«Странники» Судоплатова. «Попаданцы» идут на прорыв; Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
— То есть ты уверен, что все это, — Кураев делает широкий жест рукой, — навсегда?
— Не знаю, — отвечаю совершенно искренне, — но готовился бы к худшему. Например учил бы фамилии членов Политбюро или УК. Пятьдесят восьмую статью помнишь?
Наш доктор глубоко задумался.
— Не, Тох, я серьезно на самом-то деле! Ты что, домой не хочешь? — Если я хоть что-то понимаю в людях, время для шуточек и идиотских отмазок закончилось — слишком необычным тоном задал вопрос Сережка.
— Хочу. Блин, знал бы ты, как хочу! Устал я, Серый, от этой войны. А еще больше — от всех шифровок-маскировок! Вчера с Зельцем по лесу «гуляли», так меня чуть не перекорежило: прикинь, парень хороший, свой в доску, соли мы с ним вместе чуть ли не «КАМаЗ» слопали,
— Та же фигня, Тоха. Абсолютно та же. Сегодня с утра хотел Емеле байку рассказать, смешную до колик, только рот открыл, как вспомнил, что здесь «ботоксных блонд» в природе не существует! Представляешь, как бы я спалился?! Слушай, дорогой, а вот интересно, как же Штирлиц двадцать лет в «бундесе» прожил и его никто не расколол? — Совершенно неожиданно мысль Дока перескочила на другую тему.
— Да не было никакого Максима Исаева, по крайней мере, так высоко.
— То есть Семенов все-все выдумал?
— Ага. На месте Штирлица сидел самый натуральный немец. Я бы сказал — натуральнейший! Вилли Леман. В полиции чуть ли не с «папашей» Мюллером начинал служить. На чем там наши его вербанули, я точно не знаю. Но и то он долго не протянул — в сорок втором его вычислили. Хотя тут у парней с Лубянки накладочка вышла, но о подробностях лучше у Бродяги спроси, он точно знает. — Я понимал, что мы оба сейчас сознательно «соскочили» с неудобной, прямо скажем — душераздирательной темы, но возвращаться к ней не собирался. Лучше уж мы с Сережкой разговор вечером наедине продолжим.
— Немец?! — удивился Док немного ненатурально, словно слегка переигрывал. — Давай еще вечерком поболтаем… У меня еще немного трофейной «конины» осталось… Ну и спирт… — Выходит, понял я Серого, как говорят, с полувзгляда: нужен этот разговор нам обоим, прямо-таки жизненно необходим! Но не здесь и не сейчас.
— Эй, танцор! Сейчас-то тебе что помешало?! — Я отвлекся на Дымова, крайне удачно в сложившейся неловкой ситуации навернувшегося с колоды. Краем глаза я уже давно заметил, что равновесие он потерял довольно давно, но, вместо того чтобы расслабиться и восстановить баланс, он судорожно размахивал руками, пока, наконец, не сверзился. Хотя обрубок бревна, на котором он стоял, был вполне, по моим, конечно, меркам, устойчивым — как-никак больше полуметра в диаметре. Стой — не хочу.
В пререкания Зельц вступать не стал, а, понурившись, собрал ножи и снова вскарабкался на деревяху.
— Тони! Иди сюда! — раздался крик на немецком — из окна второго этажа меня звал Тотен. Вот уж кто никогда правилами конспирации не пренебрегает! Но ему и легче всего — на немецком-то трындеть. — И вы, Доктор, тоже!
Рации свободные от дежурства с собой не таскали, а леность, свойственную штабным работникам, Алик уже приобрел, вот и орет как потерпевший.
Тактично намекнув Серому, что разговор на щекотливую тему лучше продолжить слегка погодя, зашагал к парадному входу. Можно было бы, срезав, и в окно влезть, но при неполном комплекте рабочих конечностей я вполне себе здраво решил не рисковать.
В «радиорубке», как в честь пионерского детства окрестили это помещение, было более чем многолюдно — кроме «нарядных» Люка и Казачины собрались все.
— И к чему такие крики? Дебош будет, или только развратом обойдемся? — Свои провокационные поползновения Док, как всегда, предпочитал совершать из-за надежного укрытия — в этот раз из-за моей широкой спины.
— Ша! — Командир, однако, шутить был не настроен: — Тотен, включай шарманку!
Алик нажал несколько клавиш на рации-стационарке, потом пару секунд повозился со своим телефоном, и из встроенного динамика знакомый голос Левитана произнес:
— В течение ночи на 22 августа наши войска вели бои с противником на всем фронте и особенно ожесточенные на КИНГИСЕППСКОМ, НОВГОРОДСКОМ и ГОМЕЛЬСКОМ направлениях.
«Это что, политинформация такая? — мелькнула мысль. — Или случилось что-то, о чем мы не помним?»
— Мощный удар по фашистской переправе нанесли мониторы и катера энской речной флотилии в пятнадцати километрах от города Д., — продолжал Левитан из динамика. — Немецкое командование несколько раз пыталось организовать переправу через реку, но каждый раз неудачно. Наши летчики быстро находили места скопления противника и громили его. 19 августа фашисты, маскируя переправу своих войск, устроили в разных местах реки несколько ложных переправ. Наша разведка разоблачила задуманный немцами маневр. Не успели немецкие саперы закончить установку понтонного моста и начать пропуск войск, как из-за поворота реки показались советские мониторы и катеры. Первыми залпами артиллеристы разбили мост, на который уже вступили девять немецких танков и несколько десятков мотоциклов. Танки и мотоциклы оказались в реке. Затем мониторы и катеры открыли огонь по лодкам с пехотой противника. Потоплено двадцать шесть лодок, на которых находилось до пятисот солдат и офицеров. Две лодки были протаранены катерами. Разгромив мост, мониторы открыли огонь по подходам к реке. К нашему берегу успели проскочить шесть лодок, с которых высадилось более ста немецких солдат. Их встретила огнем подоспевшая к месту боя наша мотопехота и уничтожила. Двадцать немецких солдат пытались вплавь достигнуть своих частей, но были перебиты нашими стрелками. Бой у переправы закончился полным разгромом противника. Весь берег реки устлан сотнями фашистских трупов, разбитыми автомашинами, орудиями и мотоциклами. Немцы потеряли девять танков, двадцать девять автомашин, до сорока мотоциклов, восемь орудий и свыше восьмисот солдат.
«Смешно, это на Днепре бои, похоже… А что новенькое-то может случиться? Гудериан поехал на юг, к Гомелю и далее — на Киев… Об этом мы уже сообщали в Москву. Гот — на север, через Великие Луки и Новгород на Питер. Впрочем, его мы тоже по широте душевной товарищу Сталину заложили… Для чего-нибудь вроде Вязьмы рановато — и сил у Запфронта пока в достатке, и немчура плотно в обороне увязла. Да и то катастрофа случилась, когда подвижные соединения нависли на флангах, а Тимошенко затеял идиотскую рокировку командующих, и сложилась ситуация, что армии есть и командиры, разбирающиеся в обстановке, в наличии, но командовать вроде как и некому. Однако до этих событий больше месяца…»
— Батальон капитана Малина двое суток сдерживал атаки противника. Узнав от перебежчиков о предстоящем подходе к противнику свежих резервов, капитан Малин решил атаковать немцев до прибытия фашистских резервов. Атака началась ночью. Бойцы роты старшего лейтенанта Китова атаковали левый фланг группы германских войск и мощным штыковым ударом прорвали линию обороны. Одновременно с атакой на левом фланге наша танковая рота нанесла противнику лобовой удар, отвлекая на себя пулеметный и орудийный огонь. Танкисты отлично выполнили задание. Разгромив шесть противотанковых пушек, четыре миномета и несколько пулеметных гнезд, танки устремились навстречу подходящим резервам противника. Бой завязался на всем участке фронта, занимаемом врагом. Забрасывая фашистов гранатами, уничтожая их штыком, бойцы батальона отбросили немцев. Большие потери от огня советских танков понесли резервы фашистов. Всего в ночном бою было уничтожено около четырехсот немецких солдат и офицеров. Захвачено три орудия, тринадцать минометов, девятнадцать автоматов, пять автомашин и сорок один мотоцикл.
— Неплохо накрошили! — прокомментировал Док. — Если только правда… — Никто, впрочем, обсуждения не поддержал.
— В боях под городом Вознесенск (Украина) захвачено в плен свыше ста немецких солдат и офицеров. На допросе пленные И. Кох, Б. Шредер и В. Райт рассказали о том, что в германских войсках за последнее время широко распространяются слухи о крупных разногласиях между Гитлером и генералитетом, о волнениях во многих городах Германии и массовых арестах в тылу и на фронте. Во многих полках изданы приказы «о борьбе против шептунов и антигерманской агитации».