Страна золотых пагод
Шрифт:
Статуя сидящего, размышляющего Будды встречается чаще других. Она представляет Гаутаму в той позе, когда на него снизошло просветление под священным деревом Бо. Ноги его поджаты, правая рука покоится на колене.
Будда стоящий, с поднятой рукой изображает Гаутаму проповедующим свое учение людям и встречается реже.
Статуя лежащего Будды представляет его в момент земной смерти, когда он достиг нирваны. Он лежит на правом боку, подложив под голову правую руку, а левую вытянув вдоль тела.
Все три позы имеют сходство: оранжевая тога, обнаженное правое плечо, узел волос на темени, длинные, почти доходящие до плеч мочки ушей, родинка на лбу и вечная улыбка.
Такая последовательность в изображении поз Будды неукоснительно соблюдается во всех случаях: при поднесении статуй в дар пагоде, кому-нибудь в подарок или при приобретении их для домашнего алтаря. «Любой другой порядок, — говорится в старинном поверье, — принесет несчастье».
Встречаются развалившиеся пагоды и храмы, но нигде вы не увидите пришедших в ветхость статуй Будды. Они всегда сияют яркими красками.
Большие по размеру статуи высекают из камня, кладут из кирпича, вырезают из тикового дерева. Поменьше делают из мрамора, бронзы, алебастра. Самые маленькие могут быть сделаны из слоновой кости, яшмы, серебра, золота, драгоценных камней.
Даже в самых бедных хижинах есть домашний алтарь. Строя дом, хозяева заранее предусматривают специальную нишу для статуи Будды. Наши домовладельцы ежедневно проводили около часа перед домашним алтарем.
Вскоре после женитьбы Тюнтина к нам пришла дочь хозяина дома и радостно сообщила:
— Тюнтин купил две статуэтки Будды. Не хотите посмотреть?
Приходите вечером, он будет ждать.
Вечером Тюнтин встретил нас на узкой веранде и повел в единственную комнату, где в углу на столе, на белой скатерти, стояли две бронзовые, слегка позеленевшие статуэтки. Полагалось бы выразить свое восхищение приобретением. Но даже слова вежливой похвалы не слетали с языка: статуэтки были на редкость невыразительными, а он отдал за них более чем месячное жалованье.
Чинте — мифическое существо, удивительное, как сам Восток. Как правило, он стережет вход в пагоды. В Бирме всеобщей известностью пользуются четыре самых величественных чинте. Два десятиметровых каменных стража установлены у пагоды Шведагон в Рангуне. Два других — у Мингунской пагоды, стоящей напротив Мандалая, на противоположном берегу Иравади.
Мингунским чинте почти двести лет. Высота их достигает тридцати метров. На создание каждого ушло восемьсот тысяч кирпичей.
Именно эти чинте символизируют героя старинных бирманских сказаний Кетайзу — повелителя всех диких зверей.
Чинте иногда называют крылатым львом. В самых древних легендах упоминаются фантастические существа — полульвы-полусобаки. Чинте действительно напоминает сидящего пса, но, разумеется, в более величественной позе.
Львиный поднятый кверху хвост покрыт орнаментом. Гривы нет и в помине. Стесанная пасть открыта, видны четыре устрашающих клыка, красный язык. Круглые глаза вытаращены. На голове нечто вроде петушиного гребня. Над задними ногами крылья, как у грифона. На груди цветочек. А внушительное туловище одето в роговую чешую. Поистине сказочное создание.
Чинте стоят у пагод как верные хранители, как материализованные символы защиты. Однако при всем их свирепом виде они совсем не внушают страха. Напротив, они весьма добродушны. Эти фантастические создания — излюбленный сюжет для мастеров — резчиков по дереву, ювелиров.
Почти у всех пагод вы увидите убогих нищих, просящих подаяние, обездоленных, отверженных людей.
Такими же изгоями были некогда «нечистые» — рабы при пагодах. Даже нищий не взял бы у них милостыню. Ни один монах не принял бы от них дара. «Рабам» при пагодах было запрещено вступать в монастырь или приносить пожертвования храмам.
Рабы при пагодах жили особняком. На них лежала печать проклятия. И никто, даже сам король, не в силах был изменить их судьбу, дать другую работу. Они не могли откупиться. Никто не мог вернуть даже их детей и внуков в общество остальных людей, потому что они стали принадлежностью пагод и были осуждены жить, как прокаженные, лишь в обществе себе подобных. Если бы кто-то осмелился вступить в брак с таким отверженным, то его детей ожидала бы та же участь. Бытовало даже специальное слово «сапок» — раб, сын раба.
Столь суровое осуждение этих людей удивительно: буддизму чуждо понятие каст. Вероятно, здесь сказалось учение о карме, о перерождениях, когда судьба человека в текущей жизни зависит от его кармы — баланса добрых и злых поступков в прошлой жизни.
Если кто-нибудь родился королем, богатым человеком, значит, он заслужил такую судьбу благочестивыми поступками в прежней жизни. Если же родился нищим или рабом при пагоде — никто в том не виноват. Пеняй на себя. Значит, заслужил такую участь неблаговидными делами в прежнем земном бытии. Надо сказать, что в Бирме никогда не было классического рабства, как, скажем, в Древнем Риме. Рабами, а точнее, зависимыми — «чван» — становились несостоятельные должники или военнопленные. «Чван» были двух категорий: те, кто находились в услужении у частных лиц, и те, кто принадлежали храмам, — пагодные рабы.
Все рабы имели надежду на выкуп, кроме пагодных.
Полагают, что пагодные «чван» появились в XI веке, при царе Анируде. У них был даже свой король, которому разрешалось носить драгоценности, расшитую золотом обувь и иметь золотистый зонтик. Но все эти королевские атрибуты не прибавляли ему уважения в глазах общества. Люди относились с презрением к избранному из рабов.
История Бирмы знает случай, когда пагодный раб был действительно настоящих королевских кровей. Это был царь монского государства Татхоун, покоренного бирманским королем Анирудой. Звали его Мануга. Царь был захвачен в плен вместе со всем своим двором и препровожден в Паган.