Странствие за Фарадоунами

Форд Рик

Уизен, зная, что бесполезно даже пытаться прекратить гам, позволил ему продлиться какое-то время — пускай все выговорятся, прежде чем продолжить обсуждение. Когда шум начал успокаиваться, он призвал к тишине. Наконец последнее бормотание стихло. Брок вовсе не так страшился, как, наверное, следовало бы; на деле он чувствовал странную уверенность в себе, хотя это отчасти могло быть из-за того, что он почти не сомневался в поддержке Уизена.

— Сейчас я попрошу Уорригала поделиться своим мнением и взглядом на дело, — сказал старый филин, — а потом вы сможете задать свои вопросы. Прежде чем начать, однако, я хочу спросить Сэма, были ли какие разговоры на эту тему в деревне.

Сэм снова встал и сказал, что нет, никто ни о чем таком не упоминал, и он сам только сейчас впервые об этом услышал.

Потом

Уорригал слетел вниз и встал в центре открытого пространства. По мере своего выступления он медленно поворачивался кругом, чтобы по очереди обратиться к каждой части аудитории, и раскрывал крылья, когда хотел что-либо подчеркнуть или сделать ударение на отдельном пункте. Говорил он мастерски; речь его полнилась ссылками на легенды и на До-Людские времена и была пересыпана множеством завуалированных намеков на Волшебный Народ и Повелителя эльфов. Он припомнил легенду об Уркку-Спасителе и о ее окончании, которое было утрачено с течением времени и которого никто, за исключением, может быть, самого Лорда-эльфа, не помнил. Уорригал знал — животные обожают легенды и истории; самой мысли, что они и вправду могут вот-вот собственными глазами лицезреть легенду, должно быть достаточно, чтобы хотя бы отчасти склонить их к разрешению уркку жить в лесу. Страх и почтение, с которым все животные относились к имени Повелителя эльфов, и тот подтекст, что Лорд-эльф знает о детеныше уркку и желает, чтобы ребенок оставался здесь, должны были убедить Совет и других животных, что приютить уркку у себя будет правильно.

Окончив выступление, Уорригал остался стоять на месте, а Уизен поблагодарил его (втайне страшно гордясь чрезвычайно искусной речью сына) и спросил, есть ли какие-нибудь вопросы. Поначалу наступила лишь смущенная тишина, пока животные набирались храбрости, чтобы выступить вперед и высказать, что у них на уме. Наконец Руфус, нервно покашляв, нарушил молчание. Судя по виду лиса, он охотнее встретился бы с шестью гончими псами, чем вот так выступать на публике.

— Я… — начал он и еще раз кашлянул, прочищая глотку, — я думаю, что буду говорить за большинство из нас, если скажу, что никому из нас не нравится идея держать в лесу уркку. — Это заявление встретили негромким одобрительным ворчанием, придавшим лису смелости. Его голос стал тверже и громче. — Уркку никогда не приносили нам ничего, кроме зла; они уничтожают наши дома, они отравляют нашу пищу, они пытаются убить нас сотней способов, и всякий из них доставляет нам ужаснейшие муки и страдания. Отчего мы должны помогать какому бы то ни было уркку, даже если он только ребенок? — Он остановился, потому что больше ничего не приходило в голову: мысль об уркку разозлила его, а когда Руфус злился, ясное мышление давалось ему с трудом; лис должен всегда оставаться хладнокровен и невозмутим.

Следом Пиктор высказал вслух еще одно беспокоившее всех соображение:

— Разве можно ему доверять? — начал он. — Я согласен, пока он дитя, он не сможет причинить нам вреда, но когда он вырастет, то узнает все наши секреты и наши способы защиты и, что еще хуже, он вызнает, где наши дома. Что, если он присоединится к своим? Со всеми его знаниями он сможет уничтожить нас всех за один день. Мне это не нравится!

После выступил Стерндейл:

— Я согласен со всем сказанным Руфусом и Пиктором, но чувствую, что нам следует довериться мнению наших старейшин Уизена и Бруина. В любом случае, уркку не сможет причинить нам вреда еще несколько сезонов, и если дело обернется к худу, нам придется убить его прежде, чем он доберется до своих. Но лично я хотел бы какое-то время подождать и посмотреть; если легенда правдива, то, отделавшись от него прямо сейчас, мы поступим глупо.

Остальные члены Совета согласились, что решение следует оставить за Уизеном и Бруином. Бруин говорил первым и сказал, что он, как и его благородный друг Стерндейл, считает «подождать и посмотреть» наилучшей тактикой; втайне, однако, он верил, что маленькое дитя, лежащее в логове, неким образом докажет (хоть Бруин и не знал каким), что он тот друг и союзник, о котором говорилось в древней легенде.

