Страсти Евы
Шрифт:
– «Медицина поистине есть самое благородное из всех искусств», - скромно цитирую я Гиппократа.
– Мои мозги не рассчитаны на научные открытия.
Наше общение прерывает звон бокалов в основном зале - заводной цыганский ансамбль завершил выступление. Разделяя общество других гостей, мы перебираемся к бассейну для финальной части празднества. Гавриил Германович снова напускает на себя непреклонный отсутствующий вид, но, что самое поразительное, в своей отчужденности он умудряется выглядеть необычайно органичным.
–
– Я обожаю полнолуние. А вы?
– Раз вы любите полнолуние, значит, оно в честь вашего дня, - с видом знатока отвечает он.
– Небо чтит его.
– Не знала, что мне оказана такая честь.
– Скоро узнаете, уверяю вас, - в его наступательной интонации заложена угроза или даже приговор, но точно не комплимент.
– А, ясно, - благодарственно киваю я, пальцами вцепляюсь в дужку очков.
«Доктор Гробовой, случайно, не клиент Финкельштейна - моего мозгоправа?»
– Не обижайтесь, моя дорогая, просто прекрасную половину человечества возбуждает всякая мистика, гадания там… гороскопы и прочая ерунда, - возвращается он к тону утратившего вкус к жизни прожженного повесы.
– У мужчин аналитический склад ума.
– «Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного», - подзадориваю я его и нарочно меняю тактику: - Не возьмусь спорить с Овидием и говорить за всех ныне живущих женщин, но лично я - реалист. Меня не возбуждают перечисленные вами пункты.
Какое-то время Гавриил Германович задумчиво изучает меня.
– «Женщина - человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается». Быть может, Вольтер ошибся. Вы удивили меня, моя дорогая.
На моем лице наверняка отражаются сложные мыслительные усилия - я тщетно пытаюсь разобраться в замысловатом комплименте или что это было?.. Возвращает мне возможность мыслить здраво проплывающая мимо нас грудастая блонда, выражающая всем своим видом, как будто на лбу у нее бегущая строка: «Я даже болтать не буду, красавчик, а сразу сделаю все, что захочешь!»
– Мне кажется, вы остаетесь солидарны с Вольтером?
– Привычка - вторая натура, - твердо заверяет меня Гавриил Германович, со скучающим видом рассматривая дружно поднимающихся на сцену исполнителей новой музыкальной группы.
– Позвольте вам напомнить насчет привычек. Дурная привычка может опорочить даже добродетель.
– Добродетель… - монотонно протягивает он, как будто слышит незнакомое ему слово.
– Увы, меня не заботит добродетель.
– Вы отвергаете добродетель?
– Моя дорогая, должен сознаться, что я не имею привычки лгать. Мой ответ вас разочарует. Оставим тему.
– Вы бежите впереди паровоза.
Гавриил
– За эту нескончаемую дерзость вас стоит распять и высечь. Будьте благоразумны, госпожа Воронцова. Не искушайте меня более.
«Зверь!»
– Я настаиваю на ответе.
Он досадливо цокает языком в лучших традициях деспотичного учителя, ему только указки не хватает.
– Я не гонюсь за романтикой. Не в моих правилах заботиться о добродетели партнерш, которых я трахаю.
Демон гордости вселился в голову доктора Гробового. Голос разума свято умоляет меня не кусать больше, чем я смогу проглотить, но демоны-во-все-тяжкие затыкают оппоненту рот.
– Что еще есть в ваших правилах, разрешите узнать?
Упрямо воззрившись на Гавриила Германовича в ожидании ответа, я с удвоенной силой впиваюсь ногтями в пораженную кожу ладони, взявшую на себя обязательство груши для битья.
– Столь юному созданию слушать о моих правилах не стоит.
– Ах вот как… - широко приоткрываю я рот в обиде.
– Я выросла, к вашему сведению, и настаиваю, чтобы вы перестали кормить меня загадками и поведали о ваших взрослых правилах.
Гавриил Германович не обделяет вниманием мой подвижный рот:
– Моя радость, мне до невозможности хочется покормить вас из ложки, но не обсуждать мои правила. Ни к чему хорошему это не приведет.
– Боитесь рискнуть?
– бросаю я, словно вызов.
Гавриил Германович коварно улыбается, обнажая ряд ровных жемчужно-белых зубов. От его соблазнительной улыбки у меня перехватывает дыхание.
– Вы играете с огнем, госпожа Воронцова.
– Покорность не мой конек.
– Быть может, у вас тоже есть правила?
– Д-да… - мой голос слегка дрожит, саму меня бросает в жар.
– Это… заповедь.
– Воистину занимательно, - он смотрит на меня с неподдельной заинтересованностью.
Я набираю побольше воздуха в легкие и со всей уверенностью преподношу:
– Современная девушка должна подчиняться власти секса, а не сексу власти.
Зрачки в глазах Гавриила Германовича расширяются. Он еще долго не моргая глядит на меня, но прочесть что-либо в глубокой синеве его глаз невозможно.
– Признаться, госпожа Воронцова, ваша откровенность меня потрясла.
«Признаться, не одного вас!» - корю я себя, дернуло же меня за язык.
А между тем потемневший взор Гавриила Германовича начинает беззастенчиво блуждать по моему телу, как будто перед ним представили долгожданное лакомство.