Странствия
Шрифт:
— Согласен, сеньор, поверить твоему слову, хоть то дело, которым ты сейчас занимаешься, не очень вяжется с христианской религией, которую ты принял при крещении.
Этими словами Антонио де Фариа был так смущен, что не знал, что и ответить. И, приказав ему приблизиться, расспрашивал его ласково и приветливо и более ничем не угрожал.
Глава XLIII
О том, что этот человек ответил на вопросы Антонио де Фарии, и о том, что произошло в дальнейшем
Когда этот человек подошел к Антонио де Фарии, тот заметил, что кожа у него такая же белая, как и у любого из нас, и спросил: турок он или перс? Тот ответил, что нет, что он христианин, родился на горе Синае, там, где покоится тело блаженной святой Екатерины. На это Антонио де Фариа спросил, почему он не живет среди христиан, если сам христианин. Старик ответил ему, что он купец и человек из хорошей семьи, зовут его Томе Мостанге; однажды в 1538 году, когда судно его стояло на якоре в порту Жуда, Солейман-паша, вице-король Каира, приказал захватить этот корабль вместе с семью другими, чтобы доставлять на них провиант и боевые припасы для шестидесяти галер, на которых он шел по приказанию Великого Турка восстанавливать султана Бандура на престоле Камбайи, с которого сверг его в это время Великий Могол, и изгнать португальцев из Индии. Он остался на своем корабле, чтобы не лишиться его, получить за фрахт, а затем и распродать свои товары, в чем, как обещали турки, ему не будут чинить препятствий, но они не только нарушили свои обещания, как это им свойственно, но еще отобрали у него жену и малолетнюю дочку, которую он возил с собой, и изнасиловали их при всех у него на глазах. А когда одни из его сыновей стал плакать и сетовать на это злодеяние, его связали по рукам и по ногам и бросили в море. Самого же купца заковали в железа, ежедневно жестоко избивали и отобрали у него все имущество на сумму свыше шести тысяч крузадо под предлогом, что никому не разрешается владеть божьими дарами, кроме мусульман, столь справедливых и святых. В это время жена и дочь его умерли, и он с отчаяния бросился в море вместе с другим сыном у входа в гавань Диу, оттуда сухим путем добрался до Сурата, а затем перебрался в Малакку на корабле Гарсии де Са, коменданта Басаина; после этого по приказу дона Эстевана да Гамы он побывал в Китае вместе с Кристованом Сардиньей, фактором на Молукках. В то время, когда судно последнего стояло на якоре в Сингапуре, Киай Тайжан, владелец этой джонки, убил Сардинью вместе с другими двадцатью шестью португальцами, а купца спасло лишь то, что он был бомбардиром, и Киай Тайжан забрал его в свой экипаж в качестве старшего пушкаря.
Услышав это, Антонио де Фариа издал громкий крик и, ударяя себя рукой по голове, воскликнул:
— Господи боже мой! Господи боже мой! Сном мне кажется все, что я слышу!
После чего, обратившись к окружавшим его солдатам, он объяснил им, что за злодей этот Киай Тайжан. Так, встречая иной раз сбившиеся с курса и слабо вооруженные суда, он перебил на них более ста португальцев и забрал товаров более чем на сто тысяч крузадо. И хотя его по-настоящему зовут именно так, как сказал этот армянин, а именно Киай Тайжан, он, убив в Сингапуре Кристована Сардинью, стал величать себя из похвальбы этим подвигом не иначе, как «капитан Сардинья». Антонио де Фариа спросил армянина, что с ним, Киаем Тайжаном, сейчас или где он находится, на что купец ответил, что, израненный, тот спрятался вместе с шестью или семью другими в канатной камере на носу джонки.
Антонио де Фариа мгновенно встал и с великой поспешностью, направился в то место, где находился этот пес, остальные солдаты последовали за начальником. Но когда он открыл люк камеры, пес вместе с шестью человеками, скрывавшимися в ней, выскочили на палубу из другого люка, расположенного дальше, и напали как безумные на наших, хотя португальцев было более тридцати, не считая сорока мосо. Этот новый бой обернулся таким образом, что за те недолгие мгновения, пока наши их не перебили, они успели убить двоих португальцев и семь мосо и ранили более двадцати человек, в том числе капитана Антонио де Фарию, который получил два ранения в голову и одно в руку, от которого очень страдал.
Когда с мусульманином покончили и всем раненым оказали помощь, было уже почти десять часов. Из опасения перед сорока джонками флота, стоящего на реке, было отдано приказание поставить паруса и отойти подальше от берега, после чего к наступлению ночи мы стали на якорь на другом берегу Каушеншины, где и был произведен осмотр имущества, находившегося на джонке этого разбойника. Оказалось, что он вез пятьсот баров перца, по пятидесяти кинталов бар; шестьдесят — сандалового дерева; сорок — мускатного ореха и цвета; восемьдесят — олова; тридцать — слоновой кости; двенадцать — воска; пять — лучшего дерева алоэ. По здешним ценам все это, взятое вместе, могло составить шестьдесят тысяч крузадо, не считая мортиры, четырех фальконетов и тринадцати полевых орудий из пушечного металла, причем большая часть этой артиллерии была португальской, забранной этим мусульманином с корабля Кристована Сардиньи, с джонки Жоана де Оливейры и с корабля Бартоломеу де Матоса. Кроме этого было найдено три покрытых кожей ларя с большим количеством одеял и португальской одежды, далее большой серебряный позолоченный таз для мытья рук с таким же кувшином и солонкой, двадцать две ложки, три подсвечника, пять золоченых кубков, пятьдесят восемь ружей, шестьдесят два тюка бенгальских тканей, каковое имущество все принадлежало португальцам; затем восемнадцать кинталов пороха и, наконец, девять детей от шести до восьми лет, все с кандалами на ногах и наручниками на руках, доведенных до такого состояния, что больно было на них смотреть, так как это были один кости да кожа.
