Страсти по Фоме. Книга 1
Шрифт:
— Одевайся! — сказала она, и Фома чуть снова не потерял сознание, во всяком случае руки его бессильно упали на пол, он почувствовал в себе такую стынь мертвецкую, такую безнадегу, что как бы самому не завянуть навсегда.
На него полетели одежды, старуха не удостоила даже подать их ему. Он стал торопливо одеваться, боясь, как бы его дружок не исчез совсем от такой женской близости. Доктор снова хлопнул в ладони и старуха величаво, как мороз по коже, удалилась.
— Это наверное супруга Приапа! — догадался Фома ей вслед. — Только такая могла с ним жить, чтобы не умереть!..
—
— Это антипод Лилгвы, Пушта. Она приютила нас, только узнав о твоем подвиге.
— Здорово она помогла, — заметил Фома. — Не больно она любезна с героями. У меня внутри словно все выжгли, вынули и заморозили, пусто, как в морозилке.
Фома, сокрушаясь, потрогал живот и все остальное.
— А почему она тебе подчиняется, ведь могла бы и тебя подвялить? Это было бы справедливо!
— Ассоциации подчиняются все.
— А эта Лилгва?.. Она ж меня чуть вместо тампона не использовала!
— Так ты ж никак не обозначился, напал на нее. Я говорю, что ты опасен сам себе!
— Ну все равно, если выбирать, где пропадать, ты знаешь, где меня искать!
— Дело вкуса. А теперь пора обедать и двигаться…
— Доктор, обедать?! Что произошло? Я тебя тоже не узнаю!
— Обедать и двигаться, может быть, в этот раз мы найдем дыру, а не она нас.
— Хотелось бы, а то я устал разрываться на куски, все время кажется, что потеряю какую-нибудь важную деталь.
Но и на этот раз дыра настигла их первой. «Твою уже мать! — думал Фома, разлетаясь на куски и стараясь не отстать ни от одной своей главной части. — Обратно покойника несут!»
Разбудила его Ирина. Звонил телефон. Он заметил эту странность, если он спал рядом с ней, то не слышал ни звонков, ни криков — ничего, словно включалась какая-то защитная программа или, наоборот, выключалась тревожная.
— Звонит уже полчаса, — сообщила она ему, как о протечке крана…
Гамлет, вспомнил он, банкет… Через четверть часа мистер Безупречность сидел у него на кухне, Ирина в свою очередь недвусмысленно заперлась в комнате, давая понять, что Гамлет не банкет, а трагедия.
Фомин достал бутылку коньяка и попросил Доктора быть кратким. Доктор — был. Фомин ещё не допил первый бокал, как узнал, что жизнь его описывается теперь тремя простыми словами: дыра, замок и привет. С того света. П-ц!..Такой краткости Фомин не ожидал, он только начал жить, в театр сходил… Но ясное лицо Доктора говорило, что все это суета. И тогда Фомин уперся.
— Этого не может быть! — твердил он, не желая принимать тот факт, что теперь дыра — это его судьба, родина и принцип существования. — Не верю!
И хватал бокал за бокалом. Поздний постулат Станиславского стал его последним убежищем, даром, что только из театра имени метода Мейерхольда.
Бутылка
Он орал, что знает, чьи это проделки, насквозь видит всяких лекарей! В конце концов он совершенно неожиданно выдохся, как будто сдулся, и заявил, что идет спать, тем более, что бутылка была пуста, а Доктор пусть сам и нейтрализует эти невесть откуда взявшиеся замки. Вот дверь…
— Ты же не спишь, насколько я знаю. Так что не теряй время, погоняй пока пару дыр туда-сюда. А у меня Ирина. Вам аптекарям этого, конечно, не понять, но…
— Да ушла твоя Ирина давно!
— Куда ушла? — ехидно передразнил его Фомин, снова совершенно пьяный. — Док, запомни, Ирина не дыра, чтобы приходить и уходить, Ирина это…
— А ты что, не слышал? — удивился Доктор. — Я думал, ты специально двери в кухню закрыл, чтобы мы не виделись.
— Что ты несешь, оборотень, какие специально двери?!
Фомин бросился из кухни, ломая косяки…
Ирины, конечно, не было. В комнате стоял легкий запах её духов. Она ушла совсем недавно!.. В ярости Фомин закрыл дверь и Доктором, хотя бы до утра…
Брякнул телефон и какая-то деваха томно прошептала в трубку:
— Фома-а, ты идешь?.. Мне уже раздеваться или ждать?
Он вырвал телефон из розетки, предварительно посоветовав в трех словах, что именно надо делать шептунье. Посмотрев на часы, он даже не понял, сколько спал и уснул, так и не выпустив шнур из руки. И сразу попал в один из своих обычных кошмаров.
Снился ему Доктор во главе отряда участковых милиционеров, пришедших его забирать. Они звонили в дверь, а Фомин кричал им, что без постановления прокурора он никого не пустит — кто это знакомится со своим участком ночью? Но милиционеры прикидывались соседями, кричали, что у Фомина разводной ключ на двадцать два, а весь дом без горячей воды, и звонили, звонили, звонили…
А Фомин плясал, плясал, плясал и корчил им рожи за дверью, хотя понимал, что без горячей воды много не попляшешь, да и бежать некуда…
Тут из комнаты выходила Ирина, «авроры северной алей», и заявляла, что если он откроет дверь, он ее больше не увидит. Фомин не понимал, почему, но уже начинал беспокоиться прямо во сне, потому что если до этого момента сон шел как по накатанному — всегда одинаково, то в этом месте, как правило начинались неожиданности…
Предчувствия его не обманули. А ты посмотри, сказала Ирина, открывая глазок, который оказался форточкой, стекло которой сферически выдавалось в коридор. Высунув голову он обомлел: на лестничной площадке и маршах, насколько хватало обзора вверх и вниз, стояли голые девицы в милицейских фуражках и их тела бесстыдно наслаждались тугими портупеями и кобурами, некоторые тут же позировали перед кинокамерами. Одна из них, самая ню-ожиданная, с наручниками и волчьим капканом вместо стрингов верности, подошла и чмокнула в стекло форточки алой бабочкой губ.