Страсть
Шрифт:
Однако в глазах самого актера это была пиррова победа. Почему? Всю жизнь тратить на изучение иврита, зная, что он никогда не сможет стать для него родным языком, – такая перспектива совершенно не устраивала Козакова. Однако чтобы заработать себе на достойную жизнь, ему в течение нескольких лет все же пришлось наступать на горло собственной песне. «Чайку» он сыграл 45 раз, в «Ричарде III» побегал в массовке, в спектакле «Вчера, позавчера» сыграл две роли. Но главным местом его заработков и приложения души и сердца был все-таки не театр, а залы, концерты на русском языке: он читал стихи Пушкина, Тарковского, Бродского, играл отрывки из прошлых, еще московской памяти, спектаклей. Помимо этого, Козаков находил еще время и возможность участвовать и в других творческих проектах. Например, он озвучил пять фильмов компании «Уорнер Бразерз». Показал с большим успехом свою «Тень» в разных городах Израиля (причем заработал
Между тем к середине 90-х Козакова вновь потянуло на родину. Желание вернуться в Россию усилилось после того, как 18 августа 1995 года у него родился пятый по счету ребенок – дочь Зоя (названа в честь бабушки). В итоге летом следующего года (аккурат в день рождения дочери) Козаков вместе с семьей вернулся в Россию.
В сентябре 1996 года, давая интервью «Независимой газете», Козаков так объяснил причину своего возвращения на родину: «Я мог бы продолжать жить в Израиле, играть, ставить, преподавать. Но этот эксперимент (исключительно над самим собой) показал мне, что я только формально могу быть «человеком мира». Наступил какой-то предел, которого я не выдержал. Я понял, что не могу жить без того, что называют русским театральным процессом, без того, чтобы в любой вечер можно было пойти в какой-то театр, что не могу без моих друзей. Правда, я взял на себя огромную ответственность. Если эта нестабильность в России превратится в еще большую, не знаю, как буду смотреть в глаза жене. В конце концов скажу: забирай детей и увози, я остаюсь…»
В 1998 году Козаков едва не потерял свою супругу Анну: израильские врачи обнаружили у нее опасную болезнь – гепатит С. Это заболевание может проходить бессимптомно и практически не оказывать влияния на жизнь человека, но может и привести к циррозу или раку печени. Лечение можно было провести и в Израиле, но Козаковы решили сделать это на родине. Правда, за свое решение едва не поплатились. Анну консультировал специалист самой престижной лечебницы – бывшей «кремлевки». Он посоветовал ей лечь в платную клинику Госмедцентра. Женщину привезли туда в очень тяжелом состоянии, с адскими болями и рвотой. Но в клинике не смогли распознать гепатит и стали пичкать больную лекарствами, которые при этой болезни противопоказаны. В итоге рвота у Анны прошла, но начали отниматься ноги. И тогда Козаков снова увез жену в Израиль, где в конце концов ее и поставили на ноги. Однако потом на протяжении еще долгого времени Анне приходилось каждые три месяца летать в Израиль на инъекции интерферона (в Москве такой укол стоит 100 долларов, а в Израиле у Козаковых есть страховка).
Из интервью Анны Ямпольской: «Михаил Михайлович в быту абсолютно беспомощный. Для него проблема даже сосиску сварить! Ему бесполезно объяснять, на какую кнопку нажимать, чтобы разогреть обед в микроволновой печке. Когда я начинаю его этому учить, у него такой ужас появляется в глазах! От техники он шарахается. У него в руках все ломается, поэтому гвозди в квартире забиваю я. Легче сделать это самой, чем ему разъяснять. Он настолько далек от быта, что просто не может существовать один. Наверное, поэтому главное для него – это жена, семья. Так же и в работе. Ему всегда нужен рядом человек – надежный и, желательно, родной. Потому что он не имеет никакого понятия ни об аренде, ни о перевозках, ни о финансах, ни о прочих прелестях организации театрального дела…
Детьми и домом у нас занимается замечательная няня! Нам с ней повезло. Я, честно говоря, плохая хозяйка. Готовить не люблю, не хочу, не умею и не буду. Хотя покушать не против, но где-нибудь в общественном месте. Поэтому няня наших детей – одновременно и наша няня…
Михаил обладает энергией молодого человека. Он, например, может встать в семь часов утра, принять душ, сделать зарядку. Я же на такие подвиги не способна. С утра чувствую себя как сонная муха, едва раскачиваюсь, никак не могу войти в нормальный ритм. Одним словом, «сова». Но мы живем настолько насыщенно и деятельно, что мне приходится подстраиваться под мужа, заряжаться от него. Мы вместе работаем. Я числюсь продюсером, но в это понятие входит все: я и директор, и администратор, и реквизитор, и костюмер – это тоже один из секретов прочности и равенства в наших взаимоотношениях. Нам просто не приходит в голову задумываться о возрастном барьере».
Из интервью Михаила Козакова (июнь – октябрь 2003): «Аня занимается продюсированием моей антрепризы. В нашей паре она – ведущая. Может, таким образом выражается слабость
Я от Ани многого не требую. Вот она мне часто говорит: «Ты эгоцентрик. Все время хочешь что-то рассказывать. О работе, о каких-то своих переживаниях. Вот вынь да положь, но чтобы тебя все выслушивали». Раньше я пытался спорить: «Боже мой, я ведь тоже готов выслушивать». – «Тебе так только кажется», – говорит. Кто знает, может, она и права? И я стал с собой бороться. Иной раз так и тянет, но думаю: не буду грузить, промолчу. Раньше мог себе позволить: «Как, ты не видела мою передачу?!» А теперь думаю: не видела, ну и ладно. Ничего страшного. У нее другие заботы, у нее дети, дело. И мне даже кажется, что я изменился в лучшую сторону. Лет двадцать назад, с Региной, вечера не проходило, чтобы я ей всего не рассказал, не побуйствовал. А сейчас – нет…
Сегодня появилось совсем другое, чем раньше, количество соблазнов. И опасных соблазнов. Мише надо объяснять, что такое наркотики: «Миша, если кто-нибудь подойдет к тебе и скажет: «А слабо попробовать?» – никаких «слабо»! Запомни это!» Тут и я, и Аня детей достаточно контролируем. Или, например, мы – в основном Аня, потому что мне не хватило мужества, – проявили волю, когда Миша играл в компьютерные игры. День и ночь. И нам педагог сказал: это как наркотики. Ничего не развивает. Вот тогда и была проявлена жестокость: Аня выкинула все эти игры из дома, параллельно объясняя Мише почему. Миша рыдал: «О чем я буду говорить с друзьями в школе?!» – «Найдешь, о чем говорить», – сказала Анна. Она была бескомпромиссна. И действительно, когда все уничтожили, у Миши пошел резкий интеллектуальный прогресс… Обычно в сложных ситуациях пытаемся детям что-то внушить, объяснить, но когда идет сильное противодействие – проявляем характер. Запреты должны быть. Надо только знать, что можно запрещать, что нельзя и в каком возрасте…
Мне говорят: «Ты эгоистичен. Ты должен помогать детям всем, чем можешь». Я говорю: «Нет. Надо это делать разумно, потому что иначе я, как ни странно, подставлю человека». Есть такое выражение – «медвежья услуга». Ты можешь протолкнуть своего ребенка в Думу или в юриспруденцию, но если он ничего не умеет, рано или поздно все это увидят… Я всегда посильно помогал детям. Когда Кирилл пошел в актеры, я безумно боялся. Послал его на постановочный факультет в Школу-студию МХАТ (на актерский по моей просьбе его не взяли), а Кирилл отправился в Малый театр. И поступил в студию там. Потом я ходил на его экзамены, смотрел, чему-то пытался научить, а иногда и переучить – разговаривал с ним профессионально. Но я его брал сниматься в больших ролях только два раза, когда был стопроцентно уверен, что ни он меня не подведет, ни я его не подведу. Например, в «Покровские ворота» на роль Меньшикова я его не пробовал. И сын это понял… Если он чего-то добился, то сам. Я никогда не слышал, чтобы дети использовали мое имя и хвастались им. Скорее наоборот: Кириллу было очень трудно продолжать профессию, будучи сыном Козакова. А Мише говорили: «Почему у тебя такой старый отец?» (Дети же бывают бестактными.) Для него это было очень болезненно. Когда он поменьше был, очень переживал…
Мы расстались с Гретой, когда Кирюша совсем маленьким был. Недавно он сказал: «Папа, но мы никогда не ощущали себя без отца». Мне приятно было это слушать…
Родители должны объяснять детям причины развода. Главное – не настраивать друг против друга. Ведь очень часто люди при ребенке выясняют отношения: «Ты такой!» – «А ты такая!» С Гретой мы все время поддерживали связь. Она не настраивала детей против меня. У них был прекрасный отчим. С его сыном мои дети дружили. И у Мананы был отчим. Она его называла Толя, а меня – Миша (потом уже папой иногда). Позже сказала: «С годами я тебя люблю все больше и больше». Наверное, чувствует, что мое время уходит… Вины я перед детьми не чувствовал. Ну, может быть, когда напивался при них – очень потом сожалел… Я думаю, дети – единственный смысл брака. По крайней мере, для меня и для Ани главное – это дети…
Я вижу что-то, что объединяет всех моих детей. Они – правильные люди, они мыслят достаточно близко к тому, как мыслю я. У нас есть общие исходные взгляды на жизнь. Это не исключает иногда конфликтов (мы все вспыльчивые – вся команда, кроме Зои), но серьезных разногласий у нас не было… С Кириллом мы уже почти на равных: теперь он меня многому учит. И объясняет что-то про жизнь, в которой я мало что понимаю. Вот это и есть богатый отец – не то, что много детей, а то, что наступает момент отдачи: ты вкладываешь – потом получаешь помощь, поддержку. В старости без этого особенно нелегко. Мне повезло…»