Страстные сказки средневековья Книга 2.
Шрифт:
– Рассказывают, что когда-то давно, в Копфлебенце во время шахматных партий убивали людей, когда выходили из игры, олицетворяемые ими фигуры. Сейчас этого вроде бы уже нет, но земля слухами полнится, что, дескать, в их партиях по-прежнему замешаны люди, но никто не знает, в чем конкретно заключается игра!
М-да! Малопонятно, но был ещё аспект проблемы поневоле его заинтересовавший.
– А почему вы так уверены, что эта дама Стефания любовница хозяина?
– Когда женщина и мужчина исчезают вдвоем из зала прямо посереди танца, а потом ты видишь её с распухшими от поцелуев губами... Что в таком случае можно подумать?
–
– В ответ на мой вопрос женщина сказала, что её мужа в замке нет!
Дон Мигель рассеянно слушал продолжение описания жизни Копфлебенца, он даже согласно покивал головой на некоторые сентенции менестреля, но потом все же незаметно перевел разговор на другое, и вскоре откланялся.
Она мертва!
– упрямо сказал он себе, укладываясь спать,- она мертва хотя бы потому, что барон не счел нужным скрыть ту даму от де Вильмона! Украденных женщин не выставляют напоказ, даже не изменяя имен! Да и вообще, фантазия менестреля могла любую смазливую бабенку превратить в идеал красоты!
И всё же... что-то царапало сердце, какое-то неясное предчувствие новой беды. Дон Мигель в ту ночь долго молился за упокой души супруги, даже не сознавая, что таким образом пытается уговорить Создателя оставить Стефанию у себя.
МОРАВИЯ.
Письмо из Копфлебенца пришло в Моравию в начале октября. Его доставил один из вечно странствующих монахов. Куда и зачем бредут эти люди из одного конца Европы в другой понять трудно, но они вечно толкутся, как на постоялых дворах, так и на кухнях самых неприступных замков, легко минуя караулы и запоры. Торгуя крестиками с мощами различных святых, да чудодейственными иконками и облатками, за мизерную плату эти монахи могут протащить в складках своих не первой свежести потертых сутан и тайные сообщения. Вот этой своеобразной оказией воспользовалась Ульрика, чтобы сообщить Генриху Моравскому, что фон Валленберг обвел его высочество вокруг пальца, присвоив себе заказанную пленницу.
Монах до Моравии добирался долго, петляя по своим делам по всей империи, а когда все-таки добрел до адресата, то выбрал отнюдь не самое подходящее время.
Принц как раз охотился, когда в его охотничьи угодья неторопливо приплелся запыленный монах, но одновременно с ним примчался и гонец с известием, что его светлость необходим в Брно. Его отцу становилось всё хуже. Болезнь душила маркграфа - он задыхался и кашлял кровью.
Генрих Моравский получив известие об обмане фон Валленберга, гневно скрипнул зубами, но в эту пору ему стало не до женщин. Он прекрасно осознавал, какие сюрпризы его могут ждать, если он не поспешит ко двору.
Всему свое время!,- мудро решил Генрих.
Действительно, скорое возвращение принца оказалось неприятным сюрпризом для сторонников его дяди - младшего брата отца.
Ульрих был довольно влиятельной фигурой при дворе и его уважали бароны. Он славился здравомыслием и отвагой на поле боя. Генрих же пока ничем, кроме беспутных выходок себя не проявил. Развратник, гуляка, мот!- вот далеко не полный список эпитетов, которыми его награждала оппозиция.
Немалое значение имело и то, что большинство баронов не пожелало смириться с поражением чешского короля Подебрада от венгерского короля Матеяша Корвина, в результате которого Моравия стала вассалом Венгрии. Ульрих нередко выступал против венгров, тогда как Генрих, наоборот, часто бывал с матерью при венгерском дворе, демонстрируя лояльность новому
Маркграф был ещё жив. Тяжело и с хрипом дыша, он лежал на смертном одре в окружении нескольких преданных слуг, жены и епископа, а в соседней со спальней зале уже собрались решительно настроенные бароны.
– Генриху нет и тридцати,- говорили одни, не отваживаясь откровенно нападать на молодого человека,- у него нет склонности к государственным делам! Охота, девки и пирушки - вот, чем забита голова наследника престола! Не лучше ли управлять его мудрому дяде?
– Генрих - вертопрах, никчемный, лживый мальчишка,- более резко высказывались другие,- он за это время так успел нагрешить, что самое место ему в монастыре!
– Нельзя допустить его коронации! Генрих погубит маркграфство, сделав его венгерской провинцией,- припечатывали следующие,- только мудрый и уравновешенный Ульрих может спасти государство от окончательного порабощения!
Короче, если были среди присутствующих люди, симпатизирующие Генриху, то они считали нужным помалкивать. Среди моравских баронов царили патриархальные нравы, инакомыслящим могли расквасить нос, а то и хуже. От души проорав все свои претензии, заговорщики, в конце концов, пришли к соглашению, что сразу же, как маркграф испустит дух, они провозгласят властителем Ульриха. Когда же Генрих прискачет к телу отца, то его поставят уже перед свершившимся фактом. И пусть Корвин хоть лопнет от злости!
Естественно, что все эти разговоры были известны маркграфине, которая в ужасе склонилась над синеющим от удушья мужем.
– Подождите, дорогой,- плакала она,- не умирайте! Вы, Люксембурги, всегда славились выносливостью. Дождитесь нашего мальчика, я сердцем чувствую, что он уже в дороге. Держитесь, держитесь!
Естественно, что хотя Генрих и не присутствовал на заседании заговорщиков, он не обманывался на счет любимого дядюшки. Поэтому, когда принц ворвался со своими людьми в ворота замка, он не пошел напрямую в спальню умирающего отца, а прокрался туда потайными ходами, внезапно возникнув перед родителями и епископом прямо из стены.
Шпильберг - резиденция моравских маркграфов славился своими потайными ходами, и, разумеется, Генрих в них прекрасно ориентировался - его в свое время ознакомил с этой государственной тайной отец.
– Генрих, мальчик мой,- кинулась ему на шею обливающаяся слезами мать, но сын решительно отстранив её, подошел к задыхающемуся на смертном ложе маркграфу.
– Я здесь, отец,- почтительно поцеловал он холодеющую руку,- я мчался, загоняя коней, чтобы не допустить междоусобицы в государстве, законно приняв власть из ваших рук!
– Генрих!
– отец, в кои-то веки растянул дрожащие губы в улыбке.
Они никогда не были близки, мало того, не доверяли друг другу. Но сейчас все резко изменилось! Маркграфу явно хотелось сказать сыну что-то личное, как-то приласкать его перед вечной разлукой, но дела государства для подобных людей всегда важнее, чем родительская любовь.
В присутствии епископа и нескольких ближних дворян власть по всем правилам была передана Генриху. Маркграф поставил дрожащей рукой свою последнюю подпись на документе и испустил дух. Все находящиеся в комнате тут же были приведены к вассальной присяге, и Генрих вышел к дядюшке и недовольным баронам уже маркграфом.