Страсти по Фоме. Книга 1
Шрифт:
К концу дня боль вернулась, и Ирина уже ничего не смогла с ней сделать. Решив привести задуманное в исполнение, он выпроводил ее, убедив, что у него все в порядке, боль прошла, а наутро лежал как мертвый, временами теряя сознание, но упорно не желая вызывать Льва Андреевича. Или я ее, или она меня, загадал он, иначе все бессмысленно. Когда он в очередной раз выпал из забытья, в квартире была уже Ирина… потом — еще раз, и он увидел Льва Андреевича.
— Та-ак, что тут у нас? — запел анестезиолог, наполняя сиянием комнату.
—
— Он что правда решил умереть? — спросила Ирина, недоверчиво глядя на врача.
— А вы его хорошо знаете? — улыбнулся тот, надевая на голову Фомина легкий пластиковый каркас с датчиками.
— Я знаю, что если он что-то решил…
— Ну не знаю, как насчет умереть, — улыбнулся еще ярче анестезиолог, — но перетерпеть боль он хотел. Во всяком случае, он грозил этим.
— И что?
— Думаю, что он сошел бы с ума.
— И вы об этом так спокойно говорите?
— Милая Ирина, что мне делать, если он не звонит и не приходит?
— Но вы обязаны помогать! — жестко сказала Ирина.
— Ну вот теперь, я думаю, мы будем вместе это делать, — примиряюще улыбнулся Лев Андреевич. — Телефон вы знаете…
Скоро Фомин открыл глаза. Оказывается, прошло двое суток, узнал он.
— Решили сделать ручкой, Андрей Андреевич? — ласково спросил его анестезиолог, снимая датчики.
Фомин не ответил, повертел головой, проверяя, ушла ли боль, увидел прибор, который Лев Андреевич упаковывал в кожаный футляр. До этого Фомин ни разу не видел у Льва Андреевича ничего подобного.
— Что это за штука? — спросил он.
— Скажем так, стабилизатор.
— Можно?.. — Фомин протянул руку к футляру.
— Можно, но в чужих руках это металлолом.
— Да?.. Эт точно!..
Фомин, не раскрывая футляр, звезданул его об стенку. Звук был не очень громкий, футляр самортизировал, но что-то смачно хрустнуло.
— Ты что?! — вскрикнула Ирина, бросаясь к футляру. — С ума сошел?
Она испуганно посмотрела на Льва Андреевича.
— Дорогая вещь? — спросил он у доктора совершенно спокойно.
— Да как сказать!.. — Лев Андреевич продолжал сиять, словно ничего не произошло, и аппаратуру его били каждый день.
— Отдам, — сказал Фомин так же спокойно и деловито. — Сколько?
Ирина виновато протянула доктору футляр, он даже не заглянул туда.
— А зачем вы это сделали? — ответил вопросом на вопрос Лев Андреевич.
— А чтоб не быть на привязи, — сказал улыбаясь Фомин. — Я вас, Лев Андреевич, больше не позову. Поэтому назовите мне сумму, включая вызов на дом и я с вами рассчитаюсь.
— Если бы вы были не так… горячи… — Лев Андреевич упорно продолжал сиять. — Вы бы узнали, что уж не знаю как, может вашим двухдневным терпением, но состояние поврежденного участка стабилизируется.
—
— Боли, возможно, еще будут, но не такие сильные и не так часто. Хотя…
Тут Лев Андреевич пожал плечами.
— Сколько я вам должен, доктор? — упрямо повторил Фомин.
Лев Андреевич вздохнул, но сияние его все-таки не угасло, казалось, невозможно, чтобы такой светильник врачевания вдруг угас. Фомин, во всяком случае, не мог себе представить. «Да что же это такое? — поражался он. — Прямо, витрина супермаркета!»
— Не дешево, Андрей Андреевич, не дешево!
Доктор взглянул на Ирину.
— Я полагаю, что вы все-таки придете ко мне еще. Последний раз! — добавил он поспешно. — И там мы в спокойной обстановке все обсудим.
— Ирина, ты не сделаешь нам кофе? — попросил Фомин. — Покрепче!..
— Я не приду к вам, доктор, — сказал он, когда Ирина вышла. — Так что скажите, сколько?
— Вопрос не в Ирине. Я должен узнать, во сколько мне этот аппарат обойдется сейчас. Ему уже несколько лет. Инфляция…
— Вы хоть порядок назовите, Лев Андреевич, — смягчился Фомин. — Может, мне тоже придется учитывать кое-что, помимо инфляции?
— Придется вам выложить за свое гусарство что-то около десяти тысяч, а то и более!
— Долларов? Да вы что? — рассмеялся Фомин от неожиданности. — Вот эта проволока?
— Которая, учтите, снимала боль у сотен людей!
— У меня таких денег сейчас нет, доктор! Сразу могу отдать только треть, может, чуть больше.
— А я подожду, я же вас знаю. Отдадите, как сможете.
— Спасибо, — усмехнулся Фомин. — У меня к вам остался только один вопрос: почему вы все время сияете?
— Я? — удивился Лев Андреевич. — А что, я сияю?
— Да… Причем ненормально.
— Я подумаю над этим, — сказал доктор.
— Подумайте, подумайте, — разрешил Фомин с улыбкой, и перевел разговор. — Так как, вы говорите, работает ваша система?
— А я разве говорил? — улыбнулся Лев Андреевич. — Впрочем, тайны здесь нет. Она работает от меня. В этом ее главный секрет и сложность. Сонастройка аппарата со мной займет уйму времени, вот что жалко!
— Право слово, доктор, мне жаль, что так получилось! Вы, пожалуйста, включите в стоимость и упущенную выгоду, и сонастройку. Так будет справедливо…
Говоря все это, Фомин не испытывал на самом деле ни капли раскаяния и даже не пытался делать соответствующий вид, словно кто-то другой произносил эти ничего не значащие слова. Он сам удивлялся этой странности, но не пытался понять, в чем дело. Не хотелось. Деньги, конечно, были немалые, но и это его не расстраивало. Его словно несла огромная волна покоя. Такого с ним еще не было. Было хорошо и просторно плыть в себе без боли, без огорчений — куда, зачем? — не все ли равно.