Страсти Евы
Шрифт:
Обронив одинокую слезу, он опускается передо мной на колени и прижимается лицом к моему животу, как к какому-то высшему божеству, способному даровать искупление и изменить предначертанное.
– Я болен, Ева, - безжизненным голосом шепчет он мне в живот.
– И нет лекарства от моей болезни. Я проклят.
Слова жалят меня в самое сердце.
– Не говори так, прошу тебя.
Гавриил припадает губами к моим заледенелым рукам и без остановки целует каждый пальчик. Из его глаз не переставая катятся слезы - мне кажется, это слезы безвыходности.
– Я причинил тебе столько боли. Я был слеп. Не видел моего
Он уже без удержу целует мои замерзшие голые ноги, выглядывающие из разреза развевающейся от ветра органзы.
– Моя желанная Ева, что же я наделал… Обрезал крылья моему прекрасному ангелу. Сравнял святого ангела с таким же грязным ублюдком, как я сам. Тебе со мной не место. У меня руки по локти в крови. Я недостоин тебя.
– Мое место рядом с тобой!
– падаю я к нему, голыми коленями на снег, вытирая меховым палантином скопившиеся лужицы слез под очками.
– Если я тебе не безразлична, ты найдешь выход. Мы найдем его вместе. Я устала быть на расстоянии от тебя, Гавриил. Мне холодно одной без тебя. Я уйду, если не нужна тебе. Прогони или приюти. Сделай же что-нибудь!
И Гавриил решительно закрывает мой рот настойчивым поцелуем. Его язык беспрепятственно раздвигает мои соленые от слез губы и проскальзывает в самую глубину рта. От зашкаливающих эмоций я теряю способность думать, награждая Гавриила гортанным трепетом. Мир вокруг нас сворачивается… Из-за всплеска чувств нарушается земное притяжение… Замедляется движение жизни целой планеты… Мы теряемся во времени… Остаемся во Вселенной вдвоем с одним на двоих прерывистым дыханием и участившимся пульсом. За бедра Гавриил усаживает меня на себя верхом, чтобы мои колени не касались снега. В забытьи он неосознанно стягивает в кулак мои слипшиеся от влажного снега волосы. Подчиняющий жест больше не выглядит доминирующим, скорее передает терзания возможной утраты нашей телесной и эмоциональной связи. Гавриил, не зная усталости, поглаживает мой податливый рот своим языком, чередуя в позывах отчаяние и властность. Откликаясь на зов его напористых ласк, я дарю себя без остатка, сгораю в объятиях любимого мужчины дотла.
– Ты моя, Ева, только моя… - касается теплым дыханием моих губ Гавриил. С закрытыми глазами он безудержно целует мою холодную шею, продолжая бормотать: - Мой ангел, я боюсь, что ты оставишь меня, как только обо всем узнаешь. Но без тебя моя жизнь смерти подобна.
– Я пойду за тобой в ад и верну в рай!
С ярой убежденностью я заглядываю в его напряженное лицо.
– В моем мире чудес не бывает, Ева, - с убитым видом качает головой Гавриил, вместе со мной поднимаясь с колен.
В машине он отодвигает сиденье, чтобы мы вдвоем смогли уместиться на водительском месте, и включает печку. С теплым воздухом мне в легкие попадет свойственный ему одному обволакивающий запах чистоты и порока, после улицы еще и пропитанный свежестью зимнего леса. Глядя, с каким многострадальным выражением Гавриил вытирает манжетой рубашки свои влажные от слез ресницы, я мучаюсь разного рода опасениями.
– У тебя доброе сердце, Гавриил, - горьким шепотом проговариваю я, перебирая в пальцах его волосы.
– Многим плевать, что кругом тучи голодных и смертельно больных детей, инвалидов. Но тебе не все равно. Ты занимаешься благотворительностью.
Гавриил улыбается одной из своих редких искренних улыбок, подобных восходящим лучам летнего солнца, и трется носом о мою ладошку:
– Мой умный милосердный ангелочек, ты исцелишь меня от всех болезней. Мое лекарство - ты, Ева.
Я соединяю наши руки и с любовью высматриваю на его коже проступившие вены и порозовевшие от холода мелкие зарубцевавшиеся порезы.
– Позволь мне помочь тебе побороть теней прошлого. Можно… я коснусь твоего лица?
Через силу Гавриил подносит мою ладонь к своему изъяну на лице.
– Ни одной женщине я не позволял дотрагиваться до лица, - мрачно сообщает он.
– Раньше так делала эта сука со своими приятельницами, когда они напивались. Ламия всячески измывалась надо мной, говоря, что я больше похож на белокурую Габриэлу, чем на мальчика. Вначале я жаловался отцу, но лживая тварь утверждала, что я все выдумываю. Отец верил ей и бил меня розгами. Ад в моей жизни начался уже с пеленок…
Он ненадолго замолкает, зажимая пальцами переносицу - словно бы собираясь с силами, чтобы придать огласке самые потаенные мысли, терзающие его душу.
– Единственной для меня отрадой в детстве оставалась учеба и живопись. Но и этого было мало Ламии. Она решила запретить мне рисовать. На тот момент у меня уже стали проявляться разные влияния. Я пригрозил ей фирменным кнутом, если она не закроет свой поганый рот. В ответ чертова тварь закричала, что такого неблагодарного ублюдка, как я, тоже нужно было сбросить с лестницы. Как выяснилось, моя матушка не разбилась в автокатастрофе. Они с отцом сбросили ее с лестницы. Решив отомстить за матушку, я взял кнут и хлестал эту суку до тех пор, пока не сбежалась обслуга. В тот день я разорвал все отношения с отцом, отказался от его денег и стал жить самостоятельной жизнью. Позже я выкупил у него матушкино имение.
– Какой кошмар… - в ужасе зажимаю я себе рот ладонью.
Так вот значит, откуда это: «Ева, ты можешь упасть и сломать шею». Приплюсовывается третий пазл в головоломке психологических травм - семейное неблагополучие. Отсюда и причины циничного отношения к женщинам и холодность по отношению к отцу. Во всех женщинах он видит одну - убийцу матери.
– Сними оберег, детка, я уберу увечье с твоего плечика, - раскаянно шепчет Гавриил, не переставая водить подушечками моих пальцев по рубцу на своем лице.
Интуиция мне подсказывает, что он все глубже проникается теплом моих рук - они его успокаивают.
– Оставь как есть, - прижимаю я его свободную руку к своему посиневшему укусу.
– Я же знаю, что ты не хочешь убирать «клеймо собственности».
– Я намерено пометил тебя, Ева, - без ложного сожаления прикрывает веки Гавриил, несомненно, сражаясь с внутренними демонами, но я прерываю его самоистязающее покаяние поцелуем в шрам на скуле.
– С этого момента мы с тобой соединены, - объясняю я ему свои действия.
– Ты открылся мне, и я тоже откроюсь тебе. Когда ты укусил меня, мне понравилось. Ты хотел показать свое полноправное владение мною. Я всегда хотела того же. Моя душа и мое тело принадлежат тебе, мой Гавриил.