Страница номер шесть (сборник)
Шрифт:
5
Я не то чтобы затосковал по родному дому, не то чтобы мне уж совсем истерзала душу моя неприкаянность – или конкретно: достал бы майор со своими прихватами, хрен с ним и с ними, – но костюм при моем теперешнем положении в обществе мне бы не помешал. И я отправился за костюмом.
В нашей квартире приключился ремонт.
В моей – и еще раз: в моей! – в настоящей, напротив парка Победы.
Терпеть не могу ремонтов. В том, что ремонт, я уже их на лестнице заподозрил: ступеньки в мелу! Стоя за дверью, слышал вой пылесоса. Звонил и звонил.
Вняв звонку,
– Это ты? – спросил в изумлении.
– Не ждали?
Точно, не ждали.
Оклеили зачем-то стены в прихожей какими-то жуткими обоями с омерзительными разводами как бы под мрамор.
– Зачем?
– Красота спасет мир, – сострил Валера.
Меня передернуло.
– Могли бы и посоветоваться.
Он промолчал.
Так и есть: в моей комнате потолок белят. Вдвоем. Надежда разводит мел, а этот, значит, со стремянки спустился.
– Ребята, а вы, я смотрю, надолго обосновались.
– Но надо же делать что-то с квартирой, – Валера сказал. – Осторожно, не прислоняйся.
– Это как? – я не понял про «надо». – Что надо делать?
– Жить надо по-человечески! – Валера воскликнул. – По-человечески, понимаешь?
– Каждый должен обустроить свой дом, – раздался голос Надежды.
– Так ли я понимаю, что вы свой дом обустраиваете?
Валера спросил:
– Ты разве против?
– Нет, я не против, просто я думал, что это все-таки мой дом.
– Разумеется, твой... В известном смысле твой... Но не только твой. И твоей жены тоже. И наш.
– Наш общий дом, – обобщила Надежда.
– Вот мы и ремонтируем, – сказал Валера.
– А он недоволен, – сказала Надежда Валере.
– Будь снисходительна, – Валера Надежде сказал.
– Стойте, стойте. А ну-ка, объясните мне, какое отношение к моей квартире имеете вы.
То бишь, сам того не желая, я поднял и заострил проклятый квартирный вопрос , из всех проклятых – самый мне ненавистный.
– Объясняю. Раз ты придираешься к словам, я тебе, во-первых, скажу: да, действительно, строго говоря, это неправильно, нельзя говорить «моя», «твоя», «наша», «ваша» об этой квартире. Эта квартира не совсем твоя и не совсем наша, если быть достаточно строгими. Что касается тебя, Олег, то ты в этой квартире всего лишь прописан, а изживший себя институт прописки, нравится тебе или нет, будет вот-вот ликвидирован, подобно другим институтам социального принуждения, скоро даже никто вообще не вспомнит, что это было такое – прописка... И лишь после приватизации... – это скучнейшее слово (в те дни жутко модное) Валера произнес особо отчетливо, – после приватизации можно будет говорить о данной квартире как о чьей-либо собственности. Не перебивай. Во-вторых... Ты спрашиваешь: какое мы имеем отношение к этой квартире? Вот какое: мы в ней живем. В-третьих, как видишь, мы ее ремонтируем. В-четвертых, Олег, если не мы, то кто? Может быть, ты? Может быть, ты способен
Нет, не способен. Не могу. Не хочу. Не люблю. Не воспринимаю. Не понял ни слова. Какой-то бред.
– Да ведь я вас просто впустил!.. Просто пожить впустил! – воскликнул.
– Ну, впустил. Ну и что? Ты так говоришь, будто мы тебе плохого желаем.
А Надежда сказала:
– Я ведь знала, что он не оценит.
– Оценит, оценит. Поживет еще недельку с женой со своей, сразу оценит. Заживо съедят. Будет съеден.
С этим не спорил. Он прав.
– Говорят, – сказал я без злорадства, – породистой собаке отдельная площадь полагается. Вот кто раньше вас приватизирует.
– Не знаю, как насчет собак, но я ведь тоже могу рассчитывать на привилегии.
– Ты?
– Как защитник Белого дома, – невозмутимо ответил Валера.
– Да ведь ты же в Питере был.
– Мы защищали Петросовет, – сказала Надежда, – это приравнивается к защите Белого дома.
– На него никто ж не нападал, на ваш Петросовет.
– Потому и не нападали, что были защитники. Брошен взгляд на Надежду: каково сказано? Точная фраза. Умная фраза.
– С другой стороны, – рассуждает Валера, прохаживаясь по комнате (что непросто – ремонт), – и с твоей неоднозначной женой можно при наличии доброй воли поладить вполне. Она не подарок, это да... Но... практичная женщина, с хваткой... Мы находим общий язык.
– Я рад за вас.
– Мы вместе отделали ее комнату.
– Молодцы, – сказал я, ничуть не удивившись.
– Они уехали на время отделки, она и ее.
– С Эльвирой, – сказал я, – уехали?
– Нет, Эльвиру оставили нам.
– Какое доверие!
– Спит на кухне. Подожди, Олег, есть еще один вариант. Только не горячись. Ничего особенного. Я женюсь – фиктивно – на твоей жене.
– Поздравляю.
– С этим не поздравляют. Фиктивно.
Я и спрашивать не стал, зачем он женится, – я только сказал:
– Неплохо было бы посоветоваться с формальным мужем, есть такой.
– Ты, что ли? Да мы тебя даже тревожить не собирались. Без тебя меньше хлопот.
– Меньше хлопот жениться на моей жене?
– Конечно. Сейчас это оформляется в течение часа. Лишь бы деньги были и свой человек. Знаешь сколько стоит свидетельство о смерти?
– Тебе надо свидетельство о браке.
– О смерти.
– Чьей смерти?
– Твоей.
Мне показалось, что ослышался.
– Не пугай человека, – сказала Надежда. – Смотри, побледнел.
– Без проблем. У меня знакомая в ЗАГСе, вместе на баррикадах были. Оформляем тебя как усопшего – фиктивно! Твоя жена, вернее вдова, фиктивно вступает в брак. Со мной. Она – ответственный квартиросъемщик, я ее муж. Приватизируем. Сдаем или продаем. Тебе часть прибыли. А нам с Надюхой процент за хлопоты, нам много не надо.
– Если шутишь, – сказал я, – то очень глупо.
– Ну а ты умный, вот и дождешься, твоя жена без нас все оформит – без нас и тебя. Ты же палец, умный, о палец еще не ударил, чтобы оформить развод своевременно!