Уизен, разумеется, согласился. Когда Уорригал рассказал ему новость, он сразу понял, что пришло время,

о котором он так долго грезил. Ребенок должен жить у Брока, сказал собранию филин, потому что он там в безопасности и счастлив, и все они могут довериться внуку Бруина, ибо он храбрый и не лишенный воображения барсук, а Тара — практичная супруга, которая будет ухаживать за ребенком и охранять его наилучшим образом. Опекуны ребенка будут докладывать Совету о его развитии на сезонных собраниях, и Совет будет принимать соответствующие решения насчет его будущего.

На том и порешили. Уизен пожелал назавтра всем удачи и, поскольку луна в ночном небе уже спускалась, все звери задумчиво разбрелись по своим норам, логовам и гнездам, где продолжили обдумывать услышанную ими странную историю.

В воздухе повисло ощущение тайны, и среди животных, устраивающихся отдохнуть на то время, что оставалось от ночи, не было ни одного, кто в глубине души, под всеподавляющим страхом завтрашней Бойни, не испытывал бы легкой дрожи предчувствий.

ГЛАВА V

Следующий день выдался ярким, ясным и прохладным; с синего безоблачного неба, если не считать нескольких деловито пересекавших его белых клочков, сияло солнце. По всему лесу слышалась капель, и ледяная корка, образовавшаяся на поверхности, начала оборачиваться рыхлым слоем больших влажных ледяшек, утопавших под ногой в снегу.

Брока внезапно разбудило настойчивое совиное уханье. Он кинул взгляд на Тару и ребенка; когда барсук ночью пришел с Совета, она крепко спала, и он не сообщил ей добрых вестей — что Совет согласился подержать уркку в лесу, по крайней мере, пока он не станет взрослеть. Сейчас она бодрствовала и, услышав его рассказ, порадовалась и успокоилась.

— Как необычно, — тихо сказала она, чтобы не разбудить дитя, — всего за одни сутки я к нему в самом деле привязалась, и, кажется, он мне доверяет, ему уютно со мной. Я так ужасно беспокоилась, что Совет может отобрать его.

— Вот что, — сказал Брок, — ты слышала оповещение Уорригала? Он у пруда; мы все условились, что он усядется там и громко заухает, когда увидит уркку на подходе. Ты, конечно, должна оставаться здесь внизу, пока они в лесу, и утихомиривать ребенка. Хотя шанс очень невелик, что они сверху услышат, как он кричит, но мы не должны рисковать.

— А ты куда собираешься? — спросила Тара.

— Поднимусь на поверхность посмотреть, что там делается. Не волнуйся; я останусь в проходе, просто высуну нос ровно настолько, чтобы что-то видеть. Очень хочется поглядеть, что выйдет из планов, которые ночью составлял Совет. Кроме того, Бруин уже слишком стар, чтобы днем выйти наружу — ему нужен сон. Он просил меня рассказать ему что и как.

Достигнув верха лаза, Брок осторожно высунул наружу черный кончик носа и взглянул влево-вправо, прежде чем двигаться дальше. Он делал по шажочку за раз, пока не увидел почти все поле впереди. Вокруг него оторвавшиеся от утренней кормежки кролики сотнями забегали в лес и исчезали в норах. Их предводитель Пиктор кричал им пошевеливаться, скакал вслед за ними и погонял, как пастушья собака, пока и сам наконец не исчез в дыре в центре рододендроновых кустов слева от Старого Бука. Еще барсук различил вдали нескольких зайцев, убегающих по полям, хотя не мог сказать, с ними ли Перрифут. Если бы только они могли опускать на бегу уши, подумал Брок, их было бы куда труднее высмотреть. Впрочем, они находились достаточно далеко от уркку, чтобы их не подстрелили, поэтому жертв не было.

Он видел, как уркку приближаются по полю. Зрелище устрашало. Их, похоже, было очень много, и все они вытянулись в одну прямую линию, как раз поперек поля. Они медленно шли в сторону Серебряного Леса со смертельными палками, направленными вперед и вниз. От строя шел гул разговоров, нарушавший утренние мир и спокойствие. Брок чуял неповторимый едкий запах самих уркку и другой, часто сопутствующий им: навязчивую дымную вонь, режущую нос и застревающую в горле так, что становилось трудно дышать. Эти запахи застаивались в лесу иногда на целые сутки, отравляя воздух и служа жутким напоминанием о смерти и страданиях, которые приносили уркку, ибо они исключительно редко заходили в Серебряный лес с иными целями, кроме убийства.