Странствия
Шрифт:
Антонио де Фариа велел толмачу ответить, что сам он предводитель этих чужестранцев и уроженец Сиамского королевства; что, направляясь с большим грузом товаров в порт Лиампо, потерпел на своей джонке крушение и спасся лишь чудом со всеми людьми, которых привел с собой. А прибыл он сюда во исполнение обета совершить паломничество в эту святую землю, дабы возблагодарить всевышнего за спасенье от столь великой опасности; вместе с тем он пришел просить у него помощи, ибо хочет выйти из теперешней своей бедности; все, что ему будет дано, он обязуется вернуть раньше чем через три года в удвоенном размере.
Итикоу (так звался отшельник), подумав некоторое время и взглянув на Антонио де Фарию, ответил ему:
— Я прекрасно понял твои слова и не менее успешно разгадал твои злокозненные намерения, кормчий злого духа, увлекающий во тьме своего ослепления как себя, так и этих людей в бездонную бездну Озера Ночи, ибо, вместо того чтобы воздать хвалу господу за великую милость спасения, которую он, как ты уверяешь, тебе оказал, ты пришел сюда его грабить. Задам тебе вопрос: если ты совершишь это, как по-твоему, должно поступить с тобою небесное правосудие, когда ты будешь испускать последнее свое дыхание? Откажись от своего кощунственного предприятия, изгони из мыслей своих греховный замысел, и бог смягчит тебе наказание. Поверь, что я говорю тебе истину, да будет она руководством моим, пока я жив.
Антонио де Фариа, притворившись, что принимает данный ему совет, стал умолять его не гневаться, ибо, как он говорил, у него не остается иных возможностей поддержать существование, как те средства, в поисках которых он сюда прибыл. На что отшельник, обратив глаза к небу и воздев руки, воскликнул со слезами на глазах:
— Благословен будь, господи, что терпишь на земле людей, черпающих средства к жизни в поругании твоем и не согласных послужить тебе и дня, даже если бы они обрели за то славу вечную!
Сказав это, он некоторое время оставался в смятении и задумчивости, глядя на стоявшего перед ним, но потом обратил внимание на то, как с шумом и грохотом мы вскрываем и переворачиваем стоящие в храме лари. Увидев, что Антонио де Фариа стоит, опершись на меч, он попросил его присесть рядом с ним, что последний и сделал с многими поклонами и выражениями благодарности. Это не помешало ему знаком показать солдатам, чтобы они продолжали свое дело, а именно, отделять серебро, находившееся в ларях, от костей покойников, с которыми оно было перемешано. Это зрелище было столь тягостно для отшельника, что он два раза лишался чувств и падал на землю со скамьи, как человек, присутствующий при величайшем кощунстве.
И, с глубокой печалью снова обратившись к Антонио де Фарии, он сказал ему:
— Хочу объяснить тебе, как человеку, который кажется мне разумным, что обеспечит тебе прощение греха, который ты, как я понимаю, уже несколько раз совершал. Иначе с последним вздохом, испущенным устами твоими, ты погибнешь навеки. Поскольку ты говоришь мне, что лишь нужда вынудила тебя содеять столь тяжкое преступление и что ты намереваешься вернуть до своей смерти все, что ты взял, если тебе представится в этом возможность, я скажу тебе, что ты должен сделать три вещи: первая — это вернуть то, что ты взял, прежде чем ты умрешь, дабы не лишиться милосердия всевышнего; вторая — это просить у него в слезах прощения за содеянное тобою, ибо безобразно оно пред лицом его, и умерщвлять ради этого денно и нощно плоть свою; а третья — наделить богатствами своими бедных так же щедро, как ты наделяешь себя, но и в самой щедрости соблюдать благоразумие и умеренность, дабы Слуга Ночи {196}не смог бы осудить тебя в день расплаты. А посему советую тебе и прошу тебя приказать своим людям собрать и водворить на место кости святых, да не останутся они лежащими на земле как нечто презренное.
Антонио де Фариа обещал отшельнику, что непременно так и сделает, уснастив свою речь многими любезными словами, чем несколько успокоил, хотя полностью и не удовлетворил его. Тогда, подсев еще ближе к отшельнику, Антонио де Фариа принялся подбадривать его и утешать всякими ласковыми, нежными и учтивыми словами, уверяя его, что после того, как он выслушал его речь, он весьма раскаивается в том, что пустился в это плавание, но вернуться с пустыми руками уже не может, так как слышал от своих людей, что они убьют его, если он это сделает. На это старец сказал:
— Дай боже, чтобы так это и было, ибо, по крайней мере, ты не заслужишь такого наказания, как прочие Слуги Ночи, эти голодные псы, которых, как мне кажется, не могло бы насытить все серебро мира.
Глава LXXVII
Что еще произошло с Антонио де Фарией в этом храме до того, как он погрузился на суда
После того как вся добыча, которую можно было захватить в храме, была собрана и отправлена на суда, все решили, что самым разумным будет ничего больше не трогать, как потому, что мы плохо разбирались в окружающей местности, так и потому, что уже почти стемнело и выполнить наше намерение было бы много удобнее на следующий день.
Перед тем как садиться на суда, Антонио де Фариа пожелал проститься с отшельником и постарался утешить его добрыми словами, сказав, что умоляет его ради любви к всевышнему не возмущаться его поступками, ибо лишь крайняя нужда, в которую он впал, понудила его так действовать, что, по его положению, было ему совершенно не к лицу. Далее, он уверил отшельника, что, едва поговорив с ним, раскаялся в своем намерении и хотел тут же все бросить и вернуться, но его люди воспротивились этому и поклялись, что убьют его, если он это сделает, и поэтому-то, боясь их, он промолчал и дал свое согласие на то, что, как он теперь видит, является тем страшным грехом, о котором говорил отшельник. Сейчас же он принял решение, как только избавится от них, пойти по миру паломником и странствовать столько времени, сколько потребуется для того, чтобы искупить столь великий грех. На это отшельник ответил:
— Моли господа, царящего над красотою светил своих {197}, чтобы ясное сознание своего преступления, какое ты проявляешь в этих словах, не погубило тебя, ибо говорю тебе, что куда большей опасности подвергает себя тот, кто продолжает идти по неправедному пути, сознавая его греховность, нежели несведущий преступник, для которого извинением перед богом и людьми служит неведение.
Тут в разговор пожелал вмешаться один из наших по имени Нуно Коэльо и сказал отшельнику, что не следует ему сердиться из-за таких пустяков. На что последний ответил:
— Мало, видно, ты боишься смерти, если тратишь жизнь на дела столь же грязные, сколь грязна, как мне кажется, должна быть твоя душа, начиная от ворот ее — плоти твоей, подобной навозной куче, и кончая самой ее сердцевиной. Если по безмерной жадности твоей тебе мало этого серебра и ты хочешь до краев наполнить им мешок своей ненасытной алчности, что ж, иди в соседние храмы, там ты сможешь набить свою утробу так, что лопнешь. Возможно, так будет и лучше, ибо, если и того, что ты набрал, достаточно, чтобы отправиться тебе в преисподнюю, то чем больше груза ты наберешь, тем быстрое пойдешь на дно, что, надо полагать, неминуемо произойдет с тобою, если судить о тебе по твоим делам.