Страсти по разрядке
Шрифт:
Зато отношение к власти у богачей было однозначным. Гарриман дважды в 1950-х годах неудачно претендовал на место президента США, в 1956 году был избран губернатором штата Нью-Йорк и занимал министерские и другие ключевые посты при различных президентах от демократической партии. Форестолл рассказывал, что за особую жёсткость к подчиненным Гарриман в американской бюрократии носил прозвище «крокодил» — непослушным работникам откусывал головы (в переносном смысле слова).
Я как-то спросил Аверелла, как он относится к Никсону.
— Прогнали его за дело, — кратко отрезал он. – Не люблю, когда меня подслушивают. Америке полицейское государство не подходит,
Я вспомнил Форда и Рокфеллера, помешанных на подслушивании и подумал: «И этот тоже».
РОБЕРТ РОУЗА И САЙРУС ВЭНС
В 1975 году я возобновил знакомство и, можно сказать, сблизился с известным банкиром Робертом Роуза, вице-президентом банкирского дома «Браун бразерс, Гарриман», которого встречал только мельком в ходе своих предыдущих поездок в Америку. Банк был основан семейством Гарриманов, которые оставались его главными акционерами, хотя активной роли к этому времени в его делах не играли.
Боб Роуза не был богатым человеком и относился скорее к категории доверенных высших менеджеров, которых ценили за высокий профессионализм. При Кеннеди он был назначен заместителем министра финансов по валютным вопросам. Его функция состояла в том, чтобы следить за стабильностью доллара и координировать политику США с центральными банками других ведущих стран. В сложной обстановке 1960-х годов, когда доллар регулярно трясла лихорадка в связи с пассивным платежным балансом США и оттоком золота в Западную Европу, спокойствие и выдержка, с которыми он проводил линию тогдашней администрации, не перегибая палку и избегая неконтролируемой паники, в которую грозила временами свалиться международная валютная система, сделали его человеком, весьма авторитетным в мировых финансовых центрах. И когда он перешёл из правительства в частный банк, его неоднократно приглашали для консультаций в Вашингтон. На его публичные выступления постоянно ссылались ведущие газеты.
Благодаря этому он приобрёл внушительный вес в американской финансовой элите, входил в состав наблюдательных советов Фонда Рокфеллера, Трехсторонней комиссии, объединявшей представителей Америки, Западной Европы и Японии, и Бильдербегского клуба, собиравшего крупнейших финансистов капиталистического мира. Был он и председателем попечительского совета Брукингского института в Вашингтоне, где «сушили вёсла» многие отставные деятели демократических администраций. Это был человек, не только осведомлённый в вопросах международной экономики, но и весьма влиятельный в политических кругах.
Главным качеством Боба, пожалуй, была его неизменная умеренность. Он был совершенно лишен надменности и агрессивности, присущих многим лицам его социального круга. Круглое лицо банкира неизменно излучало приветливость и мягкость, внимательность к собеседнику, готовность спокойно обсудить любой сложный вопрос, прийти на помощь, познакомить с нужными людьми, которых он знал и каковых, казалось, у него было бесчисленное множество.
С Бобом мы сошлись практически сразу. Сказалась, конечно, общность наших профессиональных интересов. Роуза с интересом слушал мои оценки экономических тенденций в СССР, которые, конечно, существенно отличались от той информации, которую он получал из американских источников. Я отнюдь не кормил его нашей официальной пропагандой, и он это ценил. Интересовался он и тем, куда движется наша внутренняя и внешняя политика, а в ответ готов был делиться информацией, часто уникальной, о собственной стране и международных делах. Мы регулярно (не реже раза
Через несколько месяцев такого общения нам пришла в голову идея: не написать ли совместную статью о наших взглядах на развитие мировой экономики, в том числе и о возможном движении делового цикла в ближайшие годы. Но когда я принес Бобу проект своей части, он вдруг сказал:
— Знаете, общей статьи не получится — у нас же совершенно разные взгляды! Почему бы нам не сочинить диалог на ту же тему? Берусь его опубликовать в экономическом журнале «Чэлендж». Может получиться интересно. Полукейнсианец и марксист спокойно обсуждают проблему цикла. В этом тоже есть что-то от разрядки.
Так оно и получилось. Наш диалог был напечатан и вызвал интерес в академической среде.
Отношение Боба к Советскому Союзу во многом определялось позицией его жены Руфи, которая занималась историей России и несколько раз по научному обмену была в Ленинграде для работы в архивах. Она готовила публикацию о деятельности союзов промышленников в России в начале XX века. Боб ездил с ней, и их воспоминания о России отличались исключительным дружелюбием. Ни разу они не пожаловались на бытовые неудобства, как это делали другие американцы.
Как-то в Калинине (ныне Тверь) с ними случился казус, довольно редкий для иностранцев. Руфь укусила гадюка (!), и её пришлось срочно доставить в местную больницу, где её заботливо в течение десяти дней выходила местный врач Наталья Петровна. Женщины познакомились семьями, и через некоторое время врач с супругом побывали в Америке по приглашению Боба, который устроил им хорошую поездку, встречи по профессиональным интересам и отдых на море. Этот случай, конечно, сыграл большую роль в формировании их отношения к нашей стране. Но, думаю, главным были их собственные моральные принципы, которые не позволяли автоматически видеть в ком-либо потенциального врага.
Вместе с тем Боб вовсе не был идеалистом и стоял на сугубо реалистических позициях.
— Ваши люди, — сказал он в одном из наших разговоров, — не понимают, что отношения с Америкой требуют длительной, постоянной работы. Наше общество очень сложное, противоречивое. Ваши руководители полагают, что достаточно договориться с нашим президентом — и всё потечёт как по маслу. Но наши президенты не всесильны. Вудро Вильсон был очень популярен, при нём США выиграли Первую мировую войну и впервые получили огромное мировое влияние. Но Вильсон не смог заставить нашу элиту принять Лигу наций, потому что элита не хотела связывать свои интересы с европейскими проблемами и конфликтами. Это было большой ошибкой. Международная изоляция Америки обошлась нам Второй мировой войной.
— Франклин Рузвельт был ещё более популярен, чем Вильсон, причём он прекрасно понимал Сталина и, думаю, смог бы с ним ужиться. Но уровень нашей элиты больше соответствовал уровню Гарри Трумэна, что привело к холодной войне. Брежнев сделал ставку на Никсона, но он не понимает, что с уходом Никсона придётся многое начинать сначала. Джексон нам всем преподал горький урок. Вы думали, что после успеха с «Пепси-Кола» и с КамАЗом все другие крупные корпорации побегут в очередь за новыми контрактами? Будем реалистами: придётся идти мелкими шагами и радоваться, если удастся сохранить то, что уже достигнуто.