Страсть горца (Темный горец)

Монинг Карен Мари

«Повезло девочке», – подумал Драстен.

– Она что-то чувствует. Иногда она странно на меня смотрит, словно я сбиваю ее с толку.

– И как ты думаешь, сколько еще ты сможешь притворяться?

– Господи, Драстен, дай ты мне хоть дух перевести!

– Ты собираешься ей сказать?

– Как? – сухо спросил Дэйгис. – Ох, девочка, я друид из шестнадцатого века, я нарушил клятву и теперь одержим душами злобных друидов, изгнанных четыре тысячи лет назад, и, если я не найду способа избавиться от них, я превращусь в бич Божий на земле, а единственное, что

помогает мне не сойти с ума, – это трах?

– Что? – моргнул Драстен. – Что ты сказал про трах?

– От секса тьма отступает. Когда я начинаю чувствовать холод и отстраненность, я занимаюсь сексом, и это каким-то образом помогает мне снова ощутить себя человеком. Ничто другое, похоже, не срабатывает.

– И поэтому ты привез ее сюда?

Дэйгис мрачно посмотрел на него.

– Она сопротивляется.

Драстен поперхнулся виски. Дэйгису нужен секс, чтобы удержать чудовище на привязи, и при этом он берет с собой женщину, которая отказывается идти с ним в постель?

– Так почему ты не соблазнил ее?! – воскликнул он.

– Я работаю над этим! – зарычал Дэйгис.

У Драстена отвисла челюсть. Дэйгис мог соблазнить любую женщину. Если не лаской, то напором. От Драстена не укрылось то, как эта крошка смотрела на его брата. Ее нужно было лишь легонько подтолкнуть. Так почему же, дьявол побери, Дэйгис не сделал последнего шага? Внезапно его осенило.

– Во имя Амергина, она ведь та единственная, верно? – выдохнул он.

– Которая? – Дэйгис подошел к высокому окну, раздвинул занавеси и уставился в ночь. А затем открыл окно и жадно, глубоко вдохнул сладкий и прохладный воздух.

– В тот миг, когда я увидел Гвен, часть меня просто сказала: «моя». И с того самого момента, хоть я и не понимал этого, я знал, что сделаю все что угодно, чтобы удержать ее. Словно друид в нас узнает родственную душу, ту единственную, с которой мы можем произнести брачные клятвы. Так Хло – та самая?

Дэйгис повернул голову, и беззащитное, изумленное выражение его лица сказало Драстену обо всем. Его брат услышал тот же голос. Драстен внезапно почувствовал проблеск надежды, несмотря на то что почувствовал в своем брате. Он на собственном опыте убедился, что любовь может творить чудеса, даже если весь мир обернулся против любящих. Дэйгис стал темным, но он каким-то чудом еще не потерял себя.

Драстен подозревал, что в борьбе со злом самым мощным оружием может оказаться любовь.

* * *

Вскоре в библиотеку вошла Гвен, однако Хло с ней не было, и Дэйгис напрягся. Он еще не поговорил с Драстеном о покушении на жизнь Хло и о Драгарах – кем бы они ни были.

«Она – та единственная?» – спросил Драстен.

О, айе, она была для него единственной. Теперь, когда Драстен об этом упомянул, Дэйгис понял, что с самого начала чувствовал именно это – Хло из тех, кого мужчина стремится сохранить. Неудивительно, что он не стал использовать заклятие памяти, чтобы отослать ее прочь. Он не мог заставить себя отпустить ее. И неудивительно, что ему было мало попыток просто затащить ее в постель.

В

самый темный час судьба одарила его встречей с его единственной. Что за ирония? Ну как в таких условиях добиться сердца девушки? Он ничего не знал об ухаживании. Дэйгис умел соблазнять и покорять, но и только. А ласковые слова, обещания и нежность давным-давно сгорели в его сердце. Он был младшим сыном, не наследником, язычником до мозга костей, и слишком часто его подружки пытались соблазнить его брата.

Слишком многие стыдливо предлагали ему секс втроем, и третьим должна быть не вторая женщина, а его брат-близнец.

Четыре раза Дэйгис видел, как Драстен пытается спасти своих будущих жен – и каждый раз безрезультатно.

Он с юности узнал и не раз убеждался, что обладает тем единственным, чего хотят женщины, и с тех пор совершенствовался как любовник, утешая себя тем, что женщины могут избегать близких отношений, но никогда не отказывают ему в сексе. И всегда рады возможности очутиться в его постели, даже если муж находится в соседней комнате. Этот факт только укрепил его цинизм в отношении всяческих сердечных дел.

Но Хло была исключением. Она была женщиной, которую он попытался соблазнить и получил отказ.

И все же она осталась с ним.

Айе, но как долго она пробудет с тобой, когда узнает, чем ты на самом деле являешься?

Он не знал ответа на этот вопрос, знал только, что ничего не может поделать с желанием заполучить ее. И пусть это желание, эта решимость была больше похожа на отчаяние утопающего, чем на поведение отважного человека, ему было все равно. В ту ночь, когда он играл со смертью, танцуя на скользком балконе над заснеженным Манхэттеном, – и упал с безопасной стороны перил, – он пообещал себе, что никогда больше не поддастся отчаянию. Он будет сражаться всеми возможными способами, любым оружием, которое сможет найти, до самого конца, каким бы он ни был.

– Где она? – прошипел Дэйгис, вскакивая на ноги. Гвен моргнула.

– Я тоже рада тебя видеть, Дэйгис, – проворковала она. – Как хорошо, что ты зашел. Нам пришлось прождать всего лишь вечность.

– Где?

– Расслабься. Она наверху, принимает душ. Бедная девочка весь день провела в дороге, и, хотя она сказала, что в самолете ей удалось поспать, она все равно очень устала. Что ты с ней делал, а? Кстати, она мне понравилась, – добавила Гвен с улыбкой. – Она так же помешана на науке, как и я. А теперь, может, обнимешь меня?

Напряжение медленно отпускало Дэйгиса, к тому же он вспомнил, что места безопаснее этих стен для Хло не найти. Он сам вплетал охранные заклятия в камни, когда замок только начинал строиться. Пока она остается в замке, никакое зло не подберется к ней.

Он обошел диван и распахнул объятия Гвен, женщине, которая однажды спасла его от смерти. Женщине, ради безопасности которой он пожертвовал жизнью.

– Я рад видеть тебя, девочка, и выглядишь ты, как всегда, прекрасно.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее.