Странствующий чародей

Лайл Холли

Ши гадал, сработало ли вообще волшебство по увеличению крепости и не стоило ли вместо него попытаться превратить мед в виски. При виде того количества спиртного, которое кочевники уже успели поглотить, да еще на голодный желудок, у него на голове зашевелились волосы, словно там ползали какие-то Насекомые (он очень надеялся, что это было всего лишь ощущение).

Но к полудню половцы принялись падать и расползаться по сторонам, как тараканы. Ходить они уже не могли, но выпить по-прежнему хотелось. Если

кто-то уже был не в состоянии самостоятельно добраться до вожделенного бочонка, то посылал приятеля, который, пусть и шатаясь, но все же держался на ногах, а не полз на карачках.

На глазах у Ши один из половцев по очереди передал приятелям свой короткий клинок, железную шапку (снятую, видать, давным-давно с убитого росса), рубаху (в комплекте со вшами) и штаны — все в обмен на очередную порцию вина. Приятели исправно возвращались к нему с вином — все, кроме одного.

Этот последний приятель вернулся с пустыми руками — как раз в тот момент, когда практически голый воин разделывался с последней порцией вина. Он гневно поглядел на дружка.

— Не друг ты мне! К-купил вина… за мои ш-штаны… и выжрал его сам!

— Хо, выжрал?..

— Выжрал!

— Не выжрал!

— Выжрал.

— Не выжрал!

— А я вот… твои ш-штаны… ща з-заберу…

— А вот хрен тебе!

Валявшийся на земле воитель вдруг обрел прыть леопарда. Ухватив своего сотоварища за лодыжки, он повалил его на землю и принялся стягивать с него штаны. Тот отчаянно отбивался и брыкался.

Наконец он изловчился пнуть первого точно в челюсть. Голова того откинулась назад и свесилась на сторону. Он перекатился на бок, затем на спину и через мгновенье мирно захрапел.

Приятель его тем временем с превеликим трудом поднялся на ноги и, шатаясь, заковылял прочь. Шмякнувшись физиономией в колесо телеги, он закружился на месте, выписывая кренделя и потирая нос.

— Чего д-дерешься, атаман? — сказал он. — П-полный порядочек… П-прошто дружья малость поспорили. П-прошто…

Голос его сошел на нет. Потеряв способность видеть — «залив глаза», согласно заклинанию Ши, — половец потерял и чувство равновесия. Он ухватился за обитый железом обод колеса, но это лишь ненадолго замедлило его падение. Буквально через мгновение он дрых столь же шумно, как и его дружок — единственное отличие заключалось в том, что плюхнулся он носом вниз.

Эти двое были первыми, которых свалило с ног чересчур обильное возлияние за завтраком, но далеко не последними. К обеду вышла из строя добрая половина визитеров.

После полудня половцы стали прибывать уже не целыми шайками, а большей частью поодиночке. Некоторые покупали выпивку и тут же уносились вместе с нею в степь — Ши очень надеялся, что произведенный его волшебством эффект застигнет их и там.

Шатаясь, подгреб какой-то половец, таща за собой в обнимку подмастерье какого-то купца и размахивая пустой чашей.

— Еще вина! Этот… его хозяин… свинья! Больше не наливает… и все тут!

— Ну и пить

ты, друг! — отозвался молодой человек.

Судя по голосу и «выхлопу», подмастерью тоже лучше было бы остановиться. Но чары в равной степени действовали на обоих — они были готовы поить друг друга под столом, под возом и вообще где угодно.

Ши лично наполнил их чаши. Они опорожнили их дважды, прежде чем убраться прочь, на прощание одарив Ши объятиями, после которых его неодолимо потянуло в баню. В лагере и от трезвых-то половцев было не продохнуть, а уж от пьяных…

«Хорошо, что я не превратил мед в виски, — подумал Ши. — Массовое убийство я не планировал. Алкогольное отравление — штука серьезная. Единственно, хватило бы того, что есть…»

Выпивки хватило. Лишь немногие половцы, судя по всему, поняли, что происходит, и попытались влезть на лошадей и уехать. Большинство из них тут же попадали обратно, и никому не удалось отъехать от лагеря далее пятисот шагов.

Некоторые кочевники все же не дожили до вечера — кого зарезали в драке, кто утонул в ручье, кто свернул себе шею, свалившись с лошади или воза, и так далее. Но даже это не отрезвило их уцелевших сотоварищей.

Ши приходилось видеть алкоголиков — людей, которые, начав пить, не могут остановиться, — и зрелище они собой представляли отвратное. Равно как и половцы, которые под воздействием волшебства Ши вливали в свои глотки все больше и больше спиртного.

Он напомнил себе, что казнь Чалмерса будет куда как худшим зрелищем. Не хотелось бы ему увидеть и Флоримель, томящуюся в гареме какого-нибудь властелина…

К тому времени, как солнце наполовину опустилось к горизонту, дело было сделано. Михаил Сергеевич вскочил на воз и трижды взмахнул мечом над головой — условный сигнал для ратников. Потом он спрыгнул на землю, вместе с Ши вытащил заранее припасенную огромную связку кожаных ремней и взялся за дело.

Не все ратники повиновались приказу не прикасаться к спиртному, и таковых оба предводителя бросили там, где их свалило. Во всякому случае, два-три упившихся воина не представляли собой особой проблемы. Половцы либо валялись, распластавшись на земле, либо сгорбленно сидели, привалившись к чему-нибудь. Стоять прямо не мог никто — разве что привязанным к дереву. Что же до драки, то они были настолько далеки до нее, что через несколько минут к ратникам присоединились и трезвые купцы, которые стали помогать им вязать пленных.

Некоторые половцы, успевшие проспаться, очухались до того, как их успели связать. Парализованные жесточайшим похмельем, они только таращили затуманенные глаза на своих захватчиков.

Когда вышли припасенные ремни и они пошли рейдом по кожевенникам в поисках дополнительного материала, прискакал Игорь со своими воинами. Князь вытаращил глаза на усыпанные бесчувственными половцами акры земли и расхохотался столь громогласно, что другой на его месте свалился бы с седла. Потом он спешился и обнял Ши.