Страницы жизни русских писателей и поэтов
Шрифт:
В начале 1820 года сорокачетырехлетний русский дворянин, отставной ротмистр, Афанасий Неофитович Шеншин приехал в германский Дармштадт поправить здоровье. В гостиницах места не нашлось, посоветовали снять комнату у Карла Беккера. Кроме хозяина в доме проживала его дочь Шарлотта с малолетней Каролиной и мужем – чиновником Иоганном-Петром-Карлом-Вильгельмом Фётом. Дружное семейство ожидало рождение следующего ребенка.
Время шло, здоровье отставного ротмистра шло на поправку, а вместе с этим у него возникло и выросло чувство к Шарлоте. Та, несмотря на замужество, ответила русскому постояльцу взаимностью. Сговорившись, они бежали в Россию в его имение Новоселки Орловской губернии.
23 октября или ноября, а, может быть, 29 декабря 1820 года Шарлотта родила мальчика, которого крестили по-православному, нарекли Афанасием и дали фамилию – Шеншин, что и было записано местным священником в метрической книге. Через два года после рождения сына Афанасий Неофитович и Шарлотта Фёт обвенчались. Теперь ее стали звать Елизаветой Петровной. После Афанасия она родила еще четырех детей: Любовь, Василия, Надежду и Петра, получившие фамилию отца и дворянские титулы.
Иоганн Фёт, видя, что жена не собирается возвращаться к нему, женился вторично. Прожив с новой супругой шесть лет, скончался.
Узнав об этом, Афанасий Шеншин потребовал от брата Шарлоты деньги на содержание приемного ребенка, заявив в письме: "Очень мне удивительно, что Фёт в завещании забыл и не признал своего сына. Человек может ошибиться, но отрицать законы природы – очень большая ошибка". Получил ли Шеншин деньги не известно, но волнения, связанные с рождением Афанасия, пока затихли.
Дети росли. Требовались немалые деньги на их образование. Афанасий Неофитович ими не располагал, поэтому пользовался в качестве домашних учителей малограмотными семинаристами. Афанасий учился плохо. "Если бы я, – вспоминал он в зрелые годы, – обладал и первоклассной памятью, то ничему бы не мог научиться при способе обучения, про которое можно сказать только стихом Энеиды: "Несказанную скорбь обновлять мне велишь ты, царица".
До четырнадцати лет Афанасий носил фамилию Шеншин, а затем лишился ее. Кто-то из "доброжелателей" написал донос в орловское губернское управление, что он не имеет право носить эту фамилию, как и быть наследником Афанасия Неофитовича. Началось расследование. Чиновники установили, что священник, крестивший новорожденного, записал его на фамилию Шеншин "по уважению, оказываемому в оном доме". Епархиальные власти постановили, что "означенного Афанасия сыном г. ротмистра Шеншина признать не можно". Таким образом, подросток оказался без фамилии, а чтобы ее дать, Шеншин обратился к дармштадским родственникам Фёта, с просьбой признать Афанасия сыном Иоганна Фёта. 21 января 1853 года в Орловское губернское управление поступило уведомление, в котором говорилось, что "… нет сомнения, что упомянутый Афанасий имеет происхождение от родителей его асессора Иоганна Петра Карла Вильгельма Фёт и его бывшей жены Шарлоты Фёт". Так будущий поэт России, Афанасий Афанасьевич, стал Фётом. По законам Российской империи он не имел права на дворянство и называться русским, а мог лишь подписываться: "К сему иностранец Афанасий Фёт руку приложил". Со временем фамилия Фёт трансформируется в Фет.
Юноша еще не достиг пятнадцати лет, но родитель посчитал нужным отвезти его в пансион Крюммера в Лифляндии (местечко Выру в Эстонии), в котором преподавали и учились немцы, плохо говорящие по-русски. Правда, русский язык, наряду с немецким, был обязательным в этом заведении. Ведущими дисциплинами считалась математика и латынь.
С программой Афанасий справлялся легко. Когда наступали каникулы, учеников разбирали по домам, лишь он оставался за ненавистными стенами. С горечью потом вспоминал: "Оставался один в громадной пустой школе и пустом для меня городе. Я слонялся бесцельно каждый день, напоминая более всего собаку, потерявшую хозяина". На такое резкое суждение у ученика были основания – это: унижения, связанные с фамилией, бедность, унаследованный от матери заносчивый характер с выраженными элементами меланхолии, скепсиса, неверия в искренность и добро, бескорыстие и правдивость окружающих.
2
Через три года учебы у Крюммера, Афанасия определили в московский пансион профессора Погодина. Проучившись полгода, в 1838 году юноша успешно сдал экзамены на словесное отделение философского факультета Московского университета. В то время многие студенты увлекалась философско-религиозными и социалистическими идеями, но это не коснулось Фета, поскольку все цело отдался поэзии. Причем, в сознании он четко провел грань между "поэтом" и "человеком". "Поэт" в его понятии – это высшее творческое озарение, а "человек" – явление социальное.
Я.Полонский, сокурсник, в будущем видный поэт, вспоминая студенческие годы, рассказывал о неистощимой фантазии Афанасия для тем своих стихов: "Юный Фет, бывало, говорил мне: "К чему искать сюжеты для стихов; сюжеты эти на каждом шагу, – брось на стул женское платье или погляди на двух ворон, которые уселись на заборе, вот тебе и сюжеты".
Фет не проявлял должного рвения к учебе. "Вместо того, – так он обосновал затянувшуюся учебу, – чтобы ревностно ходить на лекции, я почти ежедневно писал новые стихи". Профессор Погодин заинтересовался творчеством студента и в декабре 1838 года он показал тетрадь его ранних стихотворений Н.В.Гоголю. Прочитав, тот заключил: "Это несомненное дарование".
В силу замкнутого характера Афанасий трудно сходился с однокурсниками. Однако крепкая дружба связала его с Апполоном Григорьевым, незаконным сыном своего отца, но не обоюдная обида на отцов сблизила юношей, а увлечение поэзией. Фет писал: "Связующим нас интересом оказалась поэзия, которой мы старались упиваться всюду, где она нам представлялась". Григорьев, ценя дружбу с Фетом, отметил в 1844 году: "Я и он – мы можем смело и гордо сознаться самим в себе, что никогда родные братья не любили так друг друга".
Афонасий был целеустремленным человеком и, раз поставленной цели, старался достичь. В письме к И.Введенскому в ноябре 1840 года писал: "… Теперь мечты о литературной деятельности проникли и заняли все мое существо, иначе бы мне пришлось худо".
Девятнадцатилетний сочинитель начал литературный путь с выпуска книжки стихов под названием "Лирический пантеон", подписав "А.Ф.". Несмотря на то, что стихи большей частью подражали античному слогу и содержанию, к которым примешивались разочарования в собственной жизни, тем не менее, сборник выделялся среди подобных ему книг лиричностью, одухотворенностью и правдивостью чувств автора.
В залитом сиянии лампады полусонной
И отворяя окно в мой садик благовонный,
То прохлаждаемый, то в сладостном жару,
Следил я легкую кудрей игру:
Дыханьем полуночи их тихо волновало
И с милого чела красиво отдувало…
Рецензент журнала "Современник" отметил, что у молодого автора "много недозрелого, неопытного: многое, что задумано верно, но не нашло себе верного отзвука; иное неполно, другому недостает ровного колорита, а кое-что даже вовсе бесцветно". Общий вывод свелся к следующему: "… г. "А.Ф." целою головою выше наших дюжинных стиходелателей". К этому критик Белинский добавил: "А. Ф. много обещает".