Странные сближения. Книга вторая
Шрифт:
Начальник штаба иронически глядел на Волконского. У него был с Волконским давний спор о гипотетической возможности военного переворота. Сергей Григорьевич, не признаваясь в существовании тогда ещё 'Союза Благоденствия', всячески пытался склонить Киселёва к необходимости создания подобного клуба. Киселёв на это отвечал: 'Пусть там будете вы и ваши разумные друзья, но скоро набегут молодые либералы и не оставят ничего от вашей тайны'.
С Пушкиным Киселёв познакомился когда-то в Петербурге, у Карамзиных, и быстро отнёс Александра к разряду таких вот молодых либералов, что на языке мудрого и осторожного
Чувствуя себя частью бездарно поставленного водевиля, Пушкин сгрёб в охапку Муську и удалился.
Через пятнадцать минут вернулся Юшневский.
– Кем бы вы ни были, - Алексей Петрович вновь прошёлся по углам, зажигая успевшие погаснуть лампадки, - при вас нет ничего, за что бы можно было зацепиться. Включая рассудительность.
– А как вы объясняли обыск Киселёву? Je me demandais juste...
– Я же сотрудник Коллегии. Объяснил, что вы прячете документы государственной важности. Киселёв, кстати, вас любит и мне не поверил. А мы, наконец, решили, как с вами поступить.
– Весь внимание.
– Вам хотели поручить слежку за Инзовым, - (Что ж всем так нужен бедный Инзов?) - Не скрою, как человек, близкий к нему, вы были бы нам полезны, - Юшневский снял пенсне и опустил веки. Когда Александр, решив, что генерал уснул, приготовился кинуть в него Муську, Юшневский выпрямился на стуле и открыл глаза.
– Вы убьёте Инзова.
– Лучше казните меня здесь, генерал. Я не стану убивать никого, пока не получу доказательств, что это необходимо.
– Вы получите моё слово. И ничего более. Если вы верите в Южное общество и республику, то вам не нужно доказывать, что мы не станем лишать жизни случайных невинных людей. Инзов представляет организацию, о коей я вам говорить не буду, но верьте мне, Француз, - если восстание пройдёт успешно, царь будет убит, дворец захвачен, но Инзов останется жив - всё, что мы сделали, пропадёт напрасно.
...На третий день тучи разошлись, и над городом развернулась бездонная, торжественная синева. Глядя в неё такими же синими глазами, полулёжа в санях, Пушкин выехал из Тульчина в Каменку с выражением бездумной радости на лице - будто не было ни Зюдена, ни революционного заговора, ни приказа убить Инзова, ни тягучей, тоскливой песни Никиты:
– Ты детинушка-сироти-инушка, бесприютная ты голо-овушка-а... Без отца ты взрос ты, без матери-и, на чужой, дальней на сторонушке...
В Каменке Александр застал только хозяйку поместья и Аглаю с дочерьми. От них узнал, что Раевские из Киева решили не возвращаться к Давыдовым, а направились по прихоти Софьи Алексеевны в Одессу.
Так и вышло, что 1 марта 1821 года в Одессе Пушкин болтался в руках Александра Николаевича и вздрагивал при каждом слове:
– Кем! Нужно! Быть!
– гремел в ушах голос Раевского.
– Чтобы! Отдать! Шифровальный! Блокнот! Моей! Сестре!!!
– Она бы всё равно не разобрала...
– выдавил Пушкин и почувствовал, что твердь снова исчезает из-под ног.
– Шифровальный! Блокнот! Самую! Ценную! Вещь!!! Подарил! Моей! Семнадцатилетней! Сестре!!!
–
– Это было самое надёжное...
– Отдать Елене шифровальный блокнот!!!
– Раевский швырнул Француза на лавку.
– А письма Нессельроде ты кому подарил?! Маше? Кате?! Или кто у тебя ещё заслуживает сувенир?!
– Дай блокнот.
– Вот он!
– Раевский обрушил на лавку возле Француза коричневую книжицу.
– И нож.
– Пушкин, что ты задумал?!
– Parbleue, ладно, я так, - Александр вцепился зубами в угол обложки и рванул.
– Держи, - отплёвываясь, он вытащил из-под кожи, покрывающей переплёт, сложенные листы.
– Это что?
– То, о чём ты подумал.
– Ты что же, - Раевский протёр очки и взял письма, - ты...
– Знал, - Пушкин поправлял на шее смятый платок.
– Уже довольно давно. Понимаешь, меня смущал один момент: почему мы с тобой первые, кто нашёл связь между 'Союзом Благоденствия' и Этерией? Да, нам помог Зюден и его 'поднимать наших'. Но здесь, на юге, прорва других агентов, и хоть один из них должен был заметить, что греки сотрудничают с русским тайным обществом. Тогда я подумал: первое! Я агент Коллегии и вижу вот это, что я сказал. Второе! Почему-то я никому об этом не докладываю. Почему? А? А?! А?!- Пушкин заглядывал Александру Николаевичу в глаза, едва не тычась в них носом.
– Да потому что я сам - член общества! Ай да Юшневский, ай да ёшкин х...!
– Да, да, хорошо, не плюйся, - Раевский усадил Француза на место и вытер лицо.
– То есть ты ехал в Тульчин, зная, что тебя встретит агент-предатель?
Пушкин слегка поклонился.
– Убью, - пообещал Раевский.
– К чёртовой матери. Почему ты мне не сказал?
– Из вредности. К тому же, у тебя на всё один ответ - арестовать. А у нас к Зюдену добавилась тайна Инзова. И я всерьёз намерен разузнать, как старикан сделался врагом Южного общества. Под следствием тебе такого не скажут, я полагаю. Так что арестовывать по-прежнему рано, по крайней мере, пока не разгадаем тайны.
– Забирай свой блокнот и письма и катись в Кишинёв, - устало сказал Раевский.
– И если ещё раз узнаю, что ты утаиваешь сведения, - он вдруг замер, с ужасом глядя куда-то в сторону. - Всё, - прошептал Раевский.
– Довел ты меня. Я тронулся умом.
– М-м?
– Пушкин завертел головой, пытаясь найти предмет, сумевший привести А.Р. в столь несвойственное ему состояние, и увидел, что из коробки для шляп, стоящей у лавки, вылезает маленький рыжий бес.
– А, - Француз взял котёнка и сунул Раевскому под нос.
– Это Овидий.
– Кто?!
– Раевский отодвинулся.
– Овидий, - торжественно повторил Пушкин, опуская котёнка рядом с Александром Николаевичем. (Раевский встал и отошёл).
– Муськин сын.
Война глазами кишинёвцев - переезд - судьба Инзова решена - операция 'Клеопатра'
У сердца нежного змею отогревали
И целый век кляли несчастный жребий свой.
К.Ф.Рылеев
– Стай, омуле, стай! Дэ друму', мэй!
Из густого тумана, клубящегося над дорогой, выдвинулась крытая повозка; за ней угадывалась ещё одна.