Странствия Лагардера
Шрифт:
– Вы не так уж сильно сжали ему глотку, – шепнула Флор брату Хасинты, когда, запыхавшись, догнала его. – Пейроль исчез!
Если бы ночь не была такой темной, она увидела бы, как нахмурился баск.
– Значит, он поднимет тревогу! – сказал Антонио. – Если бы я встретил его сейчас, то заколол бы! Но у нас нет времени выслеживать этого негодяя… Нам надо исчезнуть прежде, чем он переполошит весь дом…
– Бежим! – воскликнула Флор.
– Возьмите меня под руку, – приказал брат Хасинты, – и не отставайте ни на шаг.
С Авророй на
– Ждите меня здесь, – сказал он цыганке. – Через минуту я вернусь за вами… Если же они появятся раньше, чем я поднимусь…
– Спасайте ее! – твердо ответила донья Крус. – Быстрее, не мешкайте. Если они схватят меня, я сумею вырваться из их когтей.
– Можно поступить иначе, – произнес Антонио, – но это опасно. Завидев их, прыгайте в колодец… Я постараюсь подхватить вас… Но знайте, что вы рискуете жизнью…
– Я готова рискнуть! – сказала бесстрашная цыганка. Антонио почтительно поцеловал ей руку, прежде чем начать спускаться. Ему нравилась эта решительная девушка.
Согнувшись и прижав к себе драгоценную ношу, он двинулся вниз, осторожно ставя ноги в углубления каменной кладки и цепляясь свободной рукой за выступы.
В одной из стенок находилось отверстие, в которое мог бы с трудом протиснуться один человек. Поэтому юноше пришлось приложить отчаянные усилия, чтобы заползти туда вместе с Авророй. Оказавшись в подземелье, он бережно положил Аврору на влажный пол. Девушка дрожала всем телом.
– Не бойтесь ничего, прошу вас, – прошептал он.
– Я не боюсь, – пролепетала она. – Мне просто очень холодно.
– Дело почти сделано… Еще несколько минут… Сейчас я пойду за вашей подругой.
Он поднялся наверх и, подхватив донью Крус, уже сидевшую на краю колодца, вновь стал с теми же предосторожностями спускаться ко входу в подземелье.
Но прежде чем они успели исчезнуть в таинственной глубине колодца, луна в третий раз осветила ярким светом сад.
Пейроль, очнувшись, сумел отползти от стены и укрылся возле тех самых кустов, где скрывался его враг. Здесь он свалился без сил, полумертвый, изнемогающий от боли в горле и от ушибов, но – в полном сознании.
Он слышал все, что говорили Антонио и цыганка, и понял, что беглецы собираются спастись подземным ходом.
Но где этот ход? Куда они спустятся? Он ничего не знал, потому что ничего не мог увидеть.
И вот луна выдала их тайну… Он сумел разглядеть колодец и отчетливо увидел лицо Флор…
Однако, она заслоняла от него фигуру своего спасителя… Кто был этот человек?
Ветер разогнал облака, и весь сад был теперь как на ладони перед фактотумом принца Гонзага.
«Где они прошли, там и мы пройдем, – думал он. – Только одному человеку под силу задержать нас в этой мышеловке… Гонзага может спать спокойно, имея такого верного слугу, как я! Но ему придется дорого заплатить мне за эту услугу…»
Понимая,
Однако он видел теперь заветную дверь, до которой уже не чаял добраться. Он страдал от холода, зубы у него стучали, и его била дрожь, но он продолжал ползти… Больше всего его страшила мысль, что он потеряет сознание… Этого нельзя было допустить! Если он свалится без чувств, Гонзага со своей свитой так и будут спать, не ведая, что «живой выкуп» – как он именовал мадемуазель де Невер – ускользнул от него.
Дверь была совсем близко… Еще немного! Сейчас он схватится за ручку и откроет ее, чего бы это ему ни стоило!
От радости он переоценил свои силы и, приподнявшись излишне резко, рухнул на землю без чувств.
VIII. ПУТЕШЕСТВИЕ ПОД ЗЕМЛЕЙ
Хасинта, сидя в общем зале, прислушивалась к тому, что происходит в саду, и молилась про себя.
Несколько раз она даже опускалась на колени, молитвенно сложив руки и подняв к небесам прекрасное одухотворенное лицо.
При взгляде на нее никто бы не подумал, что всего два часа назад эта женщина пила наравне с парижскими развратниками и, обнажив грудь, пела дикую баскскую песню.
Ибо ей пришлось сыграть роль в этой гнусной комедии, предназначенной для негодяев. Хозяйка постоялого двора, которую в Байонне уважали все от мала до велика, будь то знатный вельможа или нищий оборванец, честный торговец или бандит, сегодня вечером вела себя, как девка из притона! Для этого ей потребовалось все ее мужество, потому что за свою отвагу она могла бы дорого заплатить – возможно, даже самой жизнью, лишь бы уберечься от позора…
Теперь она вновь была Хасинтой-басконкой – нежной и гордой, стыдливой, бесстрашной и набожной, как все женщины ее страны. И она была счастлива, оттого что совершила доброе дело. Но тревога не покидала ее.
– Что с ними? – спрашивала она себя. – Добрались ли они до подземелья, не помешало ли им что-нибудь? Эти бедные девушки могут до полусмерти испугаться подземелья… Ведь я и сама никогда не пользуюсь этой дорогой, когда мне нужно попасть в горы.
Из соседней комнаты доносились звучный храп и пьяная икота. От запаха вина и пота басконку начинало тошнить.
– Во всяком случае, от этих уже нет никакого толка, и их можно не опасаться, – промолвила она. – Нажрались, как свиньи, и валяются в собственной блевотине, а птички тем временем упорхнули! Господь простит мне грехи на моем смертном одре за то, что я сделала для них.
Подобно всем женщинам своего народа, она была пылкой и нетерпеливой, а уж любопытство присуще слабому полу повсеместно. С трудом удерживая себя в зале, она томилась и вертелась, словно на горячих углях, и, наконец не выдержав, вскочила и стала на цыпочках подниматься по лестнице на второй этаж.