Стратегия. Спасатель
Шрифт:
Серая громада все ближе, возле нее центральный причал с маленьким черным пароходиком, самым настоящим, с длинной трубой с полоской! Причал там удобный, но он нам не нужен — по советам старших товарищей будем подходить не к такому шикарному, но куда как более демократическому — торговому.
За Крепостью лежит Лас Пиньяс, более-менее благополучный крошечный пригород Манилы. К северу от цитадели, в километре, судя по небрежно накаляканной индусом схеме, есть Навотас — район откровенной бедноты, где живет голь перекатная. В старом мире это кладбище, где, кроме покойников, устроились и живые-бедные. Здесь
Широкий и длинный дощатый причал все ближе. Народу не видно, но лодок в секциях причала много. Берег пуст, большинство манильцев, похоже, еще спит. Лишь одинокий улыбающийся мент или охранник смиренно поджидает нас — сонный, похоже, действительно добродушный. На поясе большой блестящий револьвер и дубинка-тонфа, на груди какой-то значок.
«Гугль» легонько ткнулся бортом о привальную доску, я быстро выскочил на причал, начал вязать конец на рубленый деревянный кнехт.
Мент подошел ближе. Местная Манила по-прежнему говорит по-тагальски и по-английски. Я даже выучил одно важное слово — «мабухай»: в переводе с тагалога, языка тагалов, главной народности Филиппин, это означает «здравствуй».
— Мабухай!
— Мабухай! — И улыбчивый таможенник сразу перешел на английский. — Меня зовут Ванчай, я таец. Бригада охраны пристани и рынка. Кто, откуда, цель приезда?
Бригада? Звучит многообещающе.
Я вкратце стал рассказывать немудрящую легенду о шанхайском бытии молодого доморощенного агронома. А здесь прицениться хотим, техника нужна, культиватор или даже мини-трактор. Все это время боец бригады благосклонно качал головой, но, когда я споткнулся с переводом слова «прописка» и в сердцах произнес его по-русски, Ванчай вдруг резко оживился.
— Скажите «водка»! — неожиданно попросил он.
— Ну водка, — машинально брякнул я.
Поймал, подлец.
— О! Зема! — на отличном русском языке вскричал охранник. — Так ты русский! Подожди, зема, давай поговорим! Я ж из «лумумбария»! В РУДН [36] учился!
Как вы считаете, есть от чего обалдеть?
Удивительно, но я тут же проникся общностью прошлого: первый встреченный мной человек, судьбой связанный с Россией, некогда, пусть и временно, пребывавший там. Мы зацепились языками и начали бодро вспоминать сладкую московскую жизнь. Все на русском, и все мимо Ленни, которой и пришлось самой вытаскивать на берег невеликое наше имущество.
36
Российский университет дружбы народов, бывший Институт дружбы народов имени Патриса Лумумбы.
В конце короткого диалога КВН-таец произнес:
— Ну же, елки! В общем, не боись, бросай все, никто ничего тут не тронет и вас не обидит, обещаю эту, как ее, «крышу»! Только длинноствол нельзя, закрою в будке. А пистолеты носи… Ну скажи еще раз, друг, как тебя зовут!
Он аж приплясывал от восторга.
— Федя.
— Федя!!! Какое красивое
Никогда и ни за что я не смогу скрыть цели своего похода. Всем все ясно.
— Ты же радио слушаешь? Они уже и футбольные матчи начали транслировать, на русском! У нас никто ничего не понимает, так им и перевожу, под пиво, в харчевне у старого китайца. И все болеют!
«Радио Россия» мы слушаем, но редко, в последние дни банально не было времени, какой-то калейдоскоп событий. Но кое-что знаю. Например, то, что — немыслимое раньше дело! — немцы влились в Русский Союз, и теперь Берлин есть просто город объединенного русского анклава. И народностей там уже э-ге-ге.
Но вот футбол…
— Ты серьезно?
— Что ты! Знаешь, — лицо охранника вдруг погрустнело, — иногда я думаю, что тоже свалил бы, имей возможность… Кто я здесь? Мент поганый, хрен ли. А ведь Ванчай в Москве был артистом, я в КВН играл, мне сам Масляков руку жал. Эх! — И он неожиданно тихонько запел до боли родное: — Мы начинаим кавэ-эн, длиа чиво, длиа чиво-о-о…
Как мне потом все это Ленни объяснять? Сборная команда КВН, РУДН им. П. Лумумбы, Александр Масляков, филиппинский таец из Москвы…
Полный сюрреализм.
Тепло попрощавшись с кавээнщиком, мы, согласно инструкциям, поднялись наверх и пошли к базару. Тут люди работают, и очень споро, все торопятся. Пахнет какой-то химией, дымом, кожей, нефтепродуктами, вспотевшими телами… Из большого ангара несколько человек вручную выкатывают старинный бортовой грузовик — ни за что не определю марки.
Мы с Zicke прошли мимо низких зданий складов, среди которых имелись три серых морских двадцатифутовых контейнера с надписью «FESCO», протопали мимо пары еще закрытых магазинчиков и вышли к торговым рядам — огромные плетеные ворота ведут внутрь рынка. Хочется сразу окунуться в эту атмосферу — ничто так не проявляет характера людей нового для вас места, как местный базар.
Но сначала нужно зайти к другу Джая.
Опрашивать никого не пришлось: большая кузня перед проходом к торговым рядам и характерная вывеска сразу показали нам правильный путь. Сбоку от кузни болтались трое молодых людей тревожного вида. Один качался в большом гамаке, двое играли в шахматы. А на кровле-то антенна, и вполне серьезная!
Нам сюда.
Бонифацио я заметил сразу — такого не спутать.
В неброских черных джинсах, в тщательно отутюженной белоснежной рубашке и солнцезащитных очках ветеран филиппинской SWAG производил обманчивое впечатление обыкновенного преуспевающего человека. Но Федю ему не обмануть. Бони всего лишь пару секунд посмотрел на меня из-за прилавка и медленно снял очки.
За спиной владельца лавки, на покрытых панелями из плетеного тростника стенах и стендах висели и лежали интереснейшие предметы, но я их пока не замечал — видел лишь острые и опасные глаза Бони. Верю. Подобный волчара и должен был вальнуть приснопамятного Абу Саифа. Это глаза бывшего матерого волкодава на закате карьеры, волей случая поменявшего полярность. Во взгляде сквозят остатки ментовского менталитета, расчетливость грамотного бандита и страх узнавания: «Что скажет настоящий волкодав, увидев меня тут». Какой-то скрытый стыд.