Страсть
Шрифт:
Я не вижу плюсов в своем возрасте. Вижу, что человек устает быстрее, чем нужно. Что приходится сопротивляться заболеваниям, слабостям, погоде. Нужно беречь силы для работы, пока еще на ней держат (Броневой по-прежнему играет в Ленкоме. – Ф. Р.). А не работать совсем нельзя – это смерть на другой же день, и примеров тому много. Так что я не вижу плюсов в своем возрасте. Не вижу. Я понимаю, почему так вовремя Пушкин ушел, Лермонтов, Есенин… Абдулов, Володя Высоцкий. Ну что же, жить до старости и хвалить старость? Нет, я не хвалю ее, я принимаю ее как неизбежность. Но борьба бесполезна. Просто человек прижат к стене и прижимается все ближе и ближе».
Борис БРУНОВ
Знаменитый конферансье официально женился уже в зрелом возрасте (в 30 лет), когда достаточно
Как рассказывал сам Брунов, когда об этом узнал Гердт, он тут же примчался к Маше и начал уговаривать ее изменить решение. «Ты что, с ума сошла? – говорил Гердт девушке. – Выходить замуж за этого жлоба? Да у него же ничего за душой нет – ни квартиры, ни машины. Машенька, не торопись. Мы тебе генерала найдем». Но девушка осталась глуха к призывам своего бывшего кавалера.
Брунов планировал свадьбу на март: в женский праздник у него было запланировано аж 17 концертов, что должно было принести неплохой доход, на который жених собирался устроить приличную гулянку и купить невесте хороший подарок. Но все испортила смерть «вождя всех времен и народов», последовавшая 5 марта. В итоге концерты были отменены, и Маша осталась без подарка. А свадьбу пришлось сыграть чуть позже и уже с более скромными затратами.
Чтобы его молодая жена ни в чем не нуждалась, Брунов работал не покладая рук. С гастролями он объездил почти весь Советский Союз, а в 55-м побывал даже на дрейфующей станции «Северный полюс-4». Это было впервые в истории – концерт при минус 45 градусах!
А однажды Брунов едва не пострадал из-за своей популярности. Они тогда с женой жили в коммунальной квартире, где у них был сосед – запойный пьяница. Причем он был таким пропащим алкоголиком, что, когда он, пьяный, валялся в общей ванной, женщины никак на него не реагировали, а спокойно себе мылись. И вот однажды его жена, простая деревенская женщина, подошла к Брунову и попросила пропесочить выпивоху в каком-нибудь концерте. Артист согласился, тем более что ближайшее его выступление было запланировано на следующий день и должно было транслироваться по телевидению. В том концерте Брунов спел несколько сатирических куплетов, один из которых посвящался его соседу. После концерта счастливый Брунов позвонил домой, чтобы поинтересоваться реакцией соседа. А жена ему сообщает: мол, домой лучше не приходи – соседи ждут тебя с кочергой в прихожей. Брунов был в шоке: он ожидал, что его куплеты не понравятся соседу, но чтобы до такой степени!.. В итоге ему пришлось целую неделю ночевать у друзей.
В начале 60-х, когда у Бруновых родилась дочка Мила, им наконец дали отдельную жилплощадь: они поселились в Каретном Ряду, причем у них был общий балкон с Леонидом Утесовым. Говорят, этим переселением Брунов был обязан Председателю Совета Министров СССР Алексею Косыгину, с которым он подружился после того, как близкий друг его детства женился на дочери Косыгина. Но у этой дружбы было много завистников. Однажды кто-то из них прислал Косыгину письмо, в котором сообщал премьеру, что «Брунов спекулирует вашим именем и на всех углах козыряет дружбой с вами». К счастью, Косыгин в эту ложь не поверил.
В июне 1997 года Брунов справил свое 75-летие и сам президент России Б. Ельцин преподнес ему роскошный подарок – новую квартиру. Однако обжиться на новом месте знаменитому конферансье было не суждено – спустя два месяца он скончался.
Александр БУЙНОВ
Уже с девятого класса
В 1966 году у Буйнова началась рок-н-ролльная жизнь: он познакомился с молодым композитором Александром Градским, бросил школу и отправился в свои первые настоящие гастроли с руководимой Градским рок-группой (Буйнов был поставлен за фоно). Вскоре эта группа стала называться «Скоморохи». А там, где рок-н-ролл, там, как известно, секс, наркотики, алкоголь. Поэтому в армию в 1970 году Буйнова забирали уже сексуально подкованным человеком. А там уже он, что называется, развернулся.
Буйнова отправили служить на Алтай, в инженерные войска. Воинская часть стояла в степи, и до ближайшего населенного пункта – деревни – было километров одиннадцать пешего хода. В общем, ерунда для молодого и здорового организма. Поэтому большая часть «стариков» после отбоя регулярно наведывалась в деревню к тамошним девушкам. Не стал исключением и Буйнов, который пошел в этом деле дальше всех – он женился на одной из деревенских жительниц. Вот как он сам об этом вспоминает:
«Мою первую жену звали Любовь Васильевна Вдовина, ей было 17 лет, и она только окончила школу. Мы познакомились на новогоднем вечере в нашей части. Кстати, клуб к Новому году украшал я – сам вызвался, поскольку в детстве ходил не только в музыкальную, но и в художественную школу. Оформил стены хипповыми рисунками в стиле «Yellow submarine», буковками жирненькими написал «Нарру New Year», а начальник все спрашивал, что это за «нарру»? Объяснил ему, что это читается как «хэппи»… На тот вечер нам разрешили привезти девушек из ближайшей деревни. Солдатики играли на баяне, я же к тому времени осилил аккордеон. Репертуар – от «Над курганом ураганом…» до «Битлов». Пели хором, предварительно сообщив замполиту, что это песни протеста против расизма и, значит, за негров. «За негров? Хорошо. Пойте». Выступали кто как может, даже чечетку отплясывали. Там и познакомился со своей первой женой…
Любовь свою я навещал постоянно. И постоянно поэтому сидел на «губе». Часть стояла в степи, и, возвращаясь из деревни, я был отчетливо различим в широком-широком поле. Уходил я от Любы в пять утра, и лишь теперь представляю, какой это был видок: Буйнов в степи, голый по пояс (потому что гимнастерка моя дома), полотенце на плече – вроде как умываться идет… И меня сторожили каждый раз! А чтоб совсем получился бурлеск, замечу: из деревни каждый раз надо было пройти мимо «губы». Иной раз, бывало, рукой помашешь: они, конечно, меня не ловили, у них-то служба там была, за ограждением. А когда я объявлялся в роте, то проходил через дневального, протяжно и смачно позевывая… Так что эти ходки-сидки для меня были привычным делом. Помню, один раз меня поймали, когда я к Любе успел только вбежать с разинутым ртом. Меня засекла машина комендантская, а был Новый год, и по этому случаю я надел белую водолазку, хэбэ старого образца, подпоясался, ушился: штанишки, сапожки… Я к ней забегаю, говорю, запыхавшись: «Ну, мне с невестой поздороваться можно?» А они меня уже обложили: «Буйнов, стоять! Выходи!» Я успеваю только выпалить: «Здравствуй, Люба, с Новым годом тебя!» – а через минуту уже в машине…»
Заточения на «губу» продолжались даже после того, как молодые узаконили свои отношения – расписались в местном сельсовете. Когда Буйнова в очередной раз отправляли отбывать наказание, молодая жена навещала его, хотя это и было категорически запрещено. По словам Буйнова: «Я себя воображал декабристом и, когда она приходила на свидание, шел навстречу весь такой несчастный, подавленный, разбитый, но при этом весьма мужественный. При виде меня жена говорила только: «Ах!» Изображать тяжелый гнет лишений у меня получалось здорово…»