Странствия Властимира
Шрифт:
Он смотрел в землю и не видел, что Буян снисходительно улыбается.
— Ты просишь у меня прощения за то, чего не совершал, — сказал он, — как я могу простить грех, которого не было?
— Но я согрешил против вас в мыслях, а тот, чьи мысли черны, не может быть верным товарищем, иначе однажды он предаст друга! Вот князь — он сразу распознал черноту в моей душе, сказав, что по голосу я представлялся ему иным. Но я изменился, клянусь!
Буян сжал плечи готового разрыдаться Гаральда.
— Верю я тебе, верю, — твердо сказал он. — И чтобы и ты поверил,
Оставив рыцаря под стеной гадать, простил ли его язычник или нет, он бросился к своему коню и вскоре вернулся с каким-то мешком. На миг прижав его к себе, будто прощаясь, он затем решительно вручил его Гаральду.
— Вот, держи. Это тебе. Отвези в Англию!
Рыцарь принял мешок. Внутри перекатывалось что-то очень знакомое, но он боялся поверить.
— Что это? — спросил он.
— Святой Грааль, — сказал Буян. — Твои соплеменники искали его в разных странах — отвези им это.
Рыцарь чуть не выронил мешок. Он сделал попытку вернуть его гусляру, но тот решительно спрятал руки за спину.
— Бери, — строго приказал Буян, — тебе нужнее. Нам, славянам, он до поры ни к чему. А когда срок сей придет, про то лишь Чара сия да Тот, кто сотворил ее, ведают.
Гаральд развязал мешок, заглянул в него, не смея прикоснуться к святыне, и благоговейно погладил Чару сквозь ткань.
— Ты отдаешь мне бесценный дар, — прошептал он, — я недостоин этого… Мы все недостойны этого.. Я сберегу ее до срока, — вдруг решился он, — именем своим клянусь — и я, и мои потомки будем беречь Грааль до тех пор, пока вам, славянам, не настанет срок. И тогда мы вернем его вам! Клянусь!
Рыцарь истово перекрестился. На сей раз Буян посмотрел на него без улыбки.
— Боги да услышат слова твои, рыцарь Грааля, — сказал он.
…Месяц спустя трое всадников спустились с холма и окинули взглядом раскинувшуюся во все стороны степь. Стоял ясный жаркий день первой половины лета. Где-то чуть севернее этих мест в такие дни готовятся к ранней жатве, а ночами жгут купальные огни. Сухой ветер, стремительностью и яростью напоминавший аргамака, летел на север, в леса, которые не были видны в мареве. Он ерошил волосы всадников, крыльями вздымал плащи за их спинами, трепал хвосты и долгие гривы коней. Трава ложилась под его порывами, словно приглашая коней поскорее смять ее копытом. Жара еще не успела высушить ее до конца, и лишь кое-где в зеленом степном ковре попадались желтоватые проплешины.
Властимир спешился, прошел несколько шагов и опустился на колени. До просторов Резани отсюда было еще далеко, но все же эта степь была ему близка и знакома. Он был дома. Наклонившись, князь поцеловал землю.
Чуть помедлив, Буян и Мечислав последовали его примеру.
— Вернулись, — дрогнувшим голосом промолвил Мечислав.
— Вернулись дело делать да долги раздавать, — тихо добавил Буян.
Властимир услыхал их разговор и обернулся, смерив спутников строгим взором.
— Долгов накопилось много, — сказал он, — но за все будет заплачено. Ничего не упустим!
Он первым
Нетерпение его было столь велико, что он всю дорогу горячил коня, то и дело поднимая его над землей. Будь Облак чуть помоложе и повыносливее, он бы так и летел до Резани, не останавливаясь и на ночь. Раны на глазах не болели уж давно, но ныло сердце о родной земле.
Да еще Буян и Мечислав. Словно нарочно испытывая терпение и волю князя, они не слишком спешили. Гусляр то и дело сворачивал чуть восточнее, заставляя и остальных следовать за собой. Трое славян все ближе и ближе подходили к берегам Итиля.
Жеребцы ходко рысили по высокой траве. Летний зной уже убивал ее — редкий стебелек не пожелтел и не высох на корню. Стояла такая духота, что воздух дрожал в знойном мареве.
Не то табунок ланей, не то еще что-то промелькнуло впереди и пропало. Всадники не обратили никакого внимания на обитателей степи, но через пару минут опять впереди почудилось какое-то движение.
Ехавший впереди Властимир придержал Облака, всматриваясь.
— Кто-то еще едет, — молвил он.
Вдалеке в дрожащем воздухе и правда мелькали чьи-то силуэты. Не то козы, не то всадники. Они двигались почти навстречу людям, но чуть наискось — чтобы успеть или свернуть с дороги, или напасть. На взгляд их было около двух десятков.
— Если это не степняки, бояться нечего, — скривился Буян. — А от степняка наши кони нас унесут.
— Да ты, никак, боишься? — насмешливо протянул Властимир.
— Бояться особо не боюсь, —уклончиво ответил гусляр, — да только погибать после всего, что пережили и сделали, не дойдя до Резани, согласись, дурное дело!
— Это ты верно сказал, не все долги еще оплачены. Да только рано труса праздновать!
На всякий случай славяне проверили, легко ли выходят из ножен мечи, перебросили щиты вперед и сняли налучья с луков для дальнего боя.
Отряд неизвестных тоже готовился к встрече. Они приостановились, а потом разделились — одна половина отправилась прямо навстречу трем всадникам, а другая пошла своей дорогой.
Стоял полдень. Солнце палило славянам затылки, но позволило отлично видеть все впереди. Их противникам приходилось смотреть против солнца, и они предпочитали двигаться наобум — скрываясь в высокой траве. Лишь иногда то один, то другой воин привставал, оглядывался и опять исчезал в желто-зеленом ковре.
Что-то странно знакомое было в их поведении. Властимир вдруг осадил Облака и воскликнул:
— Волки!
Буян и Мечислав медленно поравнялись с ним, выхватывая мечи.
— Не ошибся ли ты, княже? — спросил Буян. — Точно ли волки?
— Не мог я обознаться. Не глаза — так сердце подсказало: они это! Да сам смотри!
Он указал мечом вперед.
Как раз в этот миг саженях в ста впереди из-за травы приподнялся молодой зверь. Он оказался ближе остальных к людям, и Буян смог признать псоглавца. Насторожившись, он обвел глазами степь, остановил взор на троих всадниках и скрылся в траве.