Странница
Шрифт:
— У нас нет фокусов. У нас есть оружие, — сказал Конвей.
— Гром и молния? — презрительно ухмыльнулся Гатро.
Покачав головой, Конвей ответил:
— Сейчас это неважно. Мы хотим проявить свое дружелюбие. Может, мы и сработаемся?
Речь, и так похожая на пение, стала еще мягче.
— Да. — Обратившись к Сайле, Гатро сказал: — Жрица, пожалуйста, следуй за мной. Наш лагерь тут, недалеко.
Сайле доставило удовольствие, что Коссиары действительно оставили их маленький отряд в покое. Она не сомневалась, что где-то в лесу оставлен дозор, но это было сделано с почтительностью.
Тем
— Жрица Роз, что ты знаешь о братствах монахов-воинов, охраняющих Дом Церкви?
— Только то, что они существуют. И что они — отважные люди.
— Ты должна знать больше. Мы — добровольцы. Мы оставили свои дома. Братство стало нашей семьей. Наши укрепленные деревни — это тренировочные лагеря, мы сами себя обеспечиваем. Враги Церкви — наша добыча.
— А как же жены? Дети?
— Это зависит от братства. В некоторых деревнях живут семьями. Некоторые — только для мужчин; жены остаются в родной деревне, там они растят детей.
— А ты из какого братства? — вмешался Конвей.
Лицо Налатана исказилось, но ответил он достаточно спокойно:
— У нас было семейное поселение, но, кроме того, было место для учебы, посещаемое только мужчинами. Часть времени мы живем… жили там. — Неожиданная резкость в его голосе и чувства, кипевшие в словах, потрясли слушавших. Когда он продолжил, стало ясно, что этот человек обладает железным самообладанием. — Год назад к Главе нашего братства явилась Жрица, именовавшая себя Жнеей. Она рассказала о твоем путешествии и о том, что ты будешь за него изгнана. Наш Глава сказал, что это самый отважный поступок, о каком он когда-либо слышал: женщина, лишенная защиты Церкви, осмелилась бросить всем вызов. Жнея потребовала, чтобы мы остановили тебя. Мы отказались.
Сайла спросила:
— Год назад? Мы…
— Жнея заявила, что Дом Церкви ожидал твоего появления много лет. Та, кого она называла Единственной, рассказала ей о твоем приходе. Она называла твое имя. Она также называла тебя Цветком, той, кого приведут к славе могучие маги — белый и черный. — На секунду он прикрыл глаза, потом продолжил: — Через две недели после того, как наш Глава отказал ей, колодец у нас в деревне был отравлен. Из шестидесяти пяти жителей выжило десять. Умирая, наш Глава просил меня позаботиться об успехе Цветка. Еще он сказал мне, что я должен завоевать для нашего братства славу, чтобы люди во все времена пели песни о нашем воинском искусстве. Только тогда я могу умереть.
Конвей улыбнулся ему:
— В таком случае я особенно рад, что встретил тебя, Налатан.
Раненый воин скривился:
— Я поклялся нашему Главе, что увижу, как достигнет своей цели Цветок. Чтобы прославиться, как непревзойденный воин, я поклялся убить белого мага. Тебя, Конвей. Моего спасителя. Ты слышишь, как Вездесущий смеется над своей шуткой?
Книга вторая
Путь смятения
Глава 42
— Ей-Богу,
Конвей рассмеялся и помешал палкой догоравшие угли вечернего костра.
— Может, ты и права. Западный ветер. Гатро говорил, что завтра с высокого места мы уже увидим Гавань.
— Если будет нормальная погода. — Тейт зябко передернула плечами. — Где же, черт возьми, весна?
— Меня самого это беспокоит. Помнишь тот видеодиск, который мы смотрели в пещере? Там говорилось, что несколько лет подряд было холодное лето — последствия ядерной зимы. Может, произошли глобальные изменения климата, появились новые циклы? И сейчас маятник качнулся в сторону холода?
— Я стараюсь не думать об этом. Все вокруг напоминает мне, что мы погубили мир.
Конвей беспомощно развел руками:
— Месяцами скакать, чтобы преодолеть расстояние, которое на машине проезжали за пару часов. Все автомагистрали разворотили, выковыривая оттуда стальную арматуру.
— Все, что мы когда-то строили, теперь вредно и опасно, и в лучшем случае может служить сырьем. Обидно. Не знаешь, сколько мы сегодня проехали?
— Как обычно. Миль двадцать, может, немного больше. Конечно, мы столько б не тащились, если бы не мои болезни. Не знаю, что за гадость я подцепил в том ежевичнике, но задержала она нас здорово.
— Успокойся. Сайла никогда не верила, что это болезнь. Как только она убедила Коссиаров, что причиной остановки была необходимость отдохнуть, все напасти кончились. — Немного помолчав, Тейт спросила: — Тебе что, уже все надоело, Мэтт? Хочется послать все к черту? — Она поднялась так стремительно, что Конвей не успел ничего ответить. Тейт наклонилось вперед, на ее напряженном, отчасти агрессивном лице плясали отблески костра. — Скажи мне правду. Из тебя слова не вытянуть с тех пор, как к нам присоединились воины Гатро и твой приятель Налатан.
— Я был очень занят с собаками. С Вихрем и Налатаном.
Тейт уперлась кулаками в бока и, забавно копируя простонародный говор, обрушилась на Конвея:
— Ты был так занят и ни с кем не виделся. С тобой осталась только я, твоя мамочка. Так что выкладывай мне все как на духу, сынок!
Выдавив из себя слабую улыбку, Конвей сказал:
— Я боюсь, Доннаси. Я не знаю, кто я такой.
— Конкретней, Мэтт. Это не тот мир, где можно сидеть в баре и заниматься психологическими изысками. — Взглянув поверх костра, она увидела, как Конвей болезненно вздрогнул. Тейт коснулась рукой его щеки, старясь смягчить свою вину. — Прости, Мэтт. Я не хотела.
— Все в порядке. Знаешь, в тот день, когда ты схватилась с капитаном Скэнов, мне казалось, что в этом мире я наконец обрел почву под ногами. И до сих пор так считаю, хотя некоторые вещи опять не дают мне покоя.
Тейт отвела руку.
— А если я спрошу, что все это значит, ты мне ответишь?
— Попытаюсь. Я ведь уличный регулировщик. Взгляни на меня. Я сидел за пультом и нажимал кнопки. Транспортные потоки. Цемент мешками из Бойсе. Тонны грибов в Майами. Теперь меня занесло сюда. И все, что я могу здесь делать — это драться. Ну ладно, если это драка за правое дело, можно потерпеть. Внести свою лепту. Но кто мне скажет, ради чего все это?