Странная смерть марксизма
Шрифт:
Но то, на чем делает акцент учение о пагубном иноземном влиянии, носит одновременно субъективный и эмоциональный характер. На каком основании мы должны верить, что эгалитаризм или сентиментальное сочувствие предполагаемым жертвам, пронизывающее нашу университетскую жизнь, не могли возникнуть на национальной почве, а должны были быть заимствованы из Европы, прежде чем укорениться здесь? По мысли Блума, моральные устои Америки разрушает не радикальный эгалитаризм, а «немецкое влияние», источником которого являются Ницше и Хайдеггер. Давно умершие реакционные тевтоны призваны к ответу в качестве постмодернистских творцов скептицизма, разрушающего американские демократию и равенство, который, по мнению Блума, царит в наших университетах.
Хотя «Затмение американского разума» в стане либерализма периода «холодной войны» представляет собой полный аналог консервативного выпада Бьюкенена против вредоносных иностранных влияний, но, когда дело доходит до текстуальных доказательств, интерпретация Блума оказывается еще более худосочной. Мнения и оценки – вот и все, что остается после чтения его книги. Впрочем, его сближает с Бьюкененом та мысль, что американская империя представляет собой разбухшую губку, которая без разбора засасывает всякие неамериканские идеи. Такой картине давно уже место на чердаке, среди прочего ветхого хлама.
В главе 2 мы рассмотрим непростую историю марксистской теории после 1960-х годов, определявшуюся растущим несоответствием между марксистско-ленинскими пророчествами и непокорной действительностью. Поскольку развитые капиталистические страны так и не рухнули под тяжестью экономических проблем и противоречий, а марксистские правительства
25
См.: Klaus von Beyme, “Vom Neomarxismus zum Post-Marxismus”, Zeitschrift f"ur Politik Vol. 38. Vol. 2 (1991). P. 124; а также Klaus von Beyme, "Okonomie und Politik im Sozialismus (Munich: Piper Verlag, 1975), особенно P. 15–19.
Местом для подлинно марксистских революций стали такие страны «третьего мира», как маоистский Китай и Куба при Кастро; революции превратились в излюбленный инструмент бедных и эксплуатируемых стран, которые, победив в схватке с империализмом, теперь догоняли бывших эксплуататоров. Но ввиду значительного отставания в развитии было сочтено неуместным проводить сравнения между этими выбравшими марксизм, мучительно борющимися за выживание обществами «третьего мира» и развитыми капиталистическими странами. К тому же, продолжали эти неомарксистские теоретики, и сами капиталистические общества оказались на грани кризиса – хотя кризис этот, как отмечали прежде всего западногерманские марксисты, связан не столько с классовым конфликтом, сколько с сокращением социальных программ. Около 1970 года было опубликовано великое множество социалистических трактатов (и в том числе труд с претенциозным названием Krise des Steuerstaates [26] ), развивавших ту мысль, что сокращение социальных расходов свидетельствует о поразившем западные общества «кризисе рациональности». Этот кризис указывал на неспособность государства произвести достаточно средств для защиты трудящихся и безработных, что якобы приведет к существенному изменению социально-экономической системы. Хотя сторонники социального планирования продолжали делать такие утверждения относительно терпящего провал государства благосостояния, их предсказания не смогли воскресить классическую марксистскую теорию. Эти фабриканты мрачных пророчеств не смогли восстановить доверие ни к историческому материализму, ни к предвидению будущих революционных социалистических преобразований, которые Маркс и Ленин считали существенной составляющей своих учений.
26
Кризис государственного управления (нем.). – Прим. перев.
Вторая попытка вдохнуть жизнь в классический марксизм имела место во Франции, где Луи Альтюссер (1918–1990), член французской компартии с 1948 по 1980 год, изобрел сознательно «антигуманистическое» прочтение Маркса, которое было призвано соответствовать ленинскому пониманию [27] . В работах 1960-х годов «За Маркса» (Pour Marx) и «Читая "Капитал"» (Lire le Capital) Альтюссер предостерегал от псевдомарксистских «гуманистов», отрицающих научное, материалистическое ядро марксистского учения. Французская пресса разразилась похвалами концептуальной прочности этого предположительно нефранцузского подхода к марксизму, так что работа «За Маркса» была переведена на многие языки и выдержала несколько изданий на родине, где было продано более сорока пяти тысяч экземпляров. Несмотря на издательский успех, трудно представить, чтобы это новое прочтение Маркса и соответствующее превознесение Ленина и Мао претворилось в некую «революционную практику». О многом говорит уже то, что Альтюссер, до того, как он в 1980 году сошел с ума и задушил свою жену, был постоянно на ножах с французской коммунистической партией. Официальный партийный философ Роже Гароди на встрече французских коммунистических мыслителей в 1966 году осудил «теоретический антигуманизм» Альтюссера, и с тех пор почти все работы последнего публиковались либо некоммунистическими французскими журналами, либо коммунистическими правительствами стран Восточной Европы [28] . Забавно, что аутсайдер Альтюссер при посредничестве другого партийного диссидента, сексуального экспериментатора Мишеля Фуко, попался на крючок психоанализа. Несмотря на свою привычку голосовать за коммунистов, Фуко воплощал то, что Альтюссер презирал сильнее всего: сведение революционного радикализма к антибуржуазному морализаторству.
