Страстная Лилит
Шрифт:
Мастерица по изготовлению цветов из шелка и ее муж стали их лучшими друзьями. Большую часть дня женщина проводила в своей комнате, так как не меньше четырнадцати часов в день Должна была отдавать работе, чтобы, если погода бывала хорошей, они с мужем могли бы заработать вдвоем десять шиллингов в неделю. Большую часть своих изделий она сдавала в магазины, где, как она рассказала Аманде, ей платили семь пенсов за фиалки, а за хорошие розы она могла получить до трех шиллингов.
Если Аманда переживала за бедняков Корнуолла, то как должна была она жалеть бедняков Лондона! Но вскоре она обнаружила, что эти люди не нуждаются в жалости. Они презирали ее в силу своего характера; так они защищались от мира – гордостью и заразительным и непобедимым юмором. На лондонских улицах трагедия быстро
Так же вели себя и люди, в доме у которых они теперь жили. Кроме Доры, мастерицы, и ее мужа Тома, в доме жили мистер и миссис Мерфи, родители Доры, которые зарабатывали несколько шиллингов в неделю продажей листков с народными песенками, кресс-салата, рыбных и фруктовых пирогов, и сестра Доры, Дженни, шившая мужские сорочки. Эта семья была до крайности бедна, но все ее члены обладали характерными свойствами лондонской бедноты – мужеством, терпением и стремлением не поддаваться тяготам жизни.
Очевидной была необходимость зарабатывать деньги. Чем бы могла заняться Аманда? Она могла бы шить. Как она теперь сожалела, что не занималась рукоделием упорнее, как требовали от нее мать и мисс Робинсон!
Что же, теперь она собирается зарабатывать деньги. В пакете на полу были рубашки, которые ей принесла Дженни. Она должна была пришить к этим рубашкам пуговицы, которые тоже были в пакете, а когда она пришьет пуговицы на сто сорок четыре рубашки и отнесет их обратно на фабрику, то должна будет получить за свои усилия три пенса. Ей повезло, потому что Дженни работала на фабрике уже много лет и с нее не потребовали залог, чтобы унести эти рубашки домой.
– Понимаете, я отвечаю за работу, – сказала Дженни, гордясь этой ответственностью.
В этом удивительном городе они пережили несколько по-настоящему приятных моментов. Они видели Хрустальный дворец, хотя и не могли позволить себе заплатить шиллинг, чтобы попасть внутрь в те дни, когда туда пускали низшие классы. Но необыкновенное удовольствие доставляло стоять у дворца и смотреть на него, пусть и со стороны. Вчетвером они в субботу вечером несколько часов провели на соседнем рынке, выглядевшем совершенно фантастически в свете мерцающих газовых ламп, масляных ламп и свечей, освещающих прилавки. Им показалось, что уличные торговцы выкрикивают что-то на иностранных языках; невозможно было очутиться там и не поддаться всеобщему возбуждению, не радоваться, увидев это впервые, не стараться Что-то выгодно купить. Продавали рыбу, горячие пироги, яблоки, чашки, блюдца, поношенную одежду; работали лавки мясников, бакалейщиков и аптеки с витринами, уставленными бутылками с подкрашенной водой. Всюду было полно попрошаек – слепых, инвалидов или просто в лохмотьях. Вразнос продавали кресс-салат, апельсины, желтофиоли и лаванду. У прилавка они выпили по чашке кофе с сандвичами с ветчиной, развлекая продавца своим непривычным для него выговором и позабавившись его лекцией о том, какие зловредные типы норовят попасть в большой город.
Повезло и другим из их компании, а не только Аманде с ее сорочками. Наполеон получил шиллинг на вокзале за то, что поднес какому-то джентльмену пакет. Он принес монету домой, и она казалась целым состоянием. Уильям слушал в парке речь чартиста [7] , и с тех пор глаза его блестели; Лилит, услышав игру шарманки на Кенсингтон-роуд, недалеко от Хрустального дворца, станцевала под эту музыку, а несколько человек остановились посмотреть на нее, посмеялись и бросили ей немного медных монет. Так что у них у всех создалось впечатление, что улицы этого города все же вымощены золотом, и если очень постараться, то можно его найти.
7
Чартист – участник первого массового, политически оформленного революционного движения пролетариата – чартизма – в Великобритании в 1830-1850 гг.
– Если, – сказала Лилит, – мы совсем обеднеем, если будем страдать от голода, я думаю, Фрит нам поможет.
– Но мы не знаем, где он, – ответила Аманда.
– Ты могла бы написать Алисе. Ведь послать письмо стоит всего лишь один пенс. Ты умеешь писать письма.
– Я и не подумаю писать Алисе. Я убежала из дому и оборвала все связи.
– Ну не с Фритом же. Напиши Алисе. Думаю, ей бы хотелось знать, где ты.
– Не стану я делать ничего такого. Это озадачило бы ее. Кроме того, дало бы ей понять, где мы находимся. А что, если мой отец приедет сюда?
Лилит вынуждена была признать, что это создало бы трудности. Джоз Полгард мог прослышать и приехал бы в Лондон. Лилит перестала уговаривать Аманду написать Алисе, но Аманда знала, что она не перестала думать об этом.
Но вот взошло солнце и настало время подниматься и начинать новый день. Это был первый день, когда Аманде не надо было выходить из дому вместе со всеми. Ее переполняли гордость и счастье оттого, что ее ждала работа.
За завтраком в комнате у девушек каждый получил по кусочку хлеба и по одной печеной картофелине. Все говорили о том, что они собираются делать.
Уильям должен был продавать кресс-салат. Аманда догадывалась, что он пойдет поближе к парку в надежде услышать другие выступления.
Лилит начала напевать одну из песенок, которые намеревалась потом исполнять на улицах. Она пела их на собственные мелодии и танцевала при этом. Супруги Мерфи сказали ей, где можно купить листки с песенками за четверть пенса; перепродавали они их за полпенса. Лилит самонадеянно просила за свои песенки целый пенс, потому что, как она говорила, она не только пела, но и танцевала, продавая их; как ни странно, она часто получала пенс и уже начала зарабатывать больше старика, научившего ее торговать. Ее забавные гримасы, непривычный акцент, живость и обаяние уличной девчонки привлекали Людей; все это заставляло их смеяться, а смех на этих улицах ценился превыше всего. Люди готовы были платить за то, чтобы посмеяться, и Лилит поняла, что у нее есть уловка, как выудить деньги из их карманов. Она стала главным кормильцем в их маленькой группе, обнаружив, что может зарабатывать десять шиллингов в неделю – зарабатывать легко и приятно, – столько же, сколько зарабатывали вместе искусная мастерица делать цветы из шелка и ее муж. Лилит заважничала. Она стала главной в их компании и поняла, что, несмотря на внешность чужеземки и непривычный акцент, близка лондонцам. Она не глупее их и такая же смекалистая, а вот трем другим смекалки не хватало. Лилит быстро освоилась в этом лабиринте улиц и уже знала их, как сельские тропинки, знакомые с детства.
Наполеон приобрел метлу и был счастлив. Известность как подметальщик он пока не приобрел, но у него был свой участок, а почтенный подметальщик перехода на Риджент-стрит позволял ему работать на своем переходе во время своего отсутствия в течение двух-трех часов каждый день. Для Наполеона это было увлекательной игрой; он никогда не знал, когда ему заплатят за работу, но он всегда помнил человека, давшего ему шиллинг, и таков был его характер, что каждое утро перед выходом на работу он был убежден, что днем ему повезет и он принесет в казну еще один шиллинг и что каким-то чудом в этот день ему достанется собственный переход.
Аманда не сожалела, что завтрак закончился и они разошлись по своим делам. Она взяла пакет, развязала его и приступила к работе.
Утром к ней заглянула Дженни, чтобы посмотреть, как ей работается, и поморщилась слегка, увидев пришитые пуговицы.
– Не следует притягивать их так плотно, дорогуша, от этого собираются морщины вокруг. И за эти складочки они не платят. Или меньше платят. Вам следует быть аккуратнее. Смотрите. Дайте я покажу вам.
Она присела ненадолго и пришила несколько пуговиц своими ловкими пальцами; Аманда устыдилась, увидев ее скорость, напомнившую ей образец вышивки Марты Бартлетт, законченный в 1805 году и сохраняемый для Аманды в качестве примера.