Странный Брэворош
Шрифт:
Смотрю
на
свою
приближающуюся
смерть
и
думаю:
«Кто
же из них меня прикончит?». А солдаты подошли совсем близко и равнодушно так смотрят на меня, словно я не военный лётчик противника, а так, пописать вышел. Идут, смотрят на меня, глаз не сводят, я на них смотрю, не отрываясь. Представляешь, так и прошли мимо. Не пристрелили.
–
Может,
не заметили?
– робко
предположил Глеб.
–
Говорю тебе: в глаза
на не
свой
трамвай
на
остановке.
–
А
потом?
Что
же
потом
было?
–
спросил
Глеб.
–
Потом
был
суп
с
котом
и
котлеты
по-киевски,
–
махнул
рукой
физрук. – Потом я сознание потерял и очнулся только в медсан-
бате, у наших. Оказывается, когда я взлетал – шла война. А когда
меня сбили, она, чтоб её, уже закончилась. То финское подразделе-
ние,
видать,
с
фронта
возвращалось,
к
мирной
жизни,
так
сказать.
О том, что война закончилась, финские ребята уже знали, только
мне
позабыли
сообщить.
–
А
как
же
вас
наши потом
нашли?
–
заинтересовался Глеб.
–
Нашли как-то, – неопределённо пожал плечами Павел Ни-
колаевич. – Может случайно, а, может, ребята из нашего звена со-
общили, куда примерно упал.
Теперь уж не выяснишь.
Физрук пристально посмотрел на потухшую папиросу, зачем-то плюнул на неё и бросил в костёр. – Так что, парень, ну её к лешему, эту войну. Вон, в Чехословакии, слышал, что затевается? Не дай бог опять начнётся. Не совались бы мы туда! Но я тебе такого не говорил, так, мысли вслух.
Глеб промолчал. Он смотрел на затухавшие огоньки костра и чувствовал, что на плечи, на душу навалилась тяжесть.
Павел Николаевич подбросил в огнь дров и, уходя спать в па- латку, сказал:
–
Пару часиков продержись, а потом кашеваров поднимай, пусть
завтрак
начинают
готовить.
Позавтракаем
–
и
в
обратный
путь.
А сам поспи, как их поднимешь. Организм детский нуждается в
отдыхе.
Не
на
войне,
слава
богу…
Как известно, всё когда-нибудь заканчивается. Закончился тот памятный поход. Закончилась лагерная смена. Лето закончилось тоже.
Глеб вернулся домой окрепшим, возмужавшим, чем очень по- радовал маму.
Вскоре из Мартоноши пришло письмо, в которое было вложено ещё одно, от Гаврика, которое он прислал по прежнему домашнему адресу. Брат сообщал, что живёт теперь в Филадельфии, что женился на американке, что жену зовут Нэнси и что у них всё хорошо.
Мама всплакнула над этим письмом, и у Глеба было почему-то на душе нелегко. Получалось, что теперь-то уж точно он – единствен- ная мамина
Глава 3.
Харлампиев,
Левин
и
другие
1.
Шестой класс для человека – пора прелюбопытная. Вторая половина отрочества. До юности рукой подать. В двенадцать лет в человеке столько всего нового просыпается, что никакой Мопассан не опишет. И Лермонтов тоже.
Глеб заметно повзрослел. Внешне это было не так заметно, но внутри него много чего перебродило. Каким-то новым взглядом он, придя в класс 1 сентября, увидел Олю Зуеву. Эта была без трёх секунд юная девушка, хотя, конечно, ещё ребёнок. Под школьным платьицем уже угадывались черты будущей женщины, но Глеб пока это осознавал смутно.
Его отроческую любовь к Оле на время заслонило совсем другое занятие. Глеб увлёкся чтением книг о силачах, преимущественно – о борцах. Иван Поддубный, Иван Кощеев, другие русские богатыри не давали ему покоя. Они восхищали силой, мужеством, мастерством и благородством. Было в них что-то былинное, исконно славянское. Глеб хотел понять, как они достигли своих богатырских высот тела и духа. Пожалуй, даже сначала – духа. Внутренняя сила ему казалась куда загадочней и прекрасней силы мышц, потому что была в ней необъяснимая тайна.
В одной из комнат их коммунальной квартиры сменились жильцы. В квартире появилась семья: мама, папа и сын, сверстник
Глеба. Звали его Серёжей Комаровым. Худощавый, светловолосый, с передними зубами, как у кролика, Серёжа сначала не понравился Глебу своей заносчивостью и постоянным неуместным хихиканьем. Серёжа смеялся так захлёбисто, что, казалось, вот-вот задохнётся. Похоже, неприязнь, точнее, некоторая настороженность, была вза- имной. Но вскоре оказалось, что Серёжа попал в класс Глеба. Частое общение сделало своё дело: сначала они были просто соседями, по- том приятелями, а ещё через какое-то время и подружились.
У Серёжи оказалась удивительная книга – учебник по борьбе самбо, написанный одним из создателей этого вида единоборства Аркадием Харлампиевым. Книга была старая, потрёпанная, но с многочисленными фотографиями-иллюстрациями.
Придя из школы, друзья часто садились за стол и, не спеша, рассматривали иллюстрации. Фотографии впечатляли: от умелого движения одного из спортсменов его противник летел вниз головой, высоко задрав ноги. От увиденных фотографий захватывало дух. Мальчики решили попробовать, глядя на картинки в учебнике, применять эти приёмы друг на друге. Расстелили на полу ватное одеяло, чтобы падать было не так больно, но приёмы не получались. Вроде бы и движения были у них те же, что и у самбистов на фото, а приёмы не выходили. То ли картинки были обманными, то ли секрет какой-то существовал, о котором они не знали. Ребята злились то на себя, то друг на друга, но дело не продвигалось совсем.