Страсти по Фоме. Книга 1
Шрифт:
— Василий Николаевич, клянусь вам, в отделение никто не заходил после девяти часов! Сама двери на ночь запирала. И ночью было тихо.
— Так что он сам себе нанес эти раны?
— Он не приходил в сознание. Я была в палате в десять, проверяла капельницу и больше там никого. А утром баба Маня и…
— Баба Маня!.. У него чудовищная потеря крови! Срочно в операционную!.. Когда уже кончатся эти чудеса с утра? То он у вас летает, то кровью обливается, Туринская плащаница, тоже мне!
— Что летает я не видела, это баба Маня…
— А я и говорю, кто же еще?.. Только в ее смену и происходят эти
— Она лучшая санитарка!
— Да знаю я!.. И почему это я должен заниматься ножевыми ранениями?.. Вы сообщили в милицию?
— Уже, Василий Николаевич.
— И это… запирайте палату, что ли. Ну, нельзя же так, Вера Александровна! Где он?..
Мимо них, на каталке, весь в белом и с большим кроваво-красным пятном, расплывшимся как крест на груди, словно первый тамплиер, павший под Божиим градом, плыл Фома-странник…
18. Эффективный менеджер и император
Телефон упрямо звенел у самой головы Фомина, не желая сдаваться и вырывая его из тяжкого сна. Он на ощупь поднял трубку.
— Да! — прохрипел он.
— Это Юлий!
— Какая Юля?! Вы не туда попали!
— Юлий!.. Вчера, в баре…
Фомин открыл один глаз, взглянул на часы. Девять! Если учесть, что он обычно ложится в пять, а вчера, после юбилея фирмы и того позже, то… Мама моя, он только что лег! И еще какой-то Юлий!..
— Слушай, Юлий, я тебя знать не знаю! Откуда у тебя мой телефон?
— Ты разбрасывал свои визитки по всему бару, эффективный менеджер! — напомнили в трубке.
— А ты, значит, нашел, да?.. — Фомин попытался голосом выразить свое отношение к этой помойке.
— Надо встретиться.
— Еще чего? Хватит с тебя и одного раза!
— Я тебе еще не все сказал. Кажется, ты действительно ничего не помнишь. За тобой началась настоящая охота!
— Что я слушаю поутру? — застонал Фомин в трубу, и голова сразу болезненно отозвалась.
Только этого еще не хватало! Головная боль была его бичом.
— Что бы там ни началось, не звони мне больше сюда, пожалуйста! — с угрозой попросил он.
— Но это важно! — сказали в трубе, но Фомин уже положил ее аккуратно, стараясь не растревожить притаившуюся в голове боль.
Потом выдернул шнур. Началась настоящая охота… Бред какой-то! Кто из них сумасшедший, он, что слушает эту ахинею или этот Юлий, сочиняющий ее на ходу? Или они оба?.. В разгар ночи этот тип появился в баре, где они отмечали пятую годовщину фирмы и стал вываливать на Фомина совершенно безумные вещи, главная из которых: Фома из космоса, из какой-то Ассоциации, а здесь, на Земле, в ссылке. Эта новость сильно разукрасила и без того пьяный конец праздника, так же как драка и фейерверк, устроенный этим Юлием совместно с какими-то молодцами.
Нет, ну его к черту, спать!.. Он зарылся в подушку с надеждой уснуть и усыпить боль, змеёй свернувшуюся в голове, но видимо это был не его день, заснуть он уже не мог. В голове хаотично всплывали картинки вчерашнего дня…
Праздник уже закончился, а Фомин никак не мог остановиться. Впрочем, как всегда. Он сидел в углу у барной стойки и, кивая очередной стопке «николашки», пил за победу. За чью победу он пил, вряд ли кто-нибудь мог сказать. Не мог сказать этого и он сам. Тост родился
К тому же, в самом начале праздника его провозгласили самым эффективным менеджером фирмы в этом году и это была тоже победа, но не его — фирмы. Фомин, как было объявлено, один приносил половину прибыли агентства недвижимости, входящего в холдинг, и каждый из топ менеджеров холдинга считал своим долгом лично поздравить его. Ирина была последней, кто мог без содрогания смотреть, как он опрокидывает одного «николашку» за другим, в такт подходящим и отходящим от него людям. Но и она ушла, сказав, что теперь-то им надо очень серьезно поговорить. Сказала и ушла, хотя Фомин готов был говорить немедленно.
— Завтра, — сказала она. — И не упади со стула.
Потом подошла уже одетая.
— Может быть, все-таки пойдем? Посмотри на себя и посмотри, кто остался!
Себя Фомин уже видел утром, когда брился, повторять не хотелось.
— Я лучше посмотрю, кто остался, — сказал он.
В баре оставались только самые отчаянные молодые риэлторы. А не уходили они потому, что было объявлено: заведение закроется с последним посетителем, членом фирмы, и что выпивка оплачена. Поэтому оставшиеся изо всех сил держались друг за друга, чтобы не уйти, не дай Бог, случайно. К стойке они подходили все вместе, чтобы не замучила совесть смотреть на все больше хмуревшего бармена; его доля с каждым их «подходом» становилась все более символичной. Фомина они называли на «вы», он был легендарная личность и старше этих цуциков лет на пять-десять.
— Что вы все водку да водку, Андрей Андреич? — спрашивали они с молодым задором и даже вызовом. — В жизни надо все попробовать, чтобы не было мучительно больно!..
И пили какую-то голубую муть, вроде рекламы «Ротманса», с ананасами, кокосами, дюшесами…
— Вот и пробуйте, если не знаете, а я уже знаю. Меня тянет на простое…
И Фома показывал на стопку «николашки», прикрытую долькой лимона с солью.
Его умилила рассказанная здесь история про Николая Второго и придуманный им на линкоре коктейль. Царь-батюшка тоже видимо знал…
Так они и сидели с последним императором последней великой Империи. За бортом флагманского линкора покорно плескалась свинцовая балтийская волна, не смея нарушать державный ход корабля и Фомин говорил под очередную «стопашку»:
— Вы бы, ваше величество, не пускали Петра Аркадьевича в Киев, там даже в опере стреляют, как в Чикаго. Он вам крепкого мужика создаст — опору против всякой мрази…
По северному скромно занимался закат над тяжелой водой.
— А социал-демократов, особенно большевиков, воля ваша, но я бы запретил или выслал в Америку. В Европу нельзя, забалуют с народовольцами и прочими социалистами, а в Америке они быстро миллионерами станут и начнут тосковать среди гангстеров по единовластию, по православию и по народности — по нашим дорогам, короче. И своих молочно-недобитых братьев эсдеков добропорядочно возненавидят!..