Стратегия. Логика войны и мира

Люттвак Эдвард Николае

Воспрещение посредством артиллерии и с воздуха

Опять же, ничего нового не было и в воспрещении (interdiction) подхода подкреплений как таковом. Систематический артобстрел дорог, ведущих к линии фронта, широко использовался уже в Первой мировой войне, когда такая тактика с применением дальнобойной артиллерии была важным элементом стратегии театра военных действий: и при удержании фронта, и при его прорыве.

Наряду с искусственными препятствиями на «ничейной земле» между противостоящими друг другу рядами окопов, изрытой заполненными водой воронками от снарядов и покрытой колючей проволокой, а также с учетом решающего арифметического преимущества пулеметов в укрепленных гнездах перед наступающей в пешем строю пехотой, артиллерийское воспрещение позволяло обороняющимся превзойти наступающих в сосредоточении, даже если силы последних тайно скопились в больших количествах прямо за линией фронта, прежде чем перейти в атаку [103] . С гораздо меньшим успехом дальнобойная артиллерия применялась в попытках прорвать фронт, лишая вражеские подкрепления возможности собраться на участках, подвергающихся атаке.

103

Основной причиной преимущества

в обороне во время Первой мировой войны была именно та относительная легкость, с которой силы пополнения могли добраться до окопов от ближайшей железнодорожной ветки, пусть даже под артобстрелом. Напротив, атакующим (также пешим) приходилось преодолевать многообразные препятствия на своем пути, добираясь до тех же самых фронтовых окопов под пулеметным огнем. Изначальная цель создания танка, сводившаяся к тактическому уровню, заключалась в разработке машины, покрытой броней, защищающей от пулеметного огня, и снабженной гусеницами, позволяющими преодолевать воронки от снарядов и прорывать заграждения из колючей проволоки. Иными словами, эта цель состояла в устранении вышеуказанной асимметрии. И лишь впоследствии был признан высокий потенциал танка на оперативном уровне в боях глубокого проникновения.

Артобстрелы, производившиеся по точкам на географической карте (обычно это были перекрестки дорог или подходы к линии фронта), не приводили к смертям или ранениям множества людей и не могли уничтожить значительную часть оборудования. Но этого и не требовалось для того, чтобы добиться задержки, которая и была целью обстрелов (правда, случалось и так, что вследствие артиллерийского воспрещения все-таки гибло большое количество людей: так было, например, на маленьком Верденском выступе, где в течение месяцев ежедневно скапливались тысячи солдат).

Во время Второй мировой войны, а затем в Корее, Вьетнаме и Ираке в 1991 году воспрещение поставок снабжения и подкреплений посредством атак с воздуха заменило или дополнило собою обстрелы путей подъезда. Глубокие атаки требуют более крупных и дорогих самолетов или как минимум — больше топлива, но при полной заправке самолеты вынуждены брать на борт меньше бомб, чем при атаках на линии фронта; а поэтому применение глубоких атак должно быть оправдано каким-то их компенсирующим преимуществом. И оно имеется: противник, находящийся на линии фронта, выглядит иначе, чем за ней (в тылу). Подкрепления, прибывающие на линию фронта по автомобильным или железным дорогам, более заметны и плотнее сосредоточены, а поэтому представляют собою более выгодные цели для атак с воздуха, чем силы, развернутые для сражения на линии фронта, — особенно в том случае, если это силы обороны. Однако обилие целей — это одно, а возможность их поражения — совсем другое: штурмовые бомбардировщики могут беспрепятственно проникать в глубокий тыл, пролетая вдоль автомобильных и железных дорог, бомбя и обстреливая с воздуха вражеские колонны, лишь в том случае, если логика стратегии отменяется отсутствием реакции противника. Это почти справедливо для ситуации 1991 года в Ираке, когда активными оставались лишь локализованные системы ПВО; с другой стороны, войска НАТО проявляли изрядную осторожность в войне в Косове в 1999 году, опасаясь низкотехнологичных, но многочисленных и дислоцированных на широком пространстве средств ПВО югославских федеральных сил.

Здесь, как всегда, действует некий парадокс. Если собственные ВВС и ПВО противника сильны, его войска и команды снабжения могут без особого риска скапливаться в своем тылу в плотные конвои прямо средь бела дня, так как их передвижению вряд ли грозит воспрещение с воздуха. В этом случае команды самолетов, предназначенных для бомбометания и атак, придется укомплектовывать большим количеством истребителей сопровождения. С другой стороны, если ПВО противника слаба (что дает полную свободу действия самолетам, осуществляющим воспрещение), то он едва ли позволит себе организацию оживленного дорожного движения военной техники на тех территориях, где ее можно было бы с легкостью атаковать. Ведь в таком случае противник постарается перемещать свои войска и отряды снабжения по ночам или же рассеянными группами — либо будет использовать обе эти тактики. Таким образом, слишком мощные ВВС сами подрывают свою потенциальную полезность. Правда, и перемещение по ночам, и рассредоточение сами по себе приводят к задержкам, и тогда перед атакующими встает вопрос: достаточно ли выигранного таким образом времени для того, чтобы оправдать цену воспрещения с воздуха? Одно дело, если воспрещение задержит прибытие к линии фронта какого-то определенного воинского подразделения, и это определит исход боя. И совсем другое — если воспрещение с воздуха лишь на несколько дней задержит обычный недельный переход подкреплений противника к зоне затянувшегося сражения [104] .

104

Примерно 220 200 из общего числа 399 600 боевых вылетов, совершенных ВВС США во время войны в Корее, расценивались как воспрещающие удары. Эти значительные затраты ресурсов и сил иногда помогали сдерживать нападения китайцев, но по большей части приводили лишь к тому, что китайцам приходилось задействовать вдвое больше носильщиков. Воспрещение составили еще большую пропорцию при значительно большем числе боевых вылетов в ходе войны во Вьетнаме — с итогами впечатляющими, но не решающими. Статистические оценки войн в Корее и Вьетнаме см.: White, William D. U. S.TacticalAirPower(«Тактические ВВС США»), 1974. P. 68.

В контексте обороны центрального фронта силами альянса в годы «холодной войны» было маловероятно, что удастся серьезно воспрепятствовать советским подкреплениям и командам снабжения посредством бомбардировок мостов, путепроводов, железнодорожных сортировочных узлов и автодорог. Возрастающее количество и густота железных и автомобильных дорог, идущих с востока на запад, из СССР в Западную Германию, а также превосходство Советской армии в возведении военных мостов привели бы к краху кампании по воспрещению, нацеленной на транспортную сеть как таковую [105] .

105

Уже в начале 1960-х годов, до строительства дополнительных дорог, было подсчитано, что даже в том случае, если «пропускная способность» сети автомобильных и железных дорог, ведущих из западных областей СССР в Западную Германию, снизилась бы на 90 процентов, то оставшихся 10 процентов все же хватило бы на то, чтобы выдержать полномасштабное советское наступление. См.: Enthoven, Alain С. & Smith, К. Wayne. How Much Is Enough? («Сколько нужно, чтобы было достаточно?»), 1971. Р. 222.

Схемы глубокого воспрещения

В нынешних схемах «революции в военном деле» (RMA), как и в предшествовавших им схемах «глубокого удара» времен «холодной войны», бомбардировка транспортной инфраструктуры представляет собою лишь второстепенную задачу, хотя ныне, в век рутинной технической точности средств поражения, она весьма эффективна. Более важной задачей является поражение самого движущегося транспорта — а это цели, которые гораздо сложнее найти, идентифицировать, передать самолетам или ракетным частям и поразить. До сих пор, до войны в Косове включительно, только неподвижные цели подвергались успешным бомбардировкам, то есть с малым расходом оружия на каждую уничтоженную цель. Но оптимистически настроенные сторонники РВД утверждают, что последние достижения в области датчиков обнаружения и в компьютерном деле пролагают путь выхода из этого стратегического парадокса, сводя на нет такие препятствия, как покров ночи и (в меньшей степени) рассредоточенное перемещение сил противника. Спутниковое наблюдение не может быть непрерывным, но зато таковым может быть наблюдение, осуществляемое с больших высот беспилотными самолетами. Данные о замеченных передвижениях передаются немедленно и могут обрабатываться полуавтоматически, чтобы затем выбрать конкретные цели и подобрать подходящие средства их атаки: направляя на них либо ракету, либо пилотируемые самолеты с передовым вооружением. Это дает потенциальную техническую возможность атаковать войска противника на переходе, даже ночью и даже если они рассредоточены, — но лишь в том случае, когда каждый компонент системы действует надлежащим образом [106] .

106

Cotter, Donald R. New Conventional Force Technology and the NATO-Warsaw Pact Balance, II. P. 25–38. Пессимистический взгляд см.: Canby, Steven L. New Conventional Force Technology and the NATO-Warsaw Pact Balance, I. P. 7—24.

