Странствие Парка

Патерсон Кэтрин

— Можете не красться, произнес Фрэнк. — Я знаю, что вас тут не было.

Наверно, он хотел пошутить, но в его голосе звучали сердитые нотки.

Парк не знал, стоит ли ему отвечать. Он попытался придумать несколько фраз: как дела? Ребенок уже родился? Как ваша жена? Знаете, что случилось, пока вас не было?

— Мне нужно вернуться в больницу. Накорми, пожалуйста, свиней, хорошо?

— Да. Не волноваться.

— Если позвонят с маслобойни, скажи, что я привезу молоко по пути в больницу. Миссис Дейвенпорт я уже предупредил, если вдруг

они позвонят в большой дом. Еще я сказал ей, Тхань, что ты сегодня переночуешь там. Я так решил и не хочу об этом спорить.

— Хорошо, хорошо. Я не спорить. У-у-у-у-у, какой колючий.

Если Фрэнк и услышал ее последние слова, то не обратил на них внимания.

— И, ради Бога, поужинай сегодня нормально. Ты не умрешь, если один раз съешь то, что она готовит.

— Да? А вдруг умереть?

— И не забывай о вежливости.

— Хорошо, хорошо. Мы маленькая девочка-ангел. Мы помогать нашей бедной, уставшей маме и хорошему мистеру Фрэнку. Мы положить салфетку на колени. Мы не пинать стол. Мы не разливать соевый соус.

Она так смешно передразнила миссис Дейвенпорт, что Парку пришлось уткнуться носом в коровий бок, чтобы не засмеяться вслух.

— Мы есть наши овощи. Мы есть наше мясо. Правда, не знать, где мясо, где овощи. Мы есть. М-м-м-м-м, вкусно как. Спасибо, миссис Дейвенпорт. Хорошо. Превосходная еда…

— Тхань, довольно. Перестань, пожалуйста. Просто веди себя нормально, договорились?

— Ты просить ее вести себя?

— Тхань, пожалуйста. Ты можешь сегодня просто помочь мне? Слишком много всего… я не знаю, когда я вернусь…

— Мама — все хорошо? — неожиданно голос девочки стал серьезным и еле уловимо дрогнул.

— Врач сказал, она молодец. Только все продлится дольше, чем мы рассчитывали. С ней все будет хорошо. Уверен, все будет хорошо. И я не хочу, чтобы она переживала из-за твоего поведения.

Ожидаемой насмешки в ответ не последовало. Парк прислушался сквозь звук молока, льющегося в бидон, бесконечное топтание коров и шлепки их хвостов. Она плачет? Непонятно. Фрэнк мог бы обойтись с ней помягче. Зачем показывать свое беспокойство?

За ужином Тхань вела себя очень тихо. Когда миссис Дейвенпорт вышла на кухню, Парк посмотрел на свою тарелку и проговорил с набитым ртом «где мясо? где овощи?» Девочка слабо улыбнулась.

— Простите, — сказала она, когда тарелки стали умеренно пустыми, — я идти за пижамой.

Парк вскочил.

— Я помогу.

Тхань и миссис Дейвенпорт удивленно на него посмотрели.

— Я донесу твой чемодан или что там, — объяснил он, чувствуя себя глуповато.

— С твоей мамой все хорошо. Я точно знаю, — успокаивал он Тхань, пока они обходили огород по пути к ней домой.

— Ты так думать?

— Да я просто уверен. Дети всегда долго рождаются.

— Не всегда. Я видеть в лагере. Хлоп. И все. Быстрее некуда.

— В больницах это всегда дольше.

— Да? Странно.

— Знаю, что странно. Но оно всегда так.

Она остановилась и посмотрела на мальчика.

— Ты

не знать ничего, как рождаться дети. Ты просто успокаивать, да?

— Слушай, тебе нечего волноваться. Фрэнк переживает, потому что это у него первый ребенок. Он тоже ничего не знает.

— Мужчины, — сказала она, тряхнув головой и направившись к дому, — все мужчины, кого я знать, психи. Даже Фрэнк иногда.

Она открыла дверь и включила свет. Парк вошел следом. Интересно, Фрэнк принес все эти книги из большого дома? Семья сумасшедших мужчин. Она права. Книги, коровы и войны. Не сочетаемые вещи.

— Можно, я позвоню?

Она пожала плечами и показала в сторону кухни.

— Ты звонить телефоном. Я собрать большой чемодан, его не поднять бедная маленькая Тхань, — ответила она, направившись к себе в комнату.

— Мам?

— Одну минуту, пожалуйста, — противная телефонистка. — Примите ли вы звонок от…

— Да, приму. Поросеночек? Что случилось? У тебя все в порядке?

— Все хорошо. Я просто хочу… — как ему начать? — Мам, почему ты не рассказала мне, что вы с отцом развелись?

— Я собиралась.

— Знаешь, ты опоздала. Знаешь, я бы не хотел узнать об этом от человека, с которым недавно познакомился, а он вдруг оказался братом моего отца, только я об этом никогда не знал.

— Не вини Фрэнка.

«Да кто ж винит Фрэнка! Боже мой!»

— Фрэнк тут ни при чем. Тяжело жить, разгребая чужую грязь.

— Вот чем ты считаешь Тхань?

— Чем?

— Не чем, а кем, мама! Как выяснилось, она моя сестра.

— Ох, Поросеночек. Это Фрэнк…?

— Нет, сам догадался.

Знакомый вздох.

— Он думал, я смогу понять.

Парк решил, что она говорит о Фрэнке, потом догадался, что речь идет о его отце.

— Он рассказал мне про… об этой женщине там. Думаю, он надеялся, что я скажу, это неважно. И не имеет к нам никакого отношения. Но, Парк, это важно. Я не могла притворяться… — она на минуту замолчала. — Я не смогла… думаю, правильно сказать простить, хотя это слово звучит так, словно я возомнила себя Господом Богом, а это неправда… в общем, я не смогла… Ты не поймешь, ты еще слишком мал и не понимаешь, как сильно можно любить человека. Он был всей моей жизнью.

Парк ждал. Он хотел сказать ей, что все хорошо. Он хотел прекратить ее страдания, но не сказал. Он молча ждал, пока она продолжит.

— Так вот, когда я не смогла понять, как он мог так поступить, он вернулся во Вьетнам. И погиб, — мамин голос сорвался. Парк старался отогнать от себя картинку маминого лица, ее глаз. — Он не дал мне еще одной возможности. Он погиб.

— Но сначала ты с ним развелась.

— Малыш, постарайся меня понять. Я должна была стать самой собой. Я не могла зависеть… не могла позволить ему, не могла никому позволить стать всей моей жизнью.