Глава XLIV
Как Антонио де Фариа прибыл в залив Камой, где добывается жемчуг для китайского императора
Антонио де Фариа покинул эту стоянку на следующий день пополудни и продолжил исследовать побережье Айнана. Идя вдоль берега весь этот день и следующую ночь и держась глубины от двадцати пяти до тридцати брас, он оказался на рассвете посередине большого залива, где ходило несколько баркасов, вылавливающих жемчужных устриц.
Не зная, какого курса держаться в дальнейшем, он потратил все утро на обсуждение этого вопроса, причем выслушал самые противоречивые мнения. Одним казалось наиболее правильным захватить эти баркасы, другие же говорили, что нет, лучше заняться с ними торговлей, так как в обмен на множество жемчужин, которые здесь имеются, можно было спустить большую часть товаров, бывших на корабле. В конце концов пришли к более правильному и верному решению, и, по китайскому обычаю, Антонио де Фариа приказал поднять торговый флаг.
После этого к нам немедленно прибыли с берега две лантеа, своего рода фусты, с большим количеством провианта, и прибывшие на них после обычных приветствий поднялись на большую джонку, на которой находился Антонио де Фариа.
Но, увидев в ней людей, каких до той поры они никогда еще здесь не видели, они крайне изумились и стали спрашивать нас, кто мы такие и что нам здесь нужно. На это им ответили, что мы купцы, уроженцы королевства Сиама, и прибыли сюда торговать, если на то будет от них разрешение. На это один старик, по-видимому пользовавшийся у них наибольшей властью, ответил, что торговать мы можем, но не здесь, а несколько дальше, в порту под названием Гуамбой, потому что в нем находится фактория для прибывающих туда иностранцев, так же как и в Кантоне, Шиншеу, Ламау, Конхае, Сумборе и Лиампо и других городах, расположенных на побережье, где производят выгрузку своих товаров прибывающие из-за границы коммерсанты. А посему они советуют ему как голове, отдающей распоряжения всем находящимся под ее властью членам, немедленно удалиться отсюда, ибо место это служит только для добычи жемчужин, идущих в сокровищницу Сына Солнца {149}, и по приказу конхайского тутана, высшего правителя всей Каушеншины {150}, здесь могут находиться лишь предназначенные для этой цели баркасы; всякое же другое судно, оказавшееся здесь, должно быть по закону предано огню со всеми находящимися на нем людьми. Но так как он иностранец и не знает нравов и законов страны, они ставят его об этом в известность, чтобы он успел уйти до прибытия мандарина {151}флота, которого ожидают через три или четыре дня, а сейчас он грузит провиант в порту под названием Буакирин в семи легуа отсюда.
На вопрос Антонио де Фарии, какие у этого мандарина корабли и сколько людей, старик ответил, что сорок больших джонок и двадцать пять гребных ванканов, на которых находится семь тысяч человек, из коих пять тысяч воинов и две тысячи матросов и гребцов. А на вопрос, сколько времени проводит тут мандарин, ответил, что шесть месяцев, в течение которых производится добыча, а именно, с начала марта и до конца августа. Затем Антонио де Фариа осведомился, какие налоги взимают за промысел и сколько он приносит дохода за шесть месяцев, и услышал, что за жемчужины в пять каратов и выше взимают две трети, с более мелких — половину, а с мелких — одну треть; что же касается до дохода, приносимого промыслом, то точной цифры он назвать не может, так как год на год не приходится, но в среднем, как ему кажется, около четырехсот тысяч таэлей.
Антонио де Фариа хотел разузнать у него возможно больше, а потому был с ним очень приветлив и приказал подарить ему два круга воска, мешок перца и слоновий клык, чем старик и его спутники остались весьма довольны.
Когда же Антонио де Фариа, продолжал расспросы, осведомился, каковы размеры этого острова Айнана, о котором рассказывают столько чудес, они ответили:
— Открой нам сначала, кто ты таков и с какой целью прибыл, и тогда мы ответим на твои вопросы, потому что клянемся тебе истинной верой, мы за всю свою жизнь никогда еще не видели на торговых судах стольких молодых людей, как у тебя, да еще столь чисто одетых и таких холеных. А потому нам кажется, что-либо в нашей стране китайский шелк ни во что не ценят, либо вы заплатили за него меньше, чем он стоит, ибо ваши молодые люди ради забавы беззаботно разыгрывают в три кости штуку шелкового штофа, словно она им досталась за весьма малую цену.
На это Антонио де Фариа улыбнулся и довольно сухо, ибо понял, что эти люди догадались, что вещи краденые, ответил, что они поступают так легкомысленно лишь потому, что они дети богатых купцов и по молодости своей не знают цены деньгам. На что старик и его спутники, делая вид, что им ничего не известно, ответили:
— Да, похоже, что это так, как ты говоришь.
Тем временем Антонио де Фариа дал знак солдатам прекратить игру и споры и припрятать куски материи, которые они разыгрывали, чтобы местные жители этого не видели и не приняли нас за разбойников. Приказание это было тотчас исполнено. Далее, чтобы усыпить подозрения китайцев и не дать им окончательно увериться в том, о чем они лишь догадывались, а именно, что мы люди недоброй славы, Антонио де Фариа приказал открыть люки груженной перцем джонки, которая за ночь до этого была захвачена у «капитана Сардиньи». Китайцы, увидев, что на судне действительно есть товар, несколько успокоились, сделались менее подозрительными и стали говорить друг другу: