Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
Израиль в промежутке между войнами с арабами в 1967 и 1973 годах — пример того, как может резко измениться национальный стиль, но лишь затем, чтобы восстановиться снова. После 1967 года представление израильтян о своем материальном превосходстве привело ко все большему отходу от реляционного маневра, так что, когда началась октябрьская война 1973-го, преобладали лобовая атака и прямолинейная защита — пока шок, вызванный серьезными тактическими поражениями в первые несколько дней сражений, не повлек за собой еще более быстрое возвращение к реляционному маневру [68] . Но бывают, конечно, исключения, определяемые людьми и обстоятельствами. В 1944 году американский национальный стиль войны отдавал предпочтение боевым действием на истощение (разумное решение, если учесть как материальное превосходство, так и плохо обученных новобранцев), но это не помешало Паттону проникать глубоко на вражескую территорию благодаря маневрам, рассчитанным на использование более низкой мобильности немцев, причиной которой была нехватка и грузовиков, и горючего. А в 1951 году Дуглас
68
Эта резкая перемена воплотилась, например, в исключительно рискованной, но чрезвычайно успешной переправе через Суэцкий канал 15 октября 1973 года, целью которой было окружить египетскую «Третью армию» (на деле — корпус из трех дивизий) на Синайской стороне канала, хотя изначально египтяне контролировали оба берега, за исключением узкого прохода. Как всегда бывает при реляционном маневре, отправной точкой стало обнаружение уязвимости врага, в данном случае весьма тонкой, а именно — неспособности египетского высшего командования своевременно перестроить свои войска.
Национальные стили достаточно прочны, и их стоит определить, хотя они не являются ни всепронизывающими, ни неизменными. Сейчас уже должно быть очевидно, что истощение и реляционный маневр не сводятся к оперативному уровню. Они проявляются на всех уровнях стратегии: и на нижних, и на высших.
Тем не менее их рассмотрение на данном уровне стратегии уместно, потому что значение оперативного уровня напрямую зависит от того, в каком объеме там присутствует реляционный маневр. Если существенной характеристикой военных действий является истощение, как обстояло дело с большей частью окопной войны в ходе Первой мировой, то более масштабный взгляд на сражения с оперативного уровня может усмотреть лишь одни и те же тактические эпизоды, повторяющиеся снова и снова, на одном участке фронта за другим. Иными словами, оперативный уровень — не более чем сумма его тактических частей. Так что мы не можем узнать ничего, чего мы еще не узнали бы, рассматривая любой из отдельных эпизодов на тактическом уровне.
Это верно по отношению ко всем видам военных действий. Первый этап битвы за Британию, на котором господствовала направленная на истощение кампания Люфтваффе против Королевских ВВС Великобритании, состояла в ежедневных бомбардировках британских аэродромов и авиационных заводов, что приводило к регулярным боям немецких истребителей сопровождения с «Харрикейнами» (Hurricanes) и «Спитфайрами» (Spitfires) британской истребительной авиации (Истребительного командования — Fighter Command), пытавшимися перехватить немецкие бомбардировщики. Итог этого противостояния не определялся ничем, кроме простой арифметической суммы результатов этих столкновений, без каких-либо оперативных (в противоположность стратегическим) целей и с той, и с другой стороны и без применения каких-либо методов войны на оперативном уровне [69] .
69
Не все офицеры Истребительного командования удовлетворились этим: некоторые отстаивали необходимость дать ответ на оперативном уровне. В частности, командир эскадрильи Дуглас Бэйдер и командующий группой Трэффорд Л и- Мэллори стояли за то, чтобы согласованно нападать на формирования немецких бомбардировщиков после того, как они отбомбятся, нападать целыми группами (которые невозможно собрать во время перехвата, предшествующего бомбардировке), а не перехватывать их предварительно отдельными эскадрильями. Этот метод был разработан для того, чтобы использовать слабое место немцев: недостаточную дальность полета лучшего истребителя Люфтваффе, одномоторного «Мессершмитта Bf-109». По расчетам британских пилотов, результаты для каждого отдельного истребителя улучшились бы, потому что к тому времени большинство «Мессершмиттов» уже не могли бы маневрировать из-за нехватки горючего, даже если бы еще сопровождали бомбардировщики. См. Terraine, John. The Right of the Line («В первых рядах»), 1985. P. 198–205.
Если же, напротив, доля содержания реляционного маневра велика, то в соответствии с этим оперативный уровень становится важным. Возможно, лучшая иллюстрация этого — блицкриг, классическая форма наступательных действий в годы Второй мировой войны, которую применяли не только ее немецкие изобретатели, но также их советские и американские противники; после 1945 года ее несколько раз воспроизводили израильтяне, северокорейцы и северные вьетнамцы в своем последнем наступлении в 1975 году. Ни один другой метод войны не зависит в такой степени от реляционного маневра.
Если мы попробуем рассмотреть глубоко проникающее наступление на тактическом уровне как картинку или, скорее, как целую череду картинок, по мере его разворачивания, то мы увидим лишь бессмысленные и просто сбивающие с толку фрагменты целого. Глядя на любой из векторов наступления, мы увидели бы длинную колонну танков, БМП и грузовиков, движущихся тонкой нитью вглубь вражеской территории, почти не встречая при этом сопротивления. Мы могли бы подумать, что наблюдаем совсем не войну, а всего лишь триумфальный победный марш, потому что не видим никаких сражений, достойных упоминания, кроме случайных стычек, когда танки во главе колонны прорываются через контрольные посты вражеской военной полиции или сталкиваются с ничего не подозревающими конвоями снабжения противника, перевозящими припасы к линии фронта. Мы были бы уверены, что вторгшиеся скоро достигнут своей цели, даже вражеской столицы и, возможно, выиграют войну, как только там окажутся.
