Странствия Властимира

Романова Галина Львовна

Кощей склонил голову, словно раздумывая.

— О граде сем я и вправду наслышан во времена старопрежние, — наконец ответил он, —да только одного в толк в твоих речах взять не могу: а прочим что, тоже вода от меня надобна?

— Про них речь особая, хозяин ласковый, — с улыбкой продолжал гусляр. — Мечислав — то сын одного из волхвов, Чисто-мысла, сына Добромирова, внука самого Волхова-чародея. Пустился он с нами в путь для ради помощи да земли увидеть незнаемые. Рыцарь, что перед тобой, —воин из далекой Англии, именем Гаральд Мак-Хаген… дальше не помню… Прибыл он вслед за невестою своею, леди Джиневрой, — говорят, и тому верю я, что

она у тебя в чертогах твоих вместе с прочими пленницами томится, ждет не то смерти, не то спасения. Коли есть у тебя такая девушка — лучше отдай. Он ее второй год по земле разыскивает!.. Ну, а последний наш спутник — то сам Синдбад Мореход из города Багдада. Повстречались мы с ним далеко отсюда, познакомились. На его корабле и добрались до твоего острова.

— А корабль — он и посейчас еще здесь? — молвил Кощей.

— Здесь! — подбоченился Синдбад. — А на нем команда — ребята отчаянные! Коли надо будет — и к самому Шейху джиннов полезут!

Кощей сжался, чуть отступя. Он понял, что все не так просто, как казалось. Несомненно, кто-то помогает этим людям, раз явились сюда и дорогу сыскать сумели. Поднял он голову и усмехнулся:

— Что ж, раз сумели доехать — будьте гостями моими. Есть у меня все, что ни просите — и вода живая заветная, и пленниц из чужих краев немало, авось и невеста чья сыщется.

Только гусляр старался запомнить дорогу — все прочие были поражены убранством залов, по которым их проводили. Чего тут только не было — стены обиты золотом и украшены выложенными из самоцветов узорами. Статуи, как живые, замерли меж колонн, держа в руках светильники. Под ногами блестела мозаика, слагающая целые картины. В комнатах порой встречали слуг — людей разных земель. Они косились на гостей, но не приближались.

Синдбад и неискушенный Мечислав забыли обо всем на свете, мореход только вертел головой, прикидывая в уме, сколько что будет стоить на рынке, если украсть и продать. Выходило, что он в любом случае окажется богачом. Наконец путь был окончен — им распахнули двери в просторный зал, где их ждало угощение.

Огромные открытые настежь окна выходили в залитый солнцем сад. Волны ароматов, пряных, нездешних, незнакомых даже много повидавшему Синдбаду, вплывали в комнату. Издалека доносились голоса птиц — они начинали петь перед рассветом, а замолкали после полуночи. Сейчас, в жаркий полдень, утомившись, птахи утихли.

Каждому из гостей отвели отдельные покои, двери которых выходили в зал, где томные девушки со звенящими на щиколотках колокольчиками подносили гостям угощение и развлекали, как могли. Синдбад, привыкший к подобному у себя дома, заговаривал с девушками, что охотно отвечали ему взаимностью, но остальные путники оставались равнодушны и к нежным взорам, и к тонким талиям, и к томным вздохам.

Миновала неделя, как поселил их у себя Кощей, начиналась вторая. За все эти дни хозяин замка ни разу не навещал гостей, даже никто не приходил от него узнать, нужно ли что людям. Он словно забыл о них.

— Не понять, — молвил как-то, отставляя опустевший кубок, Гаральд, — не то мы гости здесь, не то пленники! Время идет, а дела не видно. Может, обманул нас Кощей-то ваш?

Мечислав встрепенулся:

— Не мог он того! Мы здорово его напугали — видел я, как он на Буяна смотрел! Не о том он думает ныне.

— А о чем же тогда, по-твоему? — осадил его рыцарь, — Или ждет, чтобы мы, как Синдбад, на его потаскух накинулись? Английские рыцари не таковы. Лишь язычники

способны так поступать…

Сидящий с ногами на подоконнике Буян тихо фыркнул, не отводя глаз от далей.

— Не то тебя гнетет, друже, — раздумчиво молвил он. — То тебе покоя не дает, что истосковался ты без дела. Правду скажу: и мне тут — как в клетке золотой.

— Верно говоришь, — добавил Мечислав, — Родная земля лучше. В этой красоте почему-то лишь она и вспоминается…

— Дома сейчас зима, — мечтательно улыбнулся Буян. — Месяц лютень [39] вот-вот начнется…

Услышав его слова, Властимир с усилием поднял голову. Лицо слепого князя было сурово и холодно. Он провел руками по повязке на глазах.

— Лютень начинается… — тихо вздохнул он. — Волки на дорогу выходят…

Его всего передернуло, и он отвернулся, горбя плечи.

— Не томись! — окликнул его Буян страстно. — Я и сам в думах держу, как они по твоей Резани бродят безнаказанно, что поделывают. Но будь уверен — мы еще вернемся и — прижмем им хвосты! Не будь я Буян!

39

Лютень — славянское название месяца февраля.

Он откинулся на витую раму, прикрыл глаза и тихо затянул, будто только для себя:

Край далекий, берег неласковый, что зовет дорог да сплетением. Кто подскажет, что ждет в дороге нас, что еще свершить нам судьба велит. Как три ворона да три витязя, да три странника в путь отправились. Бесконечен путь да загадочлив — чем встревожит он, чем порадует? Им земля лежит ровной скатертью, им змеей дороженька ластится, звезды блещут в небе игриво, море гладь-волну гонит по ветру…

Скрипнула дверь, и песня прервалась. Буян бросил взгляд — тихо вошел Синдбад, и вдруг, пригнувшись, как зверь, он начал тихо подкрадываться к наружной двери, на ходу вынимая кинжал.

Остальные, еще раньше Буяна заметившие Синдбада, тоже затаили дыхание, недоумевая, в чем дело. Мореход подскочил к двери и распахнул ее с силой.

Послышался короткий вскрик.

— Держи его! — закричал Синдбад, бросаясь вон. Гаральд сорвался с места и кинулся на помощь. Снаружи послышался короткий шум борьбы, чей-то возмущенный голос собирался позвать на помощь, но оборвался под жесткой ладонью. Мечислав и Буян повскакали с мест. Рыцарь и мореход уже затаскивали в комнату отчаянно сопротивлявшегося слугу. Руки его были связаны поясом Синдбада, Гаральд придерживал его локтем за шею и сжимал ее так, что у бедняги глаза вылезли на лоб.

— Доносчик! — гордо объявил Синдбад, притворяя двери. — Я, подходя, услышал за дверью его дыхание. Эх, не умеешь шпионить — не берись!

Он замахнулся на пленника. Гаральд сжал его чуть сильнее, и тот захрипел, задыхаясь. Буян бросился к рыцарю:

— А ну отпусти его горло! Нечего казнить его раньше времени — сперва допросить надобно, кто он и что здесь делал… Может, он просто мимо проходил!

Пленник скосил на него глаза, но его поимщики были настроены более решительно.

— Мы здесь почетные гости, — возмущался Синдбад, — пусть его хозяин примерно накажет негодяя, осмелившегося следить за нами. Я немедленно иду к Кощею, а ты, — обернулся он к пленнику, — проводишь меня к нему, если хочешь облегчить свою участь!