И все же до сих пор не прекращаются споры о возможности создания (а также экономичности и прочности) «системы систем», которая могла бы обнаруживать движущиеся цели и следить за ними, запускать в них ракеты или отправлять для их уничтожения пилотируемые самолеты той или иной разновидности и при этом добиваться необходимой корректировки нацеливания, по мере того как цель продолжает перемещаться. Оставив детальные подсчеты другим, мы можем рассмотреть этот вопрос в рамках стратегии, и обнаружится, что Клаузевиц вновь оказался здесь нашим предшественником. В его дни не было ни боевых самолетов, ни управляемых ракет, но основополагающая асимметрия между командами снабжениями, находящимися в пути, и войсками, развернутыми для боя, уже была налицо, как и искушение нанести удар за линиями войск противника посредством кавалерии, совершающей глубокий рейд. Как обычно, Клаузевиц описывает благоприятные перспективы, прежде чем указать на осложнения:

«Среднего размера транспорт в 300 или 400 повозок с любым грузом растягивается в длину на полмили, более значительный — на несколько миль. Каким же образом можно прикрыть столь растянутый участок теми ничтожными силами, какие обычно сопровождают обозы? [Нынешние транспорты длиннее: одна механизированная дивизия из 4 000 или более машин занимает по меньшей мере 40 миль дороги]. Если прибавить к этому еще малоподвижность всей этой массы, ползущей чрезвычайно медленно и находящейся под постоянной угрозой замешательства; если к тому же принять во внимание, что каждую часть транспорта надо прикрывать отдельно, так как если противник настигнет эту часть, то весь транспорт придет в смятение. Невольно возникает вопрос: возможно ли вообще защищать и прикрывать подобного рода обозы? Или, иными словами: почему не все замеченные обозы бывают атакованы? И почему не все обозы, достойные прикрытия, бывают атакованы? Разрешение загадки заключается в том, что в подавляющем большинстве случаев безопасность транспортов обеспечивается их общим стратегическим положением (то есть попросту тем, что они находятся в тылу). В этом преимущество транспортов перед всеми другими частями армии, доступными воздействию на них неприятеля, в этом и причина дееспособности даже ничтожных средств транспортной обороны. Таким образом, можно заключить, что, несмотря на то, что это кажется тактически просто, но нападение на транспортные конвои не обещает верного успеха» [107] .

107

Клаузевиц К. «О войне», VII. 18. С. 499.

Иными словами, оперативные недостатки любых действий, проводимых вне зоны вашего контроля, в глубоком вражеском тылу, состоят в том, что при этом расходуются ресурсы вашего тактического преимущества, позволяющего производить удары по намеченным целям, сосредоточенным в поле видения. И поэтому, сколь бы уязвимыми ни казались цели, движущиеся по автомобильным и железным дорогам, потенциальные выгоды их поражения могут оказаться недостаточными для того, чтобы перевесить цену и риск при атаке, производимой на дальнее расстояние в глубоком тылу противника. Клаузевиц напоминает нам и о третьем, и притом более тонком, соображении: «общее стратегическое положение» транспортов в тылу оперативно более выгодно для войск обороны в целом, потому что им легче следить за тем, как разворачивается сражение за их обозы, так как вся их сила находится здесь, на месте событий. Во времена Клаузевица участь кавалерийского рейда оставалась неизвестной до тех пор, пока его участники не возвращались, чтобы поведать, что с ними произошло; остальная часть армии никак не могла оказать помощь рейду из-за отсутствия сведений о превратностях судьбы его участников. И лишь малую часть армии можно было отправлять в рейды: нескольких сотен всадников считалось много для значительного рейда по тылам врага, даже в армии, насчитывающей десятки тысяч человек.

Сегодня есть технические средства наблюдения, способные следить за тем, как разворачиваются события, но все же у обороны значительно больше возможностей отслеживать текущие итоги атаки с воздуха в пределах зоны своего контроля. В том случае и до тех пор, пока спутники наблюдения не будут уничтожены, они могут передавать изображения, однако клубы дыма и развалины, конечно же, демонстрируют итоги воздушных ударов, но в тоже время и скрывают их. Самолеты с радарами с большой высоты могут охватывать боковые панорамы на большие дистанции, а фотографирование с воздуха может продолжаться в течение всей войны, но вся совокупность информации, собранной таким образом, все же не может сравниться с точными подробностями, содержащимися во многих сообщениях с места событий, если у обороны еще есть средства телекоммуникации и она может принимать сообщения. Это информационное преимущество, а также обладание всеми средствами прямо на месте, может дать обороняющимся возможность реагировать широкомасштабно на узконаправленную глубокую атаку: либо перехватывая рейдовую кавалерию противника своей собственной, как во времена Клаузевица, либо пользуясь средствами современных военно-воздушной сил и методами электронной войны.