Странный гость
Шрифт:
Я стою, не знаю куда деваться со стыда, вроде я следила за ним, или помешала ему в чем-то. Хотела сказать, не могу, слова не идут, слезы в горле стоят. Так мне обидно стало! Хотела уйти совсем, потом думаю — ведь он тут в первый раз, мало ли что может получиться, пусть говорит, что хочет, но я за пего в ответе.
— Ты плавать умеешь? — спрашиваю.
— Не беспокойся, не утону! — отмахнулся он, словно от надоедливой мухи.
Пошла я вниз, села на берегу. И море мне уже не в радость. Сижу, как оплеванная. Ребята зовут купаться, а я не могу уйти, все время на него исподтишка поглядываю. А он, как сидел, так до обеда и просидел, даже
Или это он специально так — из-за меня с места не сдвинулся?
Я потом отцу все рассказала, спрашиваю его: «Ну разве так поступают?» А он погладил меня по голове, поцеловал и говорит:
— Знаешь, что я думаю, надо оставить его сейчас в покое. Ему кажется, что кто-то покушается на его свободу, что за каждым его шагом будут следить, указывать — что и когда делать… Так вот, пусть чувствует себя совершенно свободным, пусть поймет, что никто не собирается его притеснять.
Пожалуйста, — говорю, — я к нему близко не подойду!
Ну, вот, ты и обиделась. Не надо так. Ты поставь себя на его место, и сразу обида пройдет.
— Я пробовала, не получается.
А ты еще попробуй, — засмеялся он. — Представь себе, что это ты приехала в первый раз к кому-то в гости, чувствуешь себя неловко, хочешь побыть одна… Пусть он делает, что хочет. Когда хочет уходит, приходит. Хочет — пусть будет один. А почувствуешь, что ему тоскливо стало одному, предложи пойти куда-нибудь вместе. Я думаю, когда он поймет, что никто не собирается его контролировать, он сам изменится.
— А если он утонет?
— Как утонет?
— Очень просто, возьмет и утонет. Я ведь не видела, как он плавает.
— А ты бы спросила.
— Спрашивала, он говорит — не утону, не бойся. А я боюсь.
Он опять погладил меня по голове, улыбнулся.
— Надеюсь, этого не случится.
— Я тоже надеюсь, — говорю, — а все-таки… Вот увижу, как он плавает, тогда, пожалуйста, пусть идет, куда хочет!
Отец притянул меня к себе, поцеловал в голову. А я подумала, что Валерия никто вот так не поцелует, и сразу моя обида прошла.
Скоро будет вечер в третьем корпусе, очередное заседание нашего клуба «Бригантина», и на этом вечере Алена будет читать своп стихи. Это отец придумал, я знаю. После топ истории, когда она есть отказалась, и мама целую ночь возле нее дежурила, отец долго ходил сумрачный, потом сказал, что ему надо на день съездить в Москву. Как мы ни допытывались, он ничего объяснять не стал, сказал, что вернется в пятницу или субботу, и в среду уехал утренним поездом. От нас до Москвы сутки езды, значит, в четверг утром он был на месте. А в пятницу позвонил, веселый такой, «казал, что все в порядке, поездка удалась, вернется в воскресенье. Он приехал радостный, привез мне и Валерию польские джинсы и еще две коробки зефира в шоколаде, который я очень люблю. И тут же послал меня на почту за газетами. Я никак не могла понять, зачем это нужно, нам ведь и та к приносят их каждый день, но он сказал, что выдаст зефир только после того, как я принесу газету.
Я помчалась на почту, она недалеко, рядом с санаторием, но там пришлось ждать, они еще только сортировали письма, я им помогла, потом забрала все наши газеты и одно письмо, адресованное отцу, они мне дали. На обратном пути я стала просматривать газеты, думаю — ведь недаром он меня послал, что-то, наверное, есть про наш
Отец сразу взял письмо, только глянул на конверт и положил в карман не читая. И тут же достал из пачки газет «Пионерскую правду», развернул, затем посмотрел четвертую страницу и радостно хлопнул по ней ладонью: Вот, смотрите!
Мы стали смотреть и увидели, что это «Литературная страница», и в одном месте написано «Стихи Аллы Звонаревой», а под этим мелкими буквами напечатано, что, хотя Алла прикована к постели, она учится в шестом классе и пишет стихи. И дальше напечатано три ее стихотворения:, «Море», «Я с вами» и «Когда приходит вечер…»
— Читай вслух, — попросил отец.
И я стала читать. Первое стихотворение про море, про то, как оно шумит рядом, то тихо плещется, то грохочет, то совсем замирает. И хотя выйти к нему нельзя и даже увидеть его нельзя, день и ночь слышишь, как оно дышит рядом, и от этого легче становится, и жить хочется, и веришь во все хорошее. Второе — про то, что каждый день слышишь по радио, как живут ребята в разных краях огромной страны, как они ходят в походы, занимаются спортом, жгут пионерские костры; я давно не видела пионерского костра, — говорит Алена, — не ходила по лесу, не переплывала реку, по я с вами, ребята, каждый день, каждый час: пою ваши песни, а значит, я с вами. Третье стихотворение я запомнила, оно, как песня, запоминается сразу:
Когда приходит вечер И синь вползает в окна, И наш веселый доктор Уходит отдыхать, И только вольный ветер Стучится тихо в стекла, Ко мне приходит мама, Садится на кровать. Ее лица не вижу. Я только голос слышу, И ласковые руки Касаются меня. Не надо плакать, мама, Уже осталось мало, Совсем осталось мало До радостного дня. Пусть грустно, пусть не спится, И дом все чаще снится, И пусть порой в бессилье Мне хочется кричать, Я знаю: скоро утро Нам вспыхнет перламутром, И выйдешь ты, И выйдешь ты Меня встречать!У меня голос задрожал, когда я читала последние строчки, я еле сдержалась, чтоб не зареветь, а когда посмотрела на них, увидела, что с ними происходит то же самое, мне показалось, что даже Валерия проняло. Правда, он тут же встал, подошел к окну, а когда обернулся, на лице его играла кривая улыбочка.
— И вы для этого ездили? — он ткнул пальцем в газету.
Да, Валерий, для этого, — сказал отец. — Стихи я давно послал, они ответили, что выбрали три стихотворения, постараются напечатать. А тут вот такое дело, я решил, что ждать больше нельзя, поехал, и, как видишь, — пошли навстречу.