Страсть
Шрифт:
В течение двух лет Андрейченко жила в Москве и продолжала свою творческую карьеру как в театре (со спектаклем Анатолия Васильева «Серсо» она объездила полмира), так и в кинематографе. В период с 1985 по 1988 год Наталья снялась в главных ролях в трех картинах: у Александра Белинского в «Марице» (1986), у Эрнеста Ясана в «Прости» (1987, 4-е место в прокате, 37,6 млн зрителей) и у Романа Балаяна в «Леди Макбет Мценского уезда» (1989).
Наталья Андрейченко вспоминает: «Леди Макбет» я заканчивала, говоря по-русски, уже с пузом, о чем никто, кроме режиссера Балаяна, не знал. Почти на девятом месяце я вовсю отплясывала на плоту, прежде чем броситься со своей соперницей в воду. Танец длился очень долго… Но Балаян однажды проговорился оператору Паше Лебешеву, который буквально завопил:
Закончив фильм, Андрейченко улетела в Мюнхен, где вскоре и родила дочь Настю (шел 1988 год). Когда дочке исполнилось два месяца, Наталья с мужем и несколькими актерами из СССР организовали гастроли с лучшим симфоническим оркестром Германии (исполняли литературно-музыкальную композицию «Евгений Онегин» на музыку Прокофьева). Роль Онегина исполнял Олег Янковский, Ленского – Игорь Костолевский, Татьяны – Наталья Андрейченко, генерала – Алексей Петренко.
Через месяц Андрейченко, Шелл и Настя вернулись в Москву (Митя остался в Мюнхене учиться), где Шелл осуществлял постановку спектакля «Вера, Любовь, Надежда» по пьесе крупнейшего австрийского драматурга Едена фон Хорварда в Театре-студии Олега Табакова. Когда Насте исполнился год, в семье Шелла встал вопрос о постоянном совместном проживании. В итоге была выбрана нейтральная территория – столица кинематографа Лос-Анджелес, где был снят приличный дом (у них была и ферма в Австрии). Однако именно там Андрейченко едва не умерла по вине тамошних врачей. Дело было в 1989 году. А началось все с пустяка – у Андрейченко разболелся зуб. Шелл нашел лучшего врача – доктора Готье, который был личным дантистом президента Рейгана. Но то ли этот Готье растерял к тому времени все свои навыки, то ли еще что-то, но зуб он удалил, как коновал, и вдобавок внес инфекцию. У актрисы началась газовая гангрена, общее заражение крови. У них в доме гостил тогда Никита Михалков, который, увидев распухшее лицо Натальи, первым забил тревогу. Андрейченко повезли в госпиталь. А тамошние врачи вынесли убийственный диагноз: мол, они могут прооперировать больную, но часы ее все равно сочтены. Спасло Андрейченко чудо. Перед самой операцией она из последних сил поднялась, подошла к зеркалу и, увидев свое отражение, дала себе установку: все будет хорошо. И выжила.
Наталья Андрейченко вспоминает: «Первые полтора года в США я прожила никому не нужная, никому не известная, ничего не делая. Пережить человеку с именем это очень трудно. Но сейчас, оглядываясь назад, я поняла, насколько тогда мне было хорошо.
Впервые в жизни у меня появилось свободное время, а до этого и после – одна только сумасшедшая профессия. В Америке я работала с лучшими педагогами по произношению, по преодолению акцента. Я занималась вокалом – у меня была очаровательная, сумасшедшая, лучшая на Бродвее и во всем Нью-Йорке учительница Джоан Кобин. Она учила меня… по телефону! Три раза в неделю, в определенный час мы с ней пели по телефону. Естественно, за мой счет…
Потом я уговорила Макса купить в Лос-Анджелесе дом. Хотя он объяснял, что этого не стоит делать, что дом – это большая ответственность, ограничение свободы и т. д. Но я, как русская женщина, слышать ничего не желала. Замучила бедного, самолюбивого швейцарца уговорами и заставила купить дом, который сейчас отдан под полную мою ответственность, хотя я там практически не бываю. Это такая головная боль, что передать невозможно. Макс об этом знал изначально. А мне все надо было испытать на собственном опыте, чтобы понять: самое удобное – это снимать жилье. Приехал на полгода, взял дом в аренду и живи себе спокойно. И никакой ответственности…»
Вскоре после покупки дома Андрейченко вновь едва не рассталась с жизнью. На этот раз ее погибелью мог стать автомобиль, за рулем которого сидела агентша актрисы Одри. До этого они сходили в ресторан, и Одри умудрилась в течение вечера несколько раз вколоть себе наркотик. Когда Андрейченко поняла это, она тут же решила покинуть заведение. Однако Одри увязалась за ней. В тот момент, когда Андрейченко направля-лась к своей машине,
Вспоминает Наталья Андрейченко: «Лежу я плашмя, не двигаясь, состояние крайне «великолепное»: по мне проехал каток, но я не умерла. Напрочь забыла все английские слова и хриплю подбежавшему ко мне Годунову (балетный танцор, в 1979 году сбежавший из СССР. – Ф. Р.): «Саша, милый, ноги целы?» Он отвечает: «Целы». Я ему: «Как ты думаешь, они переломаны?» Он: «Лежи, девочка, лежи, милая, не двигайся!» Меня начинает колотить, и я прошу кого-то укрыть меня, потому что холодно, безумно холодно… И тут слышу сквозь пелену шепоток по толпе: «Не подходите к ней, не трогайте ее – вы берете на себя ответственность!..» Как вам это нравится? Но там свои законы.
Короче, приехала машина «Скорой помощи». Меня тут же «замуровали» в твердый панцирь, потому что врачи были на 150 процентов уверены – шея и позвоночник у меня сломаны напрочь. В госпиталь со мной поехал Саша Годунов. По дороге эскулапы раз двадцать спрашивали: «У вас есть страховка, у вас есть страховка?» У меня страховка точно есть, но не в кошельке же – я ведь не собиралась умирать!
В приемном покое меня бросили в этом дурацком корсете где-то в углу и напрочь забыли о моем существовании. Битых три часа я пролежала без движения, трясясь и задыхаясь, пока не приехал директор моего агентства и не сказал, какая у меня страховка и какие гарантии! Тут вся эта братия наконец зашевелилась, забегала вокруг, и наконец-то я получила долгожданный успокаивающий укол…
В рентген-центре мне сделали снимок, и в палату сбежалась масса врачей посмотреть, так сказать, на «русское чудо». Потому что у меня не было ни одного перелома, ни од-но-го. Хотя на фотографии, снятой в тот день, отчетливо видно, какая я вся синяя-синяя, вся спина, и даже следы от колес там видны…»
В 1994–1997 годах имена Андрейченко и Шелла оказались в эпицентре нескольких скандалов. К примеру, в ноябре 1994-го Шелл предстал перед судом в Лос-Анджелесе по обвинению в домогательствах сексуального характера. Что же произошло? Оказывается, он в общественном месте позволил себе высказать двусмысленные комплименты некой даме и проверить упругость ее бюста. И дама, осерчав, подала на него в суд. Тот, в свою очередь, обязал Шелла извиниться.
Следующий скандал был творческого порядка – он разгорелся вокруг фильма «Свечи на ветру». Будучи режиссером картины (она стала пятой на его счету) и сыграв в ней с женой главные роли, Шелл вошел в конфликт с продюсером фильма – тот не захотел вставить в картину 5-ю симфонию Малера и одну из песен Владимира Высоцкого, на чем настаивал Шелл. В итоге последний снял свою фамилию с титров картины и подал на продюсера в суд.
И, наконец, еще один скандал разгорелся в России уже вокруг имени Натальи Андрейченко. Суть дела состояла в следующем. 25 сентября 1997 года газета «Ведомости Москвы» опубликовала на своих страницах заметку под недвусмысленным названием «В любовные сети Владимира Преснякова угодила Наталья Андрейченко». В заметке шла речь о том, что якобы Пресняков-младший коварно отбил Андрейченко у ее законного супруга Шелла, бросив при этом свою постоянную спутницу Лену Саруханову. Как было написано в статье, «актриса давно уже питала симпатии к «русскому Майклу Джексону» и не упустила шанс встретиться с тайным объектом своих грез».
В итоге Андрейченко и Пресняков подали на газету в суд, требуя возмещения морального ущерба по 100 миллионов рублей в пользу каждого пострадавшего: Преснякова, Андрейченко и Шелла. В ответ в тех же «Ведомостях» 19 февраля 1998 года появилась публикация под заголовком «Наши извинения Наталье Андрейченко». Привожу текст этой заметки: «25 сентября 1997 года в № 32 нашего еженедельника был опубликован материал под заголовком «В любовные сети Владимира Преснякова угодила Наталья Андрейченко». В нем смаковались подробности якобы имевшего место быть любовного романа известной российской актрисы Натальи Андрейченко, ныне проживающей в США, и эстрадного певца Владимира Преснякова. Повествование сопровождалось оскорбительными эпитетами в адрес самой г-жи Андрейченко и ее мужа, кинорежиссера Максимилиана Шелла.