27
См. биографические заметки об Альтюссере Этьена Балибара (Etienne Balibar), подготовленные в качестве приложения к собранию сочинений: Ecrits pour Althusser (Paris: La Decouverte, 1991); а также к публикации: Louis Althusser, Pour Marx. (Paris: La Decouverte, 1986). [Русск. пер: Альтюссер Л. За Маркса. М.: Праксис, 2006].
28
См. биографическую заметку в книге: Альтюссер Л. За Маркса. С. 363–377. Согласно Филиппу Робрие (Philippe Robrieux, Histoire int'erieure du parti communiste, 1972–1982, (Paris: Fayard, 1982). Vol. 3. P. 12–16), середина 1970-х годов, когда партия выступила против Альтюссера за «игнорирование им ее коллективного мышления», была также периодом, когда коммунисты столкнулись с быстрым оттоком избирателей и вступили в по большей части бесплодный союз с социалистической партией. Ужесточение борьбы с диссидентами было первой реакцией Центрального комитета на эти признаки упадка партии.
Как я пытаюсь документально обосновать в главах 2 и 3, к 1960-м годам деятельность по реконфигурации марксистской теории перешла на неизведанную территорию. Неомарксисты избрали психологию и культуру ключом к пониманию исторических условий, и тем самым им пришлось отказаться от прежней материалистической парадигмы, в которую Альтюссер пытался вдохнуть новую жизнь. Судьба его ученика и редактора Этьена Балибара может служить иллюстрацией масштаба последовавших блужданий. Балибар отошел от «антигуманистического» марксизма и обнаружил свои еврейские корни, неразрывно связанные с этикой Спинозы. К 1990-м годам он занялся «антифашистской» деятельностью и работой на мультикультурное европейское общество, которое рассматривает европейские национальные образования как прискорбное, но малосущественное историческое наследие [29] .
29
См.: Balibar E., Spinoza et la politique (Paris: Presses Universitaires de France, 1985); Balibar E., Les fronti`eres, l’etat, le people, (Paris: La D'ecouverte, 2001).
Другие уходили от марксизма-ленинизма столь же извилистыми путями, будучи при этом убежденными, что держатся прежнего революционного курса. Примкнувшие к марксизму неогегельянцы, подобно итальянскому коммунисту
30
См.: Michel Foucault, L’histoire de la folie `a l’^age classique, Paris: Gallimard, 1970 [Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М.: Университетская книга, 1997]; а также: James Miller, The Passion of Michel Foucault (New York: Simon and Schuster, 1993).
Глава 4 моей книги сосредоточена вокруг этого частичного совпадения двух политических культур: постмарксистской левой и развивающейся американской. Предвестником этого явления была публикация в 1970 году работы бывшего французского коммуниста Жана-Франсуа Ревеля «Ни Иисус, ни Маркс» [31] . Хотя у европейского левого центра можно найти сложившуюся в период «холодной войны» атлантическую традицию, именно Ревель и его последователи связали американизм с глобальной левой идеей. США теперь следовало рассматривать не как щит против советской агрессии, а как воплощение человечного устройства жизни, основанного на равенстве и материальном достатке. Ревель ассоциирует свое видение с новым поколением, отказавшимся и от христианства, и от марксизма (откуда и название). Сформулированная позиция призвана отразить духовную одиссею самого Ревеля, который в прошлом побывал и членом коммунистической партии, и коммунистическим журналистом. Ревель провидит «безъядерное» будущее, в котором будут уничтожены запасы разрушительного оружия, но он дает понять читателю, что этой надежде суждено сбыться только в тени спасительного американского военного присутствия. По Ревелю, отныне играть роль центра мировой истории предстоит не Европе, а Соединенным Штатам Америки.
