречия процесса существования и развития человечества. Обладатель великого таланта мог бы создать поистине замечательное литературное произведение на эту тему. Моих же способностей, к сожалению, недостаточно, и поэтому одни переживания и разочарования: хвост вытащишь — нос увязнет. Надеюсь, в последующих письмах мы будем больше говорить обо всем, что связано с вином, и, может быть, ко мне придет вдохновение.
Желаю удачи!
Мо Янь
4
«Ослиная улица»
Дорогие друзья, не так давно вы познакомились с моими рассказами «Дух вина», «Мясные дети» и «Вундеркинд». Теперь позвольте представить вам новое произведение — «Ослиная улица». Буду премного благодарен за снисхождение и понимание. С точки зрения литературного критика, весь вышеизложенный сумбур ни в коем случае не должен вторгаться в ткань повествования, иначе это нарушит его целостность и законченность. Но я — кандидат наук, занимаюсь исследованиями в области виноделия, и мне изо дня в день приходится видеть вино, нюхать его, пить, заключать в объятия, приникать к нему поцелуем, находиться с ним в тесном контакте, для меня даже каждый глоток воздуха полон алкоголя. У меня и характер, и темперамент как у вина. Что значит «воздействие»? [112]Именно это и значит. Вино переполняет меня настолько, что я теряю голову и не в силах соблюдать общепринятые нормы. Характер вина — вольный, необузданный, а темперамент его — в бесконечных словоизлияниях.
Итак, дорогие друзья, выходим за мной через большие, величественные в своем великолепии арочные ворота Академии виноделия Цзюго. За спиной у нас остается большой учебный корпус в форме винной бутылки, лабораторный корпус в виде бокала и распространяющая вокруг винные ароматы высокая дымовая труба винзавода, которым управляет Академия. «Скиньте поклажу и шагайте вперед налегке», [113]следуйте за мной с трезвым умом и незамутненным взглядом, не сбивайтесь с курса, ступайте на перекинутый через речушку Лицюаньхэ — Винный источник — изящный мостик из ели, и вот уже все это — журчащий поток, кувшинки, сидящие на них бабочки, плещущиеся белые уточки, плавающие рыбки, ощущения этих рыбок, настроение белых уточек, мысли плывущих водорослей, грезы этого потока — остается позади, на задворках сознания. Обратите внимание, какие соблазнительные ароматы волнами накатываются на нас от ворот Кулинарной академии! Именно там работала моя теща. Недавно она повредилась умом, заперлась в комнате с двойными занавесками и день и ночь строчит изобличительные письма. Но оставим ее на время и не будем обращать внимания на ароматы из Кулинарной академии. «Люди гибнут в погоне за богатством, птицы гибнут в погоне за пищей». Это непреложная истина. В пору хаоса и разложения человек вроде бы и свободен как птица, а на деле его повсюду подстерегают ловушки и сети, стрелы и пули охотников. Ладно, раз нас уже настигли эти ароматы из Кулинарной академии, давайте зажмем носы, поторопимся оставить ее в стороне и последуем через узкую Оленью улицу, на которой раздается рев оленей, словно они пасутся среди дикой природы. По обе стороны улочки у входа в лавки висят оленьи рога — этакий лес скрестившихся копий и мечей. Мы идем по старинной мостовой, по скользким замшелым плитам, между которыми пробивается зеленая трава, — смотрите под ноги, не споткнитесь. Осторожно ступая, окольными путями мы пробираемся на Ослиную улицу. Под ногами те же каменные плиты. Они немало повидали на своем веку, их отполировали дожди и ветры, подыстерли колеса и копыта, их края скруглились, и они отливают блеском, подобно бронзовым зеркалам. Ослиная улица чуть шире Оленьей. На плитах — грязные лужи с кровью и почерневшие ослиные шкуры. По сравнению с Оленьей тут еще более скользко. Блестя черным оперением, по улице с карканьем вразвалочку расхаживают вороны. Передвигаться тут непросто, так что предупреждаю: будьте осторожны и идите там, где положено. Спину держите прямо, ступайте твердо и не шарахайтесь то вправо, то влево, как впервые попавшая в город деревенщина. Не то можете навернуться, да еще как некрасиво. Любое падение неприятно: хорошо, если только одежду запачкаете, а то ведь и зад расшибете. Да и вообще, падать — штука скверная. Чтобы читатель остался доволен, давайте передохнем, а потом двинемся дальше.
