Шрифт:
Почти самый младший хомса полз вдоль забора. Иногда он вдруг замирал, наблюдая сквозь щель между рейками за действиями противника, потом снова полз дальше. Вслед за ним полз его маленький братик — Крошка.
Когда Хомса добрался до овощных грядок, он лег на живот и стал продвигаться вперед между листьями салата. Это была единственная возможность. Вражеские лазутчики наверняка разосланы повсюду,
— Я весь почернел, — заныл Крошка.
— Замолчи, — свирепо прошептал его брат, — если тебе жизнь дорога. А чего же ты хотел, искупавшись в торфяном болоте, — поголубеть? Ты наверняка скоро станешь взрослым, если будешь продолжать в том же духе. Ты станешь таким же, как папа и мама. Так тебе и надо. И тогда будешь все видеть и слышать обыкновенно — я имею в виду, ничего не будешь видеть и слышать. Вот тут-то тебе и крышка.
— Угу, — согласился Крошка и принялся есть землю.
— Она отравленная, — коротко заметил Хомса. — И все плоды, которые растут на этой земле, тоже отравленные. Да и они нас уже заметили только благодаря тебе.
Два вражеских лазутчика пролетели над ними у горохового поля, но Хомса их тут же уничтожил. Задыхаясь от напряженного ожидания, он соскользнул в канаву и замер там, как лягушка. Он так прислушивался, что уши его задрожали, а голова готова была расколоться на части. Остальные враги пока вели себя тихо, но они приближались, они медленно ползли по траве. По траве прерий. Врагов была тьма-тьмущая.
— Послушай, — произнес где-то наверху у края канавы Крошка, — я хочу домой.
— Теперь ты уже больше никогда не попадешь домой, — мрачно ответил его брат. — Твои кости побелеют на солнце прерий, папа и мама будут плакать, пока не утонут в собственных слезах, и все равно от вас ничего не останется, а потом над всеми вами будут выть гиены.
Крошка открыл рот, приготовился и громко завопил.
Хомса понял, что этот крик может длиться бесконечно. Поэтому он оставил своего маленького братика в покое и пополз дальше по дну канавы. Он совсем потерял из виду противника; он даже не знал, как выглядит этот противник.
Хомса чувствовал себя брошенным на произвол судьбы и думал, все больше распаляясь: «Лучше бы младших братьев вообще не было. Они должны рождаться сразу большими или вообще не рождаться. Ведь они ничего не знают о войне. Их надо держать в коробке — пока они не начнут хоть что-нибудь понимать».
Канава была сырая, так что Хомсе пришлось подняться и перейти ее вброд. Это была большая и очень длинная канава. Хомса решил открыть Южный полюс и пошел дальше. Шел он долго-долго и страшно устал; съестные припасы давно кончились, и кроме всего прочего его, к несчастью, укусил белый медведь.
Но вот канава закончилась, и Хомса получил Южный полюс в свое собственное владение.
Теперь он очутился на болоте.
Оно было серо-зеленым с черными окнами, в которых кое-где поблескивала вода. Повсюду, как снег, белели заячьи лапки, уютно пахло болотной
— На болото ходить запрещено, — вслух подумал он. — Запрещено для маленьких хомсят, да и взрослые хомсы никогда сюда не ходят. Но никто, кроме меня, не знает, почему это опасно. По ночам здесь на больших тяжелых колесах разъезжает Карета с Привидениями. Слышно, как она катится где-то вдалеке, но никто не знает, кто ею правит.
— О нет! — воскликнул Хомса и похолодел.
Он вдруг испугался, страх заполз в живот и стал подниматься вверх. Совсем недавно не было еще никакой кареты никто никогда о ней не слышал. Потом он ее выдумал, и вот она здесь. Пока еще где-то далеко и только ждет темноты, чтобы подкатить прямо к нему.
— Я думаю, — сочинял Хомса, — я думаю, что теперь я хомса, который десять лет разыскивает свой дом. И теперь этот самый хомса чувствует, что он живет где-то поблизости.
Он принюхался к ветру и двинулся дальше.
Одновременно он размышлял о Болотных Змеях и Живых Грибах, которые ползут за тобой, и тут же они стали расти и расти, поднимаясь из мха.
«Они могут в один присест съесть Крошку, — подумал он с грустью. — А может, уже съели. Они повсюду. Я опасаюсь худшего. Но есть еще надежда на спасательные экспедиции».
Он пустился бежать.
«Бедный Крошка, — думал Хомса. — Такой маленький, такой глупый. Если Болотные Змеи его схватили, у меня не будет больше маленького братика, и тогда я буду самый младший…»
Он зарыдал и побежал уже изо всех сил, его волосы взмокли от страха, он перекатился через пригорок, промчался мимо дровяного сарая, взлетел на крыльцо и закричал:
— Мама! Папа! Крошку съели!
Мама Хомсы была большая и озабоченная, она всегда чем-то озабочена. Тут она так резко вскочила со стула что горошины из ее фартука рассыпались по всему полу и закричала:
— Ну? Ну же! Что ты говоришь! Где Крошка? Разве ты за ним не присматривал?
— Ах, — понемногу успокаиваясь, произнес Хомса, — он свалился на болоте в нору Болотной Змеи. И почти тут же из норы вылезла Змея, обвилась вокруг его толстого животика и откусила ему нос. Вот так все и было. Ясное дело, я просто вне себя, но что поделаешь? Ведь Болотных Змей на белом свете куда больше, чем маленьких братиков.
— Змея?! — закричала мама.
Но папа сказал:
— Успокойся. Он нас дурачит. Сейчас ты убедишься, что он врет.
Папа быстро выглянул в окно и, чтобы не волноваться, посмотрел на пригорок — там сидел Крошка и ел песок.
— Сколько раз я тебе говорил, что врать некрасиво, — сказал папа, а мама немного поплакала и спросила:
— Может, вздуть его хорошенько?
— Пожалуй, — решил папа, — но я как-то не в состоянии сделать это сейчас. Пускай пока согласится хотя бы, что лгать нехорошо.
— А я и не врал, — сказал Хомса.