31
Jean-Francois Revel, Ni Jesus ni Marx: La nouvelle r'evolution mondiale a commenc'e aux E-U, (Paris: Laffont, 1970). Язвительный комментарий к этой переориентации «прогрессивного» европейского мнения в сторону Америки, рассматриваемой в качестве гаранта социальной модернизации, см.: Jens Jessen, “Grenzsch"utzer des Westens”, Die Zeit, 26 сентября 2002 г.; а также: Karlheinz Weissmann, “Querfront gegen den Westen”, Junge Freiheit, 11 октября 2002. P. 22.
В 1990-е годы немецкие «левые демократы» тоже пришли к переоценке своего отношения к единственной оставшейся сверхдержаве. Несмотря на трения периода «холодной войны» и разногласия по вопросам о глобальном потеплении, о войне с Саддамом Хусейном и об арабо-израильском конфликте, немецкоязычные левые отыскали такие аспекты американской политики и общественной жизни, которые им хотелось бы перенести в свою страну. Мягкая иммиграционная политика, принцип гражданства, основанный на культурном плюрализме и общности мировоззрения, а также готовность использовать государство для искоренения предрассудков оказались теми особенностями Америки, которые европейские левые захотели перенять, особенно после краха советской модели. В Германии и Австрии левые (и вообще антинационалистически настроенные немцы) рассматривают 8 мая 1945 года как Befreiungstag, день освобождения, а не как день начала иностранной оккупации. Хотя восточных немцев принудил отмечать эту дату Советский Союз, после того как оккупировал их земли, сегодня ее связывают с благами, принесенными американской оккупацией, и с окончанием господства нацистов. После завершения «холодной войны» самый уважаемый представитель Франкфуртской школы Юрген Хабермас (род. в 1929 году) превратился в искреннего сторонника США. Во время конфликта с Сербией в 1999 году Хабермас призвал к расширению американской мощи и влияния в Европе, которое должно «принести [туда] космополитичное понимание прав, соответствующее положению гражданина мира», и ликвидировать остатки «националистических настроений» на его родине [32] . Истинное освобождение, прославляемое Хабермасом и его единомышленниками, презирающими прошлое Германии, требует, чтобы американцы «переучили» их так, чтобы они перестали быть немцами и стали «демократами».
32
J"urgen Habermas, Die Moderne: Ein unvollendetes Projekt, (Leipzig: Reclam Verlag, 1994), P. 75–85. [Хабермас Ю. Модерн – незавершенный проект // Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005].
В главе 4 также исследуется постмарксистская идеология, ставшая преобладающей у европейских левых. Можно проследить процесс американизации европейских левых по всему спектру – от программ новых европейских коммунистических партий, подчеркивающих необходимость модификации поведения и утверждающих ценности мультикультурализма, до войны европейских интеллектуалов с предрассудками. Отчасти за этим процессом стоят политико-исторические факторы, а именно американское доминирование в Европе, крах советской империи и целенаправленное преобразование немецкого общества американскими завоевателями после Второй мировой войны. Более того, в Восточной и Центральной Европе правительство США проявило готовность сотрудничать с бывшими коммунистами, противостоящими националистическим группировкам и политикам. Такие лидеры, как превратившийся в социалиста давний коммунист Ивица Ракан в Хорватии и бывший член Центрального комитета Коммунистической партии Венгрии Петер Медьеши, которым американский Государственный департамент помог занять посты премьер-министров, рассматривались как сторонники глобалистской перспективы, подходящие для американских экономических интересов и политики «прав человека» [33] . Кроме того, американское правительство настаивало, чтобы бывшие страны советского блока, стремившиеся стать членами НАТО, подверглись одобренному США обучению по вопросам Холокоста и «экстремизма». Эта программа перевоспитания – от которой в 2002 году отказались эстонцы, заметив, что, за исключением горстки нацистских пособников, их народ не принимал участия в уничтожении еврейского населения (составлявшего около пяти тысяч человек), – очень похожа на то, что навязала послевоенной Германии американская военная администрация [34] . Сегодня все западноевропейские левоцентристские партии поддерживают такие формы «ценностного перевоспитания» своего, по их мнению, недостаточно раскаявшегося населения.
33
Brian Mitchell, “Why Ex-Communists Hold Power in Eastern Europe”, Investor’s Business Daily. June 25, 2002. P. A-16; John Laughland, “NATO’s Left Turn”, American Conservative, December 13, 2002. P. 18–19.
34
О программе изучения Холокоста в Эстонии см. замечания посла США Джозефа М. Де Томаса на сайте посольства 26 мая 2002 г., www.usemb.eelholocaust;eng. php3.