Но, когда мы возвратимся взором назад, к исходной линий фронта, мы поймем, каким образов этой колонне удалось прорваться сквозь прочный барьер солдат и оружия: в линии фронта есть брешь, пробитая совсем недавно атаками пехоты при поддержке как артиллерии, так и ударов с воздуха. Враг распределил свои войска вдоль всего фронта, атака же сосредоточилась на одном его участке. Но брешь — это всего лишь узкий проход. С обеих сторон этого прохода остаются сильные войска противника. Правда, их отвлекают ложные или отвлекающие атаки, производимые войсками, распределенными тонкой линией, чтобы противостоять им вдоль всего фронта, а иногда беспокоят атаки с воздуха, но в целом они остаются почти в неприкосновенности.
Узкая брешь в линии фронта теперь кажется весьма уязвимой: ведь войскам обороны и с той и с другой стороны нужно лишь слегка продвинуться, чтобы соединиться снова и перекрыть разрыв. Мы могли бы сделать вывод, что длинная тонкая глубоко проникнувшая колонна не марширует к победе, а продвигается к собственной гибели. Эта колонна находится уже очень далеко от своей территории за линией фронта, где остаются все ее склады, откуда она может получать снабжение. Мы видим грузовики, идущие по одной дороге, от пробитого в линии фронта узкого прохода толщиной с карандаш; они должны доставить наступающей колонне топливо и боеприпасы, но сильные оборонительные войска с обеих сторон бреши, несомненно, прекратят это движение, как только соединятся, чтобы закрыть разрыв в линии фронта. Тогда танки, БМП, артиллерия и все остальные больше не будут получать снабжения.
Даже если сражений мало, а поэтому нет нужды в пополнении боеприпасов, у колонны скоро закончится горючее.
Если колонна вынуждена будет остановиться, откроется ее крайняя уязвимость на тактическом уровне: у длинной тонкой линии машин слабые фланги и нет прочного фронта, так что она открыта для атак с любой стороны на всем своем протяжении. Любое находящееся поблизости боевое соединение врага, каким бы малым оно ни было, может атаковать ближайший участок стоящей колонны. Получается, что те, что так смело наступали, сами привели себя к поражению от рук обороняющихся. Окружить столь значительное боевое соединение в обычных условиях очень непросто; но, зайдя так далеко вглубь вражеской территории, атакующие в действительности окружили сами себя; их стремление продвигаться вперед всего лишь приведет их во вражеские лагеря для военнопленных.
Но, если мы отступим от этого узкого взгляда, ограниченного тактическим уровнем, чтобы рассмотреть более масштабную ситуацию на уровне оперативном, то картина перед нашими глазами полностью преобразится. Во-первых, мы обнаружим, что проникнувшая в глубокий тыл колонна, которую мы раньше видели в изоляции, — лишь один клин наступления. Есть по меньшей мере еще один, а может быть, и несколько. Правда, каждый из них вытекает из бреши в линии фронта, которая остается совсем узкой и потенциально уязвимой. Но различите колонны сходятся друг с другом, и уже неясно, кто кого окружает, потому что линии продвижения разрезают территорию защиты, как нарезают на ломти пирог или торт.
Кроме того, если мы посмотрим, как в действительности оборона реагирует на эти танковые прорывы, то увидим, что нетронутые фронтовые силы с обеих сторон от каждого прорыва вовсе не идут на соединение друг с другом, чтобы в корне задушить проникновение врага. Им приказали отступать как можно быстрее, чтобы образовать совершенно новый оборонительный фронт, далеко в глубине от первоначальной линии фронта. Намерение ясно: встретить наступающие колонны многочисленными силами, чтобы защитить весь поддерживающий войска тыл со всеми его военными базами и казармами, складами, конвоями снабжения, всеми видами обслуживающих подразделений и множеством штабов. Заглянув в эти штабы корпусов, армий и групп армий, мы увидим, что там царит сильное смятение и некоторая простительная паника: вражеские танки приближаются быстро, а новый фронт, который предполагается восстановить на их пути, до сих пор существует лишь на бумаге штабных карт. Отступающие войска обороны проигрывают гонку в сравнении с атакующими. Вместо того чтобы опередить атакующих, дабы образовать новую линию фронта, они сами оказываются опережены — они попросту не могут отступать достаточно быстро. Изначально они были развернуты для того, чтобы обеспечить решительное сопротивление лобовой атаке, поэтому силы защиты не готовили для быстрого движения. Их пехота была распределена вдоль линии фронта по ротам и батальонам, точно так же как и большая часть полевой артиллерии была разделена на множество разбросанных там и сям батарей, чтобы обеспечить каждое фронтовое подразделение огневой поддержкой. Что же касается танков и БМП сил обороны, то они не были собраны в группы численностью в сотни боевых единиц, в дивизионные колонны, готовые выступить вперед; они тоже распределились вдоль линии фронта — для локальных контратак в поддержку пехоты, удерживающей каждый участок фронта. Эти рассеянные силы должны собраться для того, чтобы образовать маршевые колонны, прежде чем они смогут начать отступление, а это потребует времени, даже если всякие колебания отсутствуют. Но, когда приходит неожиданный приказ к отступлению, командиры и штабные работники фронтовых войск, не подвергшихся атаке (на деле большая их часть, учитывая, что бреши, через которые проникает враг, немногочисленны и узки), ошарашены мыслью, что им предстоит отступать, даже если враг непосредственно перед ними не наступает совсем. Налицо также нежелание покидать хорошо защищенный фронт с минными полями, выкопанными в землю позициями для орудий и, возможно, с тщательно возведенными укреплениями.