Странные соседи
Шрифт:
Таня еще до конца не поняв всего, что только что узнала, переспросила:
– Какие медали?
– Юбилейные. К Дню Победы. По линии военкомата и выяснилось все. Эх, у бабушки теперь его военную пенсию отберут, ну раз он жив.
Сын писателя. Месть из могилы.
Вадим проснулся сегодня с непривычным для него в последнее время чувством счастья, хотя никакого повода для этого вроде бы и не было. Но тут же вспомнил, что сегодня 20 апреля, а «двадцатого числа месяца, следующего за отчетным кварталом», как дословно написано в договоре,
Вадим бодро вскочил с кровати, помахал немного руками, он так притворялся, что делает зарядку, и направился в душ. Но в такой счастливый день обязательно должна была случиться хоть маленькая, но гадость – потек бойлер. «Ну ничего», подумал Вадим, «как раз сегодня куплю новый». Душ принять не удалось, потому он только почистил зубы и набрав в пригоршню воды, побрызгал себе в лицо – умылся.
Пока копался в ванной, на телефон пришло смс. Вадим схватил его, как только увидел заветный значок на экране, быстро снял блокировку и открыл. Вначале он даже не понял, как это так, потом еще раз вгляделся в цифры и даже крикнул вслух:
– Они что, нули потеряли?! – и тут же бросился набирать литературного агента отца. Пока шли гудки, Вадим мерял шагами гостиную. При жизни обоих родителей, тут каждые выходные собиралось целое общество. Отец рано стал известным и востребованным, потому их с матерью институтские друзья считали своим долгом навещать успешного однокашника с целью «раскулачивания» холодильника, как они это называли.
– Ууууу, кулаки! – говорил дядя Вахтан, заглядывая в недра «Минска», стоящего в углу комнаты, – и салями у них, и сыр!
Вадим тогда был первым ребенком в их шумной компании, это потом уже родилась дочка у дяди Толи и его жены, а потом и сын у Вахтанга с женой, но они вскоре уехали куда-то за границу. «Минск» переехал в гараж, на его место встал огромный двустворчатый холодильник, для чего пришлось полностью перестраивать кухню. Гостиная стала меньше, но она уже и не нужна была такая огромная. Компании у его родителей собирались, но не такие большие, куда-то пропали старые друзья, потом появились новые, потом и они пропали, потом умерла мама.
– Алло, слушаю вас! – ответил наконец Вадиму незнакомый женский голос.
– Льва Юрьевича можно?
– По какому вопросу?
– Скажите это Вадим Серебрянский звонит.
– По какому вопросу?
Да что же такое! Вадим от злости чуть не швырнул телефоном об пол, но сдержался:
– По личному.
– По личному Лев Юрьевич по телефону не отвечает, оставьте для него сообщение.
– Девушка! – Вадим еле сдерживался, чтобы не наорать на эту дуру, – передайте Льву Юрьевичу, что звонил сын писателя Максима Серебрянского, книги которого успешно его кормят уже двадцать пять лет.
– Хорошо, я записала, – ответила тупая кукла и отключилась.
Вадим не находил себе места. За первый квартал этого года ему пришло всего 450 евро! Он со времен жизни во Франции привык пересчитывать приходящие деньги в евро, хотя вроде бы это уже было
– Надюша, пускай все уйдут, – и тут же рухнул обратно на подушку.
И дом опустел как по мановению волшебной палочки, они остались втроем. Вадим тяготел болезнью отца, не знал куда себя деть, слонялся по даче, сидел в своей бывшей комнате наверху целыми днями, листал книги, глядя невидящими глазами на буквы, читать – читал, но ничего из прочитанного не понимал. Он не хотел лететь сюда, но Моник настояла, заохала, как так, это же отец. Вадим чуть не сказал: «Ну и что!», но вовремя осекся. Моник – католичка, для нее все эти условности ужасно важны. Они ездили к ее родным каждые праздники. куда-то в Нормандию. Моник надевала кофты с длинными рукавами, прикрывающими ее татуировки, чтобы не расстраивать родителей, снимала пирсинг с лица и оттирала въевшуюся подводку с глаз. И это все ради кучки каких-то мещан. Вадим фыркал, но подыгрывал подруге, раз для нее все это было настолько важно.
– Надюша, – сказал отец слабым голосом, обращаясь к своей второй жене, – будет правильнее, если дачу я оставлю Вадиму. Мы строили ее с его матерью, это был дом его детства, так что, думаю, так будет честно.
Надежда Сергеевна, для Вадима дама неприятная во всех отношениях, слушала распоряжение супруга молча. Вадим даже удивился такому ее спокойствию. Она не стала причитать: «ах не говори так, ты не умрешь никогда» и прочую муть, которую говорят в таких случаях остающиеся уходящим. Не стала бросаться на грудь и рыдать, а только сдержанно кивнула, соглашаясь с распоряжением мужа.
– Квартира остается конечно, тебе, – продолжил отец. И опять только кивок в ответ, – ты ее выбирала, ты обустраивала, тебе там так нравится жить.
А ведь правда, отец в их квартире и бывал раз пять, не больше, жил все время на даче, а его Надежда приезжала раз в неделю, проведать мужа.
– Мне так лучше, – объяснил он когда-то Вадиму, который был сильно удивлен такой их семейной жизнью, его мать не отходила от мужа дальше, чем на пару метров, всегда готовая помочь, поддержать, подать, унести.
– Вадим, сынок, – отец с трудом обернулся к нему, – ты уже взрослый.
«О, боже, началось!», подумал Вадим, готовясь к ставшими привычными уже нравоучениям.
– Мне тяжело видеть, что ты еще не нашел себя в этой жизни…
«Да, да, да, бла-бла-бла»
– Но что ж, может у тебя еще все впереди.
«Ага, ага»
– Потому, пока ты себя еще не нашел, я передам тебе права на мои книги.
Вадим не сдержался и воскликнул:
– Ого!
Мачеха презрительно поджала губы.