Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу

Среди оставшихся в живых английских и немецких генералов бытует мнение, что немцы проиграли Вторую мировую войну, поскольку посвятили себя определенным решающим сражениям, из которых следовало выйти.

Между тем основная идея данной книги заключается в том, что в ходе войны на всех театрах военных действий самым дорогостоящим и решающим из всех было сражение, в котором не участвовали ни Англия, ни Франция, – несостоявшаяся битва первых трех недель сентября 1939 года.

Она стоила больше человеческих жизней, чем все другие битвы,

вместе взятые, – по меньшей мере двадцать миллионов. Эту несостоявшуюся битву фактически игнорировали военные историки, не упоминали политики и оправдывали генералы. Многие существенные факты были, очевидно, изъяты из официальных историй и правительственных архивов союзников; некоторые сведения намеренно фальсифицировались до их представления кабинетам, занятым принятием решений летом 1939 года.

Основные факты несостоявшегося сражения были следующими: в течение второй недели сентября 1939 года, когда война в Польше еще не была завершена, немецкие войска на недостроенной линии Зигфрида Западного фронта насчитывали восемь недоукомплектованных кадровых дивизий и двадцать пять территориальных, резервных и дивизий местной обороны. Таким образом, всего там было тридцать три в основном плохо обученных и слабо вооруженных подразделения, которые можно было назвать разве что сборными силами местной обороны.

У французов, когда они завершили мобилизацию, на западе было восемьдесят пять дивизий. (Здесь существуют некоторые расхождения во мнениях и подсчетах, но даже наименьшая из приводимых цифр – семьдесят две дивизии на западе.)

Более того, значительную часть немецких войск составляли новобранцы, многие из которых ни разу не стреляли боевыми патронами, а их общие запасы боеприпасов были рассчитаны всего на три дня войны. Линия Зигфрида не была достроена и частично не годилась для активной обороны. Донесения немецкой разведки и те, что готовил шеф немецкой разведки на Западном фронте генерал Лисс, показывают, что на западе Германия была опасно незащищенной. Генерал Вестфаль, в то время офицер штаба дивизии на линии Зигфрида, был убежден, что, если бы союзники атаковали в начале сентября, они достигли бы Рейна без особых проблем и, возможно, форсировали бы его без серьезного сопротивления. Однако нет никаких свидетельств того, что возможность такой атаки обсуждалась в английском или французском Генеральных штабах или в правительствах этих стран.

Оба правительства винили в своем бездействии пацифистские настроения общества и нежелание солдат английской и французской армий воевать. Настоящая книга покажет, что это неправда; наоборот, в этих странах оказывалось большое давление на политических руководителей и военных командиров, чтобы вступить в решающее сражение, но политические и военные лидеры не верили в него (или в себя?).

Собранные мной материалы, по моему глубокому убеждению, показывают необходимость фундаментального пересмотра существующих техник и практик прохождения донесений по дипломатическим и разведывательным каналам. В особенности вызывает сомнение ценность дипломатических миссий, которые считались адекватными каналами информации соответствующих правительств.

Возможно, передача точной информации стала слишком сложной политически, чтобы оставлять ее в ведении дипломатов и других несекретных агентов. Страна, которая найдет в себе смелость первой порвать с устаревшими шаблонами дипломатии и шпионажа, не только получит значительные непосредственные преимущества и сбережет огромные деньги. Она также проложит путь к новому пониманию международных отношений, без которого народы продолжат без необходимости бояться и подозревать друг друга и при случае могут

не распознать подлинную опасность, угрожающую им.

Неделя, начавшаяся 7 марта 1939 года и завершившаяся развязкой 15 марта, должна считаться одной из самых странных и разоблачающих в современной истории. Она описывалась с большим количеством подробностей и оправданий, чем любой другой аналогичный период; и все же, когда мы вновь возвращаемся по, казалось бы, знакомой дороге, располагая дополнительными преимуществами в виде официальных, личных и лишь недавно рассекреченных документов, мы неожиданно сталкиваемся с одним абсолютно неопровержимым фактом: современная картина той судьбоносной недели марта нарисована людьми, находившимися в полном неведении относительно ее истинного характера.

Дипломатические службы и разведки англичан и немцев, французов и русских, поляков и швейцарцев не сумели обеспечить подробную, конкретную и, главное, точную информацию, на которой их правительства должны были основывать свои решения и действия. Если открытие архивов тех лет, которые непосредственно предшествовали войне, что-нибудь и показало, то лишь полный провал как дипломатической, так и разведывательной службы в вопросах сбора и передачи информации.

Именно провал этих служб в конечном счете сделал возможной последнюю великую войну – ведь без точной и детальной информации невозможно эффективное предотвращение войны.

Существует другая, и, возможно, даже более опасная, сторона неспособности обеспечить надежную информацию: ее место, как мы увидим, заняли страх – взаимный страх – и преувеличение. Это были основные черты кризиса, который предшествовал началу войны в 1939 году. И все же точная и достоверная информация, как никогда раньше в истории, могла быть доступной для дипломатов и секретных служб тех стран, которых это непосредственно касалось. Она была где-то там, в каналах связи, и нам придется спросить себя, как получилось, что она не дошла до места назначения?

Таким образом, мы пытаемся найти нечто еще более важное, чем ответы на два первоначальных вопроса: было бы возможно военное поражение гитлеровской Германии в первые недели войны в сентябре 1939 года и если да, что этому помешало?

Однако, прежде чем вернуться к решающей мартовской неделе, представляется весьма полезным рассмотреть любопытный комплекс страха, поразивший британское и французское правительство – и поддерживавшие их круги – во время мюнхенского кризиса. Он не был, как мы теперь знаем, определяющим элементом мюнхенского урегулирования, однако дает поучительный пример того, как формировалось правительственное мнение и решения.

Три письма от Тома Джонса, этого «серого кардинала» правительства Чемберлена и газеты «Таймс», сердца газеты «Обсервер» и кливденской клики Асторов, проливают больше света на настроения тех дней, чем том избранных документов.

23 сентября 1938 года Джонс написал своему близкому другу Абрахаму Флекснеру, директору института перспективных исследований Принстонского университета, что англичане не видели возможности войны, так как французские министры «умоляли наших любой ценой ее избежать. Они могли поднять в воздух только 700 самолетов!». Более того, британские министры, ответственные за противовоздушную оборону страны, сэр Сэмюэль Хор и Кингсли Вуд, «знали, что Лондон беззащитен перед Германией». Джонс также добавил, что в Лондоне никто не может сказать с уверенностью, на что готовы пойти русские. В конце письма он сделал вывод, что повсюду царит подавленное настроение и стыд и здесь хотели бы знать, могут ли они еще что-то спасти от разгрома.