Есть у нас в Цзюго такие выдающиеся личности, что и с ведра вина не запьянеют, и в их славу впору гимны петь; а есть пьянчуги, которые у собственной жены сбережения на выпивку стянут; есть и другой хамоватый сброд: тащат все, что плохо лежит, устраивают драки, избивают людей, обводят вокруг пальца, чтобы присвоить их добро. Думаю, и сегодня у нас в Цзюго есть последователи буддийского монаха, который отколошматил и бандита Лу Синее Лицо, и Ли Сы по прозвищу Зеленая Травяная Змейка, и Чжан Саня по прозвищу Крыса, Перебегающая Улицу, и злодея Ню Эра. [114]Эти лихие люди и через пару тысяч лет не переведутся. Вся эта публика собирается на Ослиной улице — они тоже достопримечательность Цзюго. Видите, один, с торчащей изо рта сигаретой, прислонился к двери; другой, с бутылкой в руке, грызет «денежку» — вареный ослиный член: его называют так, потому что его кусочки похожи на старинные монеты с отверстием посередине; третий стоит, насвистывая, с птичьей клеткой — это всё они и есть. Смотрите, друзья мои, осторожно, не связывайтесь с ними, люди порядочные обходят стороной это уличное отребье — ведь стараешься же не ступить в новой обуви в собачье дерьмо. Ослиная улица и срам нашего Цзюго, и слава. Коли по Ослиной улице не прошелся — считай, в Цзюго не побывал. На этой улочке расположены лавки двадцати четырех торговцев ослятиной. Забивают ослов еще со времен династии Мин, забивали при династии Цин, да и во времена Китайской Республики тоже. С приходом коммунистов ослов стали считать средством производства, забивать их стало противозаконно, и Ослиная улица пришла в полный упадок. За последние несколько лет в результате политики «оживления производства внутри страны и внешней открытости» уровень жизни народа постоянно повышается, что привело к увеличению потребности в мясе, поэтому Ослиная улица переживает необычайный расцвет. Как говорится, «на небе мясо дракона, на земле — мясо осла». Ослиное мясо ароматное, вкусное, ослятину почитают настоящим деликатесом. Дорогие читатели, гости, друзья, дамы и господа, санькайю вэйла мачжи, мисытэ, мисы, [115]если вам скажут, что есть нужно только блюда кантонской кухни, не верьте, это чистые сплетни, их распускают, чтобы вводить людей в заблуждение! Послушайте, что скажу вам я. И что же я скажу? Поведаю о знаменитых блюдах Цзюго, но упомяну лишь малую часть и что-то неизбежно пропущу, так что уж не взыщите. Когда стоишь на Ослиной улице и окидываешь взором Цзюго, деликатесов вокруг воистину как облаков на небе, аж глаза разбегаются: на Ослиной улице режут ослов, на Оленьей — оленей, на Бычьей — быков, на Бараньей — баранов, на Свиной — свиней, в Лошадином переулке — лошадей, на Собачьем и Кошачьем рынках — собак и кошек — всего и не перечесть, мысли путаются, губы потрескались, и во рту пересохло. В общем, что ни возьми — любое изысканное блюдо, любую птицу, зверя, рыбу, насекомое из любого уголка мира — все, что съедобно, можно отведать у нас в Цзюго. Если это есть где-то еще, есть и у нас, есть у нас и то, чего нет нигде. Но самое главное — помимо того, что все это есть, — самое ключевое, самое непостижимое состоит в том, что все это нечто особое, со своим стилем, историей, традицией, идеологией, культурой и моралью. Возможно, это звучит как бахвальство, но никакое это не бахвальство. Вся страна охвачена лихорадкой обогащения, а у нас в Цзюго руководство города прозорливо и оригинально смотрит на это, находя новые способы и особые пути к богатству. Дорогие друзья, дамы и господа! Когда человек появляется на свет, для него, наверное, нет ничего более важного, чем еда и питье. Зачем раскрывать рот? Конечно, чтобы есть и пить! Пусть же гости Цзюго наедаются и напиваются как следует. Пусть отведают всевозможных кушаний, попробуют самые разные вина, пусть еда и питье будут для них в радость, пусть едят и пьют так, чтоб было не оторваться. Пусть осознают, что еда и питье не только средство для поддержания жизни, но и возможность прийти к пониманию истинной сути жизни, проникнуться философией бытия. Пусть откроют для себя, что есть и пить — это не только физиологический процесс, но и совершенствование духа, эстетическое наслаждение.
Шагайте не торопясь, любуйтесь увиденным. Ослиная улица тянется на два ли, по обе стороны расположились мясные лавки, где забивают ослов. Ресторанчиков и винных заведений здесь целых девяносто, блюда в них готовят исключительно из ослятины. Меню постоянно обновляются, одна за другой появляются блестящие идеи, искусство приготовления ослятины достигло здесь невиданного уровня. Испробовав блюда всех девяноста заведений на Ослиной улице, можно всю оставшуюся жизнь ослятины не есть. Только тот, кто поел в каждом из них, может ударить себя в грудь кулаком и заявить: «Уж чего-чего, а ослятины я изведал!»
На Ослиной улице, как в объемистом словаре, всего так много, что хотя я за словом в карман не лезу и сужу решительно и бесповоротно, как говорится, перекусываю гвозди и разрубаю сталь, и то слов не хватит, словами всего не перескажешь и обо всем до мелочей не поведаешь. А если рассказывать не так, как нужно, какая-то околесица получается, перескакиваешь с пятого на десятое, поэтому прошу извинить и отнестись ко мне со снисхождением, а также позволить осушить бокал «Хунцзун лема», чтобы взбодриться. За сотни лет столько ослов закончили жизнь на Ослиной улице, что и не счесть. Днем и ночью здесь бродят стада душ безвинно убиенных ослов, каждый камень на Ослиной улице, можно сказать, орошен ослиной кровью, каждое растение пропитано ослиным духом, их присутствие в полной мере ощущается в каждом туалете, и каждый побывавший на Ослиной улице в той или иной степени обретает ослиный нрав. Ослиные сущности, друзья мои, окутывают Ослиную улицу словно дымкой, заслоняя солнечный свет. Стоит зажмуриться, и увидишь, как вокруг с криками носятся неисчислимые орды ослов всевозможных размеров и расцветок.
Существует легенда: каждую ночь, когда все стихает, появляется невероятно подвижный, неподражаемо прелестный черный ослик (неизвестно какого пола), который проносится по зеленоватым плитам улицы с востока на запад, а потом с запада на восток. Изящные нежные копытца, похожие на винные чашечки из черного агата, звонко постукивают по гладким плитам. Этот звук в глубокой ночи подобен музыке небесных сфер — жутковатой, таинственной и нежной. Услышишь ее — наворачиваются слезы, застываешь, завороженный и опьяненный, и из груди вырывается долгий тяжелый вздох. Ну а если светит полная луна…
В тот вечер хозяин ресторана «Пол-аршина», коротышка Юй Ичи, выпил на несколько чарок доброго шаосинского больше чем обычно, и внутри округлившегося, как маленький барабан, голого живота разлилось тепло. Взяв плетеный стул, он вышел на улицу посидеть под старым гранатовым деревом. Каменные плиты мостовой сверкали под лунной дорожкой, как чистые зеркала. Погода стояла обычная для середины осени, дул легкий ветерок, любители посидеть в холодке во дворе уже скрылись, и если бы не выпитое вино, не вышел бы на улицу и Юй Ичи. Днем здесь копошился людской муравейник, а сейчас тянуло свежестью, из всех углов неслось стрекотание насекомых. Эти пронизывающие, как острые стрелы, звуки, казалось, могли преодолеть любые преграды. Ветерок овевал голый живот карлика, порождая ощущение бесконечного блаженства. Задрав голову и глядя на сладкие плоды граната, большие и маленькие, раскрывшие лепестками свои ротики, он было задремал, но вдруг ощутил, что кожа на голове натянулась, а по телу побежали мурашки. Сна как не бывало, но пошевелиться он не мог — будто мастер ушу ударил его в жизненно важную точку, — хотя всё соображал и видел хорошо. Словно спустившись с небес, на улице появился маленький черный ослик. Сытый, упитанный, он весь светился, будто вылепленный из воска. Он покатался по земле, поднялся и стал отряхиваться от невидимой пыли. Потом подпрыгнул и задрав хвост понесся по улице. Полоской черного дыма он трижды промчался из одного конца улицы в другой и обратно. Звонкое цоканье его копыт напрочь заглушило стрекот осенней ночи. Но когда он вдруг остановился и застыл посреди улицы, хор насекомых грянул вновь. В тот же миг разразилась лаем свора собак на Собачьем рынке, замычали телята на Бычьей улице, заблеяли ягнята на Овечьей улице, заржали жеребята в Конском переулке, и повсюду — вдалеке и рядом — закричали петухи… Черный ослик продолжал стоять посреди улицы, словно в ожидании, и его черные глаза горели как фонари. Юй Ичи давно уже слышал рассказы об этом ослике, а сегодня вот увидел его собственными глазами и страшно перепугался, поняв, что предания в этом мире рождаются не на пустом месте. Сжавшись, он затаил дыхание, недвижный, как трухлявая колода, и, вытаращив глаза, продолжал следить за осликом.