Странники
Шрифт:
Прежде всего, местность была не та - исчезли великолепные сады, окружающие город. Изменился рельеф, пропала прежняя пышная растительность. Теперь это была саванна, но цветущая и богатая. Вместо мощных деревьев юрского периода раскиданы среди безлесых пространств рощи и мелкие заросли привычных взгляду видов. Динозавров не было, но водилось много теплокровных. Стада антилоп, слонов, жирафов. Много птиц среди озёр и рек. На всем этом пространстве Уилл искал себя. И нашёл.
Был он молод и дик - первобытный охотник с каменным топором. Была у него тростниковая хижина,
Навыки ремесла, несмотря на убогий быт, были присущи этому аватару Валентая - всё у него получалось легко и просто. Как-то он сообразил приручать диких коз, придумал способ выделки шкур, изобрёл сыроделание, научил женщин прясть шерсть и делать грубые материи. Он сообразил, как добывать огонь, построил загоны для скота и сделал многое другое, на что у первобытных народов должны уходить многие тысячелетия приобретения опыта. Что-то было тут не так.
Но соплеменники его были удивительно тупы, и всё доходило до них с трудом. Валентай был одинок в этом примитивном стаде. Даже жена его, красивая с точки зрения дикаря, была просто едва говорящим животным. И вот однажды он собрался в путь, чтобы принести жертву богам, живущим в таинственно-чудесном месте, где не надо было добывать пищу тяжёлым трудом, где всё росло само собой. Он помнил этот райский сад и знал, что этих богов зовут додоны.
И вот, придя на место, он развёл среди камней костёр и зажарил мясо, чтобы пригласить богов к трапезе. Он сам выбрал самого лучшего козлёнка из своего стада и принёс издалека сухие ветки. Когда мясо было готово и истекало нежным соком, из-за деревьев сада вышел бессмертный. Он присел к костру и принял в руки доброе угощение - это говорит о том, что бог готов слушать и помочь Валентаю.
– Что ты хочешь опять?
– спросил бог, насытившись и вытирая пальцы.
– Я хочу знать, что будет со мной дальше, - услышал Уилл свой голос, - Когда я приобщусь к богам?
– Варсуйя говорит, что тебе надо размножаться, - ответил бог, - Чем больше племя, тем больше вариантов опять.
– Когда они построят цивилизацию?
– нетерпеливо заговорил дикарь.
– Сколько времени пройдёт до той поры, когда они обретут хотя бы разум?
– Не знаю, что тебе сказать, - покачал головой додон, - Ты знал, на что идёшь. Если бы мы могли, как раньше, сразу и целиком создавать разумные расы, с заданными свойствами. Но ты ведь знаешь, как мало у нас осталось Сил. Потерпи, пожалуйста, опять. Жизнь в этом теле недолга, ты вернёшься.
– Да, я понимаю, - внезапно успокоился Уилл, - Но так мы ничего не достигнем ещё миллионы и миллионы лет.
"Почему он всё время говорит это "опять"?
– подумал удивлённый Валентай.
– Ну ладно, - мирно отвечал дикарь, - мои вам переправят мясо. Это хорошее мясо.
– Только сразу много не забивайте, - попросил Бог, - не забывай, нам негде его хранить.
– Надо что-то придумать, - озабоченно пробормотал дикарь.
Собеседники поднялись, разворошили палкой угли, закопали кости козлёнка и мирно распрощались. Додон уже собрался уходить, как вдруг из леса появился ещё один человек - черноволосый, черноглазый и смуглый. Он
– Прими, повелитель, от наших трудов и позволь моему племени жить на твоей земле.
Повелитель мельком глянул в корзину и раздражённо ответил:
– Прекрати! Я прекрасно знаю, что ты надрал эти плоды в садах додонов и мне же нагло их предлагаешь! Ты увел свое племя с территории питомника и предпочёл бесконтрольное спаривание среди отбросов эксперимента! Ты засорил генетику своей группы посторонним материалом! Уйди, тебе не позволят снова влиться в процесс!
– Понятно, нам нужны блондинчики!
– злобно оскалился черноволосый.
– Расово чистая группа! Но опять верно сказал: нужно делиться!
– Размножаться!
– высокомерно поправил его додон.
– Это сказала Варсуйя.
– Размножаться, - охотно согласился черноволосый.
Он расшвырял ногой остывшие угли костерка.
– Козлёнка ели, - заметил он, - тоже мне, благородные дикари! А моим мяса тоже хочется!
– Твои - каннибалы!
– резко ответил додон, - Испоганил генетику, мерзавец!
– Что делать?!
– злобно скривился черноволосый.
– Протеин способствует развитию мозга!
– У твоих всё развитие направлено на насыщение инстинктов! Еда и секс - больше ничего! Убирайся, ты ничего не получишь!
– Ты же знаешь, саванна год от года уступает нашествию песков, - весь подобравшись, заговорил черноволосый.
– Наступает дурное время. Голодное время, так скажем. Я понимаю, почему вы не хотите допустить моё племя в ваш эдемский сад - вы сами едва кормитесь от ваших светлокожих дикарей. Они выращивают для вас мясо, а мои будут возделывать плоды земли. Прежние-то виды вымерли - не выдержали конкуренции с местной растительностью: искусственная, жизнь. Я с трудом набрал в корзину всякой дряни в ваших садах. Привыкли жить на готовеньком, додоны! Говорю тебе, пусти меня в процесс! Мои питекантропы куда лучше приспособлены, нежели ваши кроманьонцы!
– Уходи, Кейн, - теряя терпение, ответил додон.
– Не искушай меня уничтожить тебя и твое племя выродков. Они животные и ни в чем не виноваты, но ты... Где бы ты ни появился, твое присутствие означает лишь одно - войну. Ты проклятие наше, позор и бедствие.
С этими словами он скрылся в зарослях.
– Проклятие ваше, говоришь?
– мрачно заметил Кейн.
– Да, верно, но не я довёл вас до бедственного состояния, а как раз ваш драгоценный Искатель. Не надо врать, мой дорогой собрат: не Избранного вы выращиваете в этом закрытом питомнике, а стадо жертвенных животных.
Проговорив всё это, он обернулся, посмотрел по сторонам. Потом достал из очага один крупный камень и легко помчался прочь.
– Эй, Авель!
– крикнул он, догоняя неторопливо идущего светловолосого человека, одетого в хитон из грубо сделанного холста. Тот едва обернулся, как в следующий миг удар в голову свалил его.
– Т-ты...
– только и сумел выдавить умирающий, глядя на своего убийцу сквозь кровь, текущую из раскроенного лба.
– Да, я!
– весело скалясь, сообщил Кейн. Потом он отскочил, как хищный зверь, свистнул, и из зарослей полезли косматые, косолапо ходящие подобия человека. Самцы с рычанием набросились на ещё живого человека и принялись с сопением терзать его острыми резцами, а самки скулили рядом.