Страстные сказки средневековья Книга 1.
Шрифт:
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ.
Утром графиня проснулась от поцелуя. Испуганно распахнув ресницы, Стефания встретилась взглядом с черными глазами супруга. Де ла Верда был уже полностью одет и снисходительно улыбаясь, любовался разметавшейся по постели женой.
– Просыпайтесь, ангел мой, нас ждут гости! Все хотят отпраздновать нашу брачную ночь. Посмотрите, какое украшение реет над нашим домом!
С этими словами он вытащил обнаженную жену из постели и подвел к окну. Нервно кутаясь в поспешно прихваченную простынь, Стефка недоуменно
– Украшение?!
– Но, любовь моя, - ласково упрекнул её супруг, - неужели вы не видите, что я даже спустил фамильный штандарт, склонив его перед вашим знаменем!
Графиня с опаской покосилась на неизвестно почему радующегося супруга. Иногда он её пугал! Какое ещё знамя? Она вновь пристально оглядела шпиль башни и с удивлением заметила закрепленное на нем непонятное белое полотнище. Но вот ветер рванул его, и отчетливо стали видны бурые пятна.
– Это моя простыня?!- не веря собственным глазам, спросила шокированная Стефка,- но..., зачем?
В их краях, конечно, то же практиковали обряд выкупа простыни новобрачной, но никому и в голову не приходило вывешивать её на всеобщее обозрение на башню донжона. Этими деликатными делами обычно занимались мать невесты и женская половина семьи жениха.
– Как - зачем?
– не понял её изумления граф, - пусть каждый из находящихся во всей округе людей убедится в вашей чистоте и невинности! Никто не должен усомниться в законности происхождения моего наследника!
– Какое им всем до этого дело?
У Стефки даже слезы выступили на глазах от стыда - в голове билась одна только мысль, что сейчас на это полотнище смотрит Гачек, епископ, Тибо и все испанцы из отряда мужа, и от этого становилось кошмарно неловко.
– Таков обычай, принятый в моей семье,- снисходительно пояснил де ла Верда, откровенно забавляясь её смущением,- все графини выходили замуж подобным образом. В брачную ночь этот драгоценный для мужа штандарт невесты обязательно должен быть вывешен на башне замка. Разумеется, я не мог пренебречь этой традицией и вывесил ваш!
Стефка, онемев от возмущения, уставилась на простынь, и тут до неё кое-что дошло.
– Так именно из-за этого вы пять месяцев мучили меня бесплодными свиданиями?
– сузила она глаза, грозно глянув на супруга, - чтобы иметь возможность помахать этой окровавленной тряпкой?
– Не мог же я её повесить над постоялым двором или украсить простыней наш отряд,- ничуть не смутился дон Мигель,- а родовые обычаи на то и существуют, чтобы их придерживаться!
– Хорошо,- начала закипать Стефка,- а если бы епископ не подарил вашему деду этот замок, мне что же, пришлось дожидаться окончания вашей миссии, а потом ещё ехать в поисках брачных радостей в Испанию?
У графа было настолько хорошее настроение, что его не могли испортить даже глупые придирки жены. Впрочем, понятно, почему она так злилась. Мысли женщин всегда сосредоточены на постели, что им борьба с еретиками или особые поручения папы! Да пусть хоть весь мир рухнет в тартарары, если им нужен
– Столько бы я не выдержал, - с готовностью признался он,- это уже слишком!
– И чтобы вы тогда сделали?
Де ла Верда хмыкнул, с любовью отводя от её раскрасневшегося лица пряди спутанных волос.
– Скорее всего, приказал захватить какой-нибудь замок по дороге, и пока мои люди бились на стенах, осуществил бы свои супружеские права. И, вздернув вашу простынь вместо стяга, пошел под его сенью в свой последний бой.
Граф, конечно, смеялся над гневом оскорбленной жены, но Стефка даже на секунду не усомнилась, что он способен и не на такое!
Ещё недавно графиня наивно думала, что такого количества непристойностей, как на вчерашнем ужине, не произносилось ни на одной свадьбе, но утро показало, что она сильно ошибалась.
Развевающееся на всю округу полотнище в пятнах крови подействовало на присутствующих, как тряпка на быка. Бедной Стефке казалось, что это событие громко обговаривают между собой даже развешанные по стенам залы, проржавевшие рыцарские латы, что уж говорить про не обремененных излишней стыдливостью эльзасских баронов!
Каждый изощрялся, как мог, больше всего опасаясь, что его не услышит то и дело краснеющая новобрачная. Поэтому пьяные разнузданные голоса составили такую какофонию звуков, что мирно спавшие, наверное, целое столетие в перекрытиях крыши летучие мыши то и дело испуганно вылетали из своего убежища, гадили на головы и в блюда буянам и опять исчезали в темноте.
– Дурость в голове, а та по самые уши в дерьме!
– тот час мечтательно прокомментировал Тибо,- и мыши баронам под стать, знают, где им нас...ть!
Стефания даже взвыла, не в силах хотя бы дать безобразнику подзатыльник. И тот бессовестно воспользовался её попустительством.
– Ваша простынь пусть не велика, но свисает здесь с любого языка!
Впрочем, граф вовсе не разделял угрюмого настроения жены и искренне развлекался происходящим. Смеялся громче всех над сальными шутками и епископ, само присутствие которого, казалось бы, должно было отбить охоту шутить подобным образом у этих доморощенных пошляков. Гордость не позволила Стефании раскиснуть, и она, выпрямившись в кресле, постно уткнула глаза в сложенные руки и терпела. Вот если бы ещё можно было вставить затычки в уши, или временно оглохнуть!
– Жизнь женщины не мед, но Соломон говорил, что и это пройдет!
Стефка удивленно опустила глаза на сидящего у её ног карлика. Тибо по обыкновению дурацки хихикая, строил рожи, какому-то наливавшемуся злобой огромному гостю, но эти слова... в них прозвучало сочувствие и попытка утешить! Неужели этот шут умнее её мужа?
– Тибо?
– Ваша светлость, мужчин золотая греза, вы здесь как жемчуг средь свинячьего навоза!
Неизвестно почему, но последние слова принял на свой счет огромных размеров